Александр Зорич - Первый меч Бургундии

• Название: Первый меч Бургундии
• Автор: Александр Зорич
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2001
• ISBN: 5-227-01425-6

Юноша, погибший много лет назад, возвращается в мир живых волей искушенных в магии големов. Гибель или процветание принесет герцогству Бургундскому этот человек — Рыцарь-в-Алом, галантный убийца, неуязвимый для стрел и клинков? Кто остановит его — воины Тевтонского ордена, опытные инквизиторы, итальянские артиллеристы или герцог Бургундский Карл Смелый? На заснеженном поле брани Рыцарю-в-Алом суждено сойтись в роковом поединке с Первым мечом Бургундии...

---

Жак принял эстафету и умер быстро; Гвискар дорожил своим временем и не был кровожаден, ему было жаль наемных мужичков - до "мужиков" арманьяки в его глазах не дотягивали. Жаковых гепардов Гвискар оставил пока что себе - знаменитый миланский меч, которым он совершил немало летописных злодеяний, был уже давно подарен сыну. Но пятого противника Гвискар не дождался - арманьяки оставили окно в покое и решили войти, как культурные - через дверь.

Оба меча - и Жаков, с гепардовой гардой, и предыдущий, с гардой леопардовой - были зауряднейшими клинками с незаурядной мертвительной силой. Ими можно было убить глиняного человека. Убить с десятого- двенадцатого удара - и всё-таки. По трофейным клинкам крылатыми ящерками струились мелкие духи враждебного, прусского воздуха, и с ними приходилось считаться. Гвискар прикинул, что за каждую такую ящерку вдохновитель арманьяков расплатился неделей своей жизни и проникся к неведомому противнику профессиональным уважением. Это мужик.

Тем временем арманьяки переметнулись к Мартину, который после схватки с Гвискаром показался им более доступной целью. Мартин, с виду вяловато тыкаясь своим полуторником в воздух, сразу упокоил двоих и, на миг сгруппировавшись в шаолиньского homo compactus - как хищен его прыжок! - переместился в самую гущу подступающих к Эстену арманьяков. Под хруст нагрудников Мартин сразу прикончил двоих.

Гвискар следил за схваткой из окна, но разделить бранную игру Мартина не спешил. Он был встревожен - а где же тот всадник с вольфрамовым распятием в руках? Почему он не лезет в замок? Не интересуется?

"Почему ваш суверен не с вами?" - голосом советского Информбюро испытывает Гвискар раненого арманьяка, властно вложив четыре пальца в рану на его бедре. "Он... с той стороны, он с нами не пошел!" - орет раненый, обмирая от боли, которая не настолько нестерпима, чтобы задушить саму себя вкупе с сознанием, но всё же абсолютно нестерпима.

Чтобы отправиться на поиски всадника, Гвискар был вынужден совершить вкусный проход по головотяпски сложенным вдоль неоконченной стены строительным материалам, проход с двумя декоративно отрубленными руками и тремя изуродованными трупами. Гвискару тоже перепало - левое бедро зудело, располосованное не столько сталью, сколько зубастыми ящерками.

- Гибор, родная! Помоги мне! - жалобно кричал в эту минуту герр Гельмут, стоя в тени башни, с видом на ослепительное солнечное сияние, один- одинешенек. На его ладони, облаченной в железную перчатку, были рассыпаны двадцать четыре тысячи сто двадцать шесть крохотных тлеющих углей.

Услышав голос Гвискара - о Боже, как он там оказался!? - Гибор подскочила к окну и, не увидев внизу Гвискара, высунулась наружу почти по пояс.

Не по-зимнему жгучее солнце ударило в правую щеку. И в этот момент на длинную тень, тень глиняной женщины Гибор, чья грудь - в гламурном декольте, чьи дикие косы - два сонных питона, на её призрачную тень, спустившуюся до самой снежной земли, вприпрыжку посыпались угли, каждый из которых, достигая снега, оживал, превращался в огненный плод хурмы, в озерцо расплавленной магмы, в отломок солнца и, наконец, в бурлящий покров Хиросимы.

4

С донжона открывается отличный вид. Слева - лесок, справа - отходящие к заброшенным штольням арманьяки, экипированные по моде сталинградского зимовья. "Повоевали - и будя!" - хмурится предводитель арманьяков, косясь на зловещую неприступную башню, и Гвискару даже кажется, что он слышит это "будя", хотя нет, с такого расстояния - помилуйте!

В комнате, что под самой кровлей башни, на столе лежит тело Гибор. Её руки сложены на груди, ноги босы. В пустых оконных рамах тишина, и это неудивительно - безветрие. Губы Гибор похожи на двух мертвых гусениц, в волосах Гибор осколки стекла, заиндевевшие и оттого похожие на снег, как у Снежной Королевы.

- Послушай, а почему ты не уходишь? - спрашивает Гвискар у Эстена, когда поредевшая колонна арманьяков скрывается из виду. - Они ведь за нами с Гибор пришли, а не за тобой. Там лошадь есть, ровно одна, как раз для тебя. Сейчас самое время. Пожил бы ещё, а?

- А почему ты не оденешься по-человечески? - насупившись спрашивает Гвискара Эстен. На Эстене - овечий тулуп до пола и сапоги на собачьем меху. Гвискар же одет с курортной небрежностью - штаны с парчовыми вставками вдоль боковых швов, пронзительно-голубой атласный пояс, кожаные туфли с подошвой не толще папиросной бумаги и рубаха, завязанная узлом на животе. Словно бы Гвискар не на войне, а в классе латиноамериканского танца.

- Мне всё равно, ты же знаешь. Я могу не чувствовать холода, если надо, - отвечает Гвискар, скривившись.

- Вот и мне всё равно.

- Ты чё, обалдел что ли?! Эстен, дружище! У тебя жена, двое детей, ты нормальный, сильный мужик, всё самое интересное для тебя только начинается, ты, можно сказать, только во вкус жизни входишь!

- Уже вышел, - у Эстена такое заупокойное лицо, что даже Гвискар начитает терять энтузиазм. - Все твои уговоры, Гвискар - злые пустяковины. Эмера, дети, ты же знаешь, они и без меня проживут, поедут к своему папе, если нужда прижмет. А вот почему бы Мартину или тебе не уйти отсюда? Ведь есть средство!

- Обо мне не может быть и речи. Мартин - пусть как хочет. Он сейчас - ты не поверишь! - сочиняет письмо своему траханому герцогу. Он - пожалста. А я хочу остаться с Гибор, - Гвискар обернулся к столу с детской надеждой во взоре. А вдруг ожила? Нет.

- Я тоже хочу остаться с Гибор и тоже имею на это право.

Эстен посмотрел в молодое, засеянное уполовиненной щетиной лицо Гвискара с печальным вызовом.

- О-оу, - просвистел Гвискар, сардонически вскинул мефистофелеву бровь и, уперев локти в обледеневший подоконник, уставился в окно. Возле штолен зачадили костры - арманьяки полдничали.

- Ты что, не ревнуешь? - спросил удивленный Эстен, от горя он стал немного гундосить.

Перед мысленным взором Гвискара пронеслись три случайных картинки: какой-то безымянный араб с неряшливой коричневой бородой и бугристой спиной со стигматами беспорядочного культуризма ведет бурым языком вдоль шеи лежащей на животе Гибор, ее щека на боку мертвого пса, а вокруг - предместья Гранады. Две русых, жидкогрудых женщины снимают с Гибор платье - отстегивают рукава, стягивают юбку, и расплетают косы, в сумрачном углу дымно змеится какое-то едкое говновоние, за окном судачит о Роланде бургундское фаблио. Представительный мужчина с умными глазами, мокрый и перепуганный, впивается в уста Гибор, в кулаке которой трепыхается рыба-краснобородка, мужчина экстатически закрывает глаза, открывает глаза и вперяется в обнаженную грудь Гибор так, словно бы надеется слизнуть с неё формулу Вселенной, а по сторонам - от заката до отката гуляет буйнопомешанная Флоренция.

- Не ревную ли я? - чтобы предупредить ослышку интересуется Гвискар. И, получив подтверждение Эстена:

- Нет, не ревную. Видишь ли, в своё время во Флоренции Гибор...

Но вдруг осознав, что Эстену, барону рода человеческого, совсем, наверное, и не нужно вникать в нравы падшего народа глиняного, Гвискар смолкает и, подойдя к Эстену вплотную, говорит:

- В общем, Флоренция тут не причем. Главное, что не будем ублюдками. Ты и я - мы же друзья. Так?

- Так, - подтверждает Эстен с вымученной улыбкой.

- Тогда пошли пожрем. А то вечером тевтон явится опять! Чует мое сердце!

"Не чует, а разрывается", - безмолвно поправляет себя Гвискар, бросая взгляд на покойницу, в головах у которой лежит цветок бергамотового деревца, от Мартина. Он, конечно, может и не жрать вообще. А вот Эстену нужно.

5

- Монсеньор, - промолвил взволнованный Мартин, - если Вы сию же секунду не поцелуете этого кролика, он умрет, - и кролик в своей выходной серой шубе собрался из электронов в его руках, и Карл не удивился такой просьбе, он только не понял кого надо куда целовать?

Однако, без дальнейших расспросов и дебатов "надо ли?", Карл, погрузив нос в вонючую кроличью шерсть, что-то там такое поцеловал.

Мартин подносит Карлу второго кролика.

- Не надо, - Карл отводит руку Мартина в сторону.

В нескольких шагах из-за заметенного снегом ухаба машет ему рукой Жануарий.

- Что там ещё?

- Вот сюда, монсеньор, сюда! Глядите! - кричит он, протягивая Карлу мосластый огрызок чьей-то ноги.

Карл отстраняется.

- Это кости Мартина фон Остхофен, - говорит Жануарий.

- Почему не Людовика?

- Какого ещё Людовика?

- А какого ещё Мартина? Вон твой Мартин, гляди, - Карл указывает на то место, где минуту назад стоял Мартин с кроликом; стоял, а теперь исчез.

- Какого Мартина?! - спохватывается Жануарий. - Эстена! А я что - сказал "Мартина"? Да нет - Эстена, тутошнего барона.

Карл редко доносил свои сны до утреннего омовения, а ещё реже до Жануария, да к тому же, едва начав ретроспективу, он вдруг спотыкался о невозможность подобрать слово или описать то, что видится одним, а называется либо другим, либо никак.