Крипалани Кришна - Рабиндранат Тагор

• Название: Рабиндранат Тагор
• Автор: Крипалани Кришна
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989

Для меня большая честь познакомить вас с жизнью и творчеством Рабиндраната Тагора. Знакомство самого поэта с вашей страной произошло во время его визита в 1930 году. Память о нем сохранялась с той поры, и облик поэта становился яснее и отчетливее, по мере того как вы все больше узнавали о нем. Таким образом, цель этой книги — прояснить очертания, добавить новые штрихи к портрету поэта. Я рад, что вы разделите со мною радость понимания духовного мира Тагора.

В последние годы долгой жизни поэта я был близок с ним и имел счастье узнавать его помыслы, переживания и опасения. Я говорю «опасения», потому что во время нацистского нашествия на вашу страну он в гораздо большей мере был озабочен судьбой вашего народа, чем судьбами союзников в Европе.

Каждый день он просил меня читать ему вслух военные сводки, и чем они были безутешнее, тем заметнее было его волнение. Ему невыносима была мысль о том, что нацистский сапог оскверняет землю Советской России (оскверняет — именно это слово он употреблял, потому что советская земля была для него священна — в его представлении именно здесь разгорелся «величайший жертвенный костер в истории», который принес справедливость миллионам эксплуатируемых и осветил путь освобождения для всего мира.

Иногда глаза его наполнялись слезами. Как жаль, что он не дожил до тех дней, когда советский народ изгнал захватчиков! Как бы он хотел увидеть этот день, и, без сомнения, он воспел бы вашу победу в замечательных стихах. Этому не суждено было случиться. Однако до самого своего конца он верил, что победа все-таки будет за Советами. Он обладал глубокой, почти фанатической уверенностью, что добро и справедливость обязательно восторжествуют. С этой верой он умер, и в конце концов вера эта была подтверждена историей.

Дорогой читатель! Великий дар Тагора своему народу и другим народам мира не только в его бессмертных творениях, но и в не меньшей мере в его неодолимой вере в торжество добра над злом и в светлое будущее человечества.

Кришна Крипалани

Нью-Дели

24 мая 1982 года

---

Почитание Тагора на Западе (к счастью для поэта) пошло на убыль, и само его имя стало лишь бледным воспоминанием о когда-то мелькнувшем метеоре. Да поэта уже больше и не прельщала роль проповедника. "Проповедник — это профессиональный торговец идеями, — писал он. — Покупатели приходят к нему в любое время дня со своими вопросами. У него появляется навык давать ответы на каждый из них, но ответы эти теряют искренность, и самим идеям его грозит опасность быть раздавленными под грузом мертвых слов. Такое случается нередко, особенно с самыми добрыми из проповедников, — они всегда рады давать благие советы, не задумываясь, обеспечены ли их слова золотом мудрости. Все это наводит меня на мысль, что уж лучше быть поэтом, и не более чем поэтом. Потому что поэт должен быть верен самому себе, а не ожиданиям других людей".

Счастьем для него и для его читателей стало то, что в последние годы поэт оставался на родной земле и питался из родных источников.

Многие видные бенгальские критики утверждают, что лучшие стихи Тагора написаны именно в это последнее десятилетие. Что ж, не будем спорить. Тагор покорил немало вершин за время своей долголетней творческой деятельности. Поэтому естественно, что самая последняя из них, то есть ближайшая к современному читателю, кажется нам самой величественной. Не говоря уже о том, что покорение ее совершено в преклонном возрасте, что уже само по себе равнозначно подвигу.

Сборник стихов "Пуношчо" ("Снова") и последовавшие за ним сборники стихотворений в прозе "Шеш шопток" ("Последняя октава", 1935), "Потропут" ("Чаша листьев", 1936) и "Шамоли" ("Смуглая", 1936) замечательны по разнообразию тем и настроений. В них включены стихи веселые и философские, фривольные и печальные, повествовательные и лиричные, иронические и сентиментальные. В этих сборниках преобладает дух воспоминания, потребность оглянуться на долгий пройденный путь; мысленные горизонты все ширятся, и крепнет сочувствие к тому, что обычно считается презренным, низменным или недостойным внимания. Форма стихов демонстрирует неустанное стремление исследовать возможности бенгальского языка, находить скрытую музыку в нестройной речи.

Одновременно со стихотворениями в прозе Тагор продолжал писать стихи и песни в традиционном стиле. Хотя он перерос свое прошлое и пробовал теперь новые формы и средства выражения, в основе своей он не перестал быть таким, каким был всегда: влюбленным в природу, в землю, в жизнь, в смерть, в тайну, соединяющую жизнь и смерть. Эта любовь позволила ему вместить в душу самые разные явления жизни, позволила взрастить свой всеобъемлющий гуманизм, всемирные симпатии и всепоглощающую нежность ко всему, что вскормлено грудью матери-земли. Эта любовь и нежность — главная тема его поэзии, прослеживаемая на протяжении шести десятилетии.

Как сильно изменился мир с той поры, как Рабиндранат вступил в него ребенком! Поэтому любовь поэта к этому миру вполне могла со временем запрятаться в защитную скорлупу воспоминаний. Но ничего подобного не произошло, наоборот, его любовь стала еще более всеобъемлющей, более нежной.

Эта мудрость пришла к нему через печаль. Как он писал, в глубочайшей пещере бытия так темно, что разглядеть что-нибудь можно только при свете факела скорби. Это была мудрость сердца, а не разума, не та мудрость, которую можно почерпнуть из писаний святых и мудрецов. Она освободила его от уз всякой религии и призвала к одному — любить эту землю и все связанное с нею. Как писал Рабиндранат: "Пусть разум мой вылетит из этого окна сквозь игру света и тени — не мысля, не споря, не рассуждая, — пока он не сольется с великим океаном, где смерть поджидает жизнь".

В мудрости сердца он нашел более верный источник гуманизма, чем в тонких рассуждениях "Упанишад", в мистической лирике вишнуитов или в либеральной мысли Запада.

За "Пуношчо" последовал сборник "Шеш шопток" ("Последняя октава"). Книга пронизана грустными размышлениями и воспоминаниями — поэт действительно думал, что это будут его последние мелодии.

В первом стихотворении память о старой любви, которая когда-то воспринималась как должное, снова преследует состарившегося поэта. Но печаль утратила свою остроту, упреки сменились благодарностью, и страдание превратило все потери в обретения.

Я не говорил о том, сколь ты ценна для меня,
потому что был уверен: ты принадлежишь мне.
Дни сменялись ночами, и ты приносила свои дары
к моим ногам.

На грудь мою ты проливала водопад своих волос,
и глаза твои полнились слезами, когда ты говорила:
"Я не могу тебе дать большего,
больше мне нечего тебе дать…"

А теперь дни сменяют ночи,
но тебя больше нет со мной.
И, когда-то гордый и равнодушный, я
целую прах, в котором ты оставила следы.

Теперь ты моя воистину:
своею печалью я заплатил цену твоей любви.

В день рождения он вспоминает всю свою жизнь, и она напоминает ему длинную гирлянду, сплетенную из различных цветов. Он оглядывается на прошлое мира и не видит ничего, кроме руин тщеславия и гордости. Вокруг одно непостоянство, словно сыпучие пески пустыни, но "сердцем своим, — говорит поэт, — слышу биение бесконечного".

Два других сборника стихотворений в прозе появились один за другим в течение 1936 года. Как и обычно, большая часть стихотворений лирического характера, есть стихи философские, повествовательные и стихи — отклики на события в мире. Один из таких стихотворных откликов посвящен Африке — это обличение жестокостей, которые столетия творили здесь люди белой расы. Поводом для написания стихотворения стала агрессия Муссолини в Эфиопии.

С капканами набросились на тебя охотники,
их жестокость была сильнее, чем клыки твоих волков,
их гордость была более слепа, чем твои гибельные леса.
Цивилизованные захватчики
обнажили свою свирепую жадность и бесчеловечность, не
знавшую стыда.
Ты рыдала, и твой плач был задушен,
твои лесные тропы стали грязными от слез и крови,
когда подкованные сапоги грабителей
оставляли нестираемые следы
вдоль истории твоего унижения.
И все время за морем
церковные колокола звонили в их городах и селениях,
матери укачивали детей
и поэты воспевали Красоту.

В другом стихотворении он отвергает все догмы и предписания религий, созданных человеком. Мне не нужен бог, пишет поэт, если его нет в солнечном свете и в сердце неприкасаемого и если от него можно отгородить человека стеной храма. Первая тайна творения для Тагора — это лучезарное сияние света, последняя тайна — нектар любви. Поэт причисляет себя к сонму духовных изгнанников:

Они изгнанники, и не им запевать молитвы.
Торговцы верой изгнали их из храмов.
Я поэт, и я один из них.
У меня нет касты, я не знаю молитв,
Мои приношения не достигают Божества,
заточенного во храме.
Выходит священнослужитель, спрашивает с улыбкой:
"Заходил ли ты в храм, видел ли Божество?" —
"Нет", — отвечаю я.
Он спрашивает с изумлением: "Ты что, не знаешь,
как войти?" —
"Нет", — отвечаю я.
"К какой касте ты принадлежишь?" — спрашивает он.
"Ни к какой".

Отвергнутый толпой, я искал дружбы с Человеком,
С Человеком, который не отгораживается
от людей и не выставляет стражи…
Я искал Человека среди стен,
но нашел его вне барьеров,
которые отделяют народ от народа
и страну от страны.

До конца года были поставлены две его пьесы — "Ша-радотсав" ("Осенний праздник") в Шантиникетоне и "Арупратан" ("Невидимая драгоценность"), измененный вариант "Короля темной комнаты", в Калькутте, причем поэт участвовал в обоих спектаклях. И не только потому, что публика шумно требовала его выхода на сцену; он и сам любил выступать.

Прочитав в феврале 1936 года три лекции об образовании в Калькутте, поэт занялся подготовкой музыкального варианта своей ранней драмы "Читрангода" и сам проводил репетиции балета. Его талантливая невестка Протима Деби, мягкая и изящная женщина, стала главным помощником в подготовке балетов. "Читрангода", пожалуй, самый популярный из всех его балетов, или, как называл их поэт, танцевальных драм. После успешной премьеры в Калькутте артисты отправились в турне по северной Индии. Получив в нескольких крупных городах гораздо больше аплодисментов, чем денег, они достигли Дели, где представление балета шло в последнюю неделю марта. Ганди, находившийся в это время в Дели, был потрясен, увидев, как пожилой поэт с его слабым здоровьем вынужден в поисках средств для университета предпринимать такие напряженные поездки. Он немедленно послал ему письмо с вложенным банковским чеком на 60 тысяч рупий как подношение от "смиренных соотечественников". "Теперь, — писал Махатма, — Вы облегчите общественное сознание тем, что объявите об отмене остальной программы". Тагор прервал выступления, но не без сожаления, ему и самому доставляло истинную радость ставить свои произведения, сидеть на всех спектаклях в углу на сцене как безмолвный и неподвижный дирижер или, как однажды выразился один критик, как авторская подпись, удостоверяющая его собственную работу.