Борис Володин - Мендель

• Название: Мендель
• Автор: Борис Володин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

---

Дом и надел, видимо, при несколько меньших размерах поля, были приобретены отцом Антона, Валентином Менделем. Судьба менделевского рода в прошлом была изменчивой, ибо, как свидетельствует один достоверный источник, она человеками играет.

Самый первый из известных в роде Менделей — Мартин Мендель жил в горной деревушке Весзидель (по-старочешски село называлось «Весь Сидельны», то есть «Стольное село»; видно, там когда-то давно была резиденция местного князя).

Мартин в весзидельских книгах был записан «гроссбауэром», «большим хозяином», зажиточным крестьянином. Но у потомков его хозяйство из рук поплыло. И вряд ли по нерадивости — шестидневная барщина, войны да эпидемии могли разорить при любом трудолюбии и бережливости.

…Кстати, в церковных книгах фамилию Мартина менявшиеся в приходе пасторы (Мартин был лютеранином) писали каждый по-разному. Один писал «Менделе». Другой — «Мендтле». А при смерти написали «Мандула» — славянскую фамилию. Да в их деревне почти все жители были славяне — чехи и поляки.

Сын Мартина и женат был на чешке, на Катарине Ондре. Мартинова старшего внука звали Вацлав Мендель, а другого звали Ржига (то есть Грегор).

Вацлав-то и переселился в Хейнцендорф из Весзиделя — недальний это был переезд: за милю, если не меньше. Что его толкнуло на то — неизвестно. Известно лишь, что Вацлав Мендель числился уже просто бауэром, а наследники — старший сын и старший внук — и поля-то не имели. Они владели только лишь домиком и садом, отмеченными в кадастре несчастливым тринадцатым нумером. А среди младших в своем поколении детей и внуков Вацлава были даже и полные бобыли-хюттлеры, тот же Ржига Мендель.

Лишь правнук Валентин сумел выбиться: возвысился вновь до прадедова состояния, перебрался из старого дома с садом в новый уже и с садом и с наделом.

А при Антоне надел увеличился и перешел из аренды в полную собственность главы семьи, и Антон Мендель стал не просто бауэром, а бауэр-грундбезитцером, то есть землевладельцем.

Однако, несмотря на успешное восхождение по социальной хинчицкой лестнице, до самого 1848 года Мендели были обязаны отрабатывать летом полтора дня в неделю «пешую барщину» в господском саду и господских полях и полтора дня «барщину конную», а зимою валить деревья, очищать их и вывозить из леса, принадлежавшего императорской инфантерии полковнику графу Иозефу Коллоредо. — так же, как и все прочие.

Антону Менделю было двадцать восемь лет, когда он вернулся с солдатчины.

Он был мужик сильный и работящий.

И как все в их роду, он был хороший садовник, умевший искусно, будто ласкаючи, подрезать и прививать яблони. И пасечник он был еще.

И обладал к тому же серьезным характером: если что решал, то от своего не отступался. Папаша Валентин мог быть спокоен, что в руках первенца — Антон был старшим из сыновей — хозяйство не захиреет.

Все к тому и шло.

Добрым католикам господь бог повелел в свое время жениться, чтобы добрые католики множились, аки песок морской. Правда, лютеране, кальвинисты, англиканцы, православные и мормоны считают, что бог предписал эту работу им, а иудеи и магометане — что им, а язычники — что им, и не один господь бог, а многие господа боги. Атеисты — неверующие, в свою очередь, говорят про Законы Природы.

Женился Антон Мендель через год по возвращении.

В деревне было всего семьдесят два дома, и в них всего сто две семьи, и все — одни Мендели, Блашке, Калихи, Кунчеры, Касперы, Фучики, Швиртлихи, Шиндлеры.

Все были напрочь привязаны к своим наделам, домикам с садом и без сада, опутаны податями, заботами, пешей и конной барщиной. Из деревни уходили только на ярмарку. И на войну. И в Мариацелль к Деве Непорочной на моление. И для тех, кто не ходил на войну и не ездил в Ольмюц или Брюнн на ярмарки, за границей волости мир кончался — в нем был еще только один очень дальний паломнический путь — за Дунай, в Альпы, до Мариацелль — миль восемьдесят [3] под молитвы по петляющим горным дорогам.

Словом, обычно мир кончался в Одрау. И даже женихов и невест на стороне не искали. Из Клейн-Петерсдорфа, что за оврагом, и то брали редко. Женились на своих: Блашке — на Калиховых, Кунчеры — на Касперовых, Мендели — на Блашковых да на Швиртлиховых. И в итоге все поперемешались: за века получилось, что вся деревня друг другу родня — без разбору у кого в роду чехи, у кого одни немцы. Насчет «расовой чистоты», как при потомках, никто тогда не заикался.

И женился Антон Мендель, конечно же, на свояченице. На Розине Швиртлих, на сестре Иозефа, сложившего голову под Лейпцигом.

Пока они с Иозефом воевали, меньшего Антонова брата женили на Юдите Швиртлих — вот они с однополчанином и стали свояками.

Юдита была старше мужа на двенадцать лет. И даже старше Антона на девять. Антонов брат, наверное, рад был бы жениться на Розине — на младшей. Но «гертлер»-садовладелец Мартин Швиртлих младшую дочь прежде старшей по обычаю не мог отдать.

И по обычаю и по здравому смыслу это следовало: куда потом денешь перестарку? И конечно, за старшей дочкой, которая засиживалась в девках, приданого было побольше.

Наконец, брату, как младшему, надо было идти в зятья — в женин дом. Наследником менделевского надела по закону мог быть только Антон как старший. Так что если за Антона отдать Розину, а за младшего Юдиту, то обе четы будут обеспечены. Дай бог только Антону благополучно довоевать во славу христианнейшего, истинно католического и столь несправедливо обиженного императора Франца.

Судьба второй четы была предрешена в деталях заранее, и свадьбу можно было играть тотчас по возвращении Антона с войны, но Мартин Швиртлих, видимо, попытался кое-что из приданого попридержать — вот год и прошел в торгах. Имущественно-династические проблемы селяне деревни Хинчицы, что в Силезии, решали столь же тщательно и неуступчиво и со столь же дальними расчетами, как и европейские царствующие фамилии. Но расчеты и торги кончились. Антону Менделю досталась младшая из дочерей Мартина Швиртлиха — Розина, девица миловидная, приветливая, добрая, трудолюбивая, рачительная и крайне набожная. И во исполнение уже упомянутого божьего наказа у Антона и Розины Мендель пошли дети.

Первую дочь бог прибрал.

В 1820 году у них родилась вторая дочь, и она осталась жить.

Третью дочь снова бог прибрал.

А в магдалинин день 1822 года родился сын.

И, получив установленное обычаем вознаграждение, которое в тех местах в ту пору приносили чаще не в кошельках, а в мешках да в корзинах, патер Гросс-Петерсдорфского прихода Иоганн Шрайбер накинул белую с золотыми крестами епитрахиль и окрестил новорожденного самым, пожалуй, распространенным в мире именем, которое на многих языках звучит лишь с небольшой разницей: «Иоанн», «Иоганн», «Ян», «Иван», «Джон», «Жан», «Ханс», «Хуан», «Жоан», «Джованни». (Тождественность, как ни звучит имя в каждом случае, видна каждому.)

Патер Шрайбер наверняка сказал при этом, что выбор имени сделан удачно. Ведь то было имя многих святых и королей, и даже римских пап, которых полагалось почитать всячески. То было, наконец, имя и самого патера — скромного приходского священника Шрайбера из Гросс-Петерсдорфа, а разве не приятно, когда новоиспеченный малыш, которого ты держишь в руках, становится еще одним твоим тезкой — так сказать, твоего полку прибывает.

Как не быть такому разговору! Как миновать эту тему за стаканчиком — другим — третьим доброго шнапса и кружкой — другой — третьей пива во здравие законнорожденного новорожденного и благоденствие его родителей!…

Страница из церковной книги, на которой рукою патера Иоганна Шрайбера были записаны по соответствующей форме новорожденные младенцы, коих он крестил от мая по ноябрь 1822 года, хранит на себе приметы той приятной беседы за стаканчиками и кружками.

Всего на этой странице семь записей — в том году в Гросс-Петерсдорфском приходе рождалось по одному новому католику в месяц. Из тех семи крещенных Шрайбером младенцев двое были незаконнорожденными: в графе «Отец» у них ничего не написано. Характерно, что записи о крещении незаконнорожденных, сделанные патером Иоганном, отличаются от прочих четкостью линий: они выведены спокойною и твердою рукой. Но зато как гуляло его перо, как прыгали буквы, когда Шрайбер записывал крещение законнорожденных!… Своему тезке Менделю он даже записал не тем числом день рождения.

Крестнику впоследствии не раз пришлось объяснять, что он появился на свет в магдалинин день, то есть 22 июля, а не двумя днями раньше, как записал, возвратись после того, что у добрых людей сопутствует крестинам, патер Шрайбер.

Если бы патер Шрайбер знал, что из-за такой оплошности он войдет в Историю! Если бы он знал, что он так войдет в нее!…

Конечно, было бы просто великолепно, если бы все люди знали, что именно войдет в Историю из их слов и поступков! Они бы в соответствующих случаях были поосмотрительнее.