Семен Резник - Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына

• Название: Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына
• Автор: Семен Резник
• Издательство: Захаров
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-8159-0554-2,5-8159-0332-9

Семен Резник, писатель, историк и журналист, автор исторических романов, научно-художественных биографий, историко-публицистических книг о России последних двух столетий. Живет в США. Сотрудник радиостанции «Голос Америки».

Книга Семена Резника — это достоверный и полный драматизма рассказ о евреях в России и об их гонителях. О тех, кто сваливал на них грехи сначала царской, а затем советской власти, а свалил в пропасть и их, и себя, и страну. В 2003 году изд-во «Захаров» выпустило книгу С. Резника «Вместе или врозь?», охватывавшую в основном дореволюционный период. В новом издании — вдвое большем по объему — повествование доводится до наших дней.

Эта книга — не столько анализ дилогии Александра Солженицына «Двести лет вместе», сколько параллельное с ним прочтение истории России, с попыткой определить реальное место в ней евреев и так называемого еврейского вопроса. Если А. Солженицын привлекает в основном «еврейские источники», преимущественно вторичные (материалы «Еврейских энциклопедий», публицистические работы и мемуары по большей части второстепенных лиц), то С. Резник основывается на документах-первоисточниках, свидетельствах высших чинов царской и советской администрации, прямых участников событий, в отдельных случаях — на специальных трудах историков. Хотя полемика с Солженицыным проходит через все повествование, содержание книги к ней не сводится: оно значительно глубже и шире.

---

Куда ни кинь, всё тот же клин. Хотя массы народа восставали против бесчинств военного коммунизма, диктатура большевиков всё-таки была для них меньшим злом, чем военная диктатура белых. Что и оказалось основным фактором, приносившим победу большевикам. Причем не только военную, но в значительной мере и моральную.

Н. В. Устрялов

Горячий поборник белого движения, колчаковец, считавший себя большим патриотом России, Николай Устрялов, оказавшись в эмиграции, очень скоро пришел к заключению, что «пульс России бился все эти годы [гражданской войны] в Москве и только в Москве, — а не в Омсках, Екатеринодарах и Севастополях.[546] Теперь это уже бесспорно. Разве лишь безнадежно слепым это остается недоступным…. Фундамент новой России закладывается Революцией, сжегшей старую Россию…. Это воссоздание [подорванных сил государства] идет ныне под знаком советской власти».[547]

У Устрялова в эмиграции оказалось большое число единомышленников. Они развернули движение «смены вех», за возвращение «в Каноссу» (как называлась одна из центральных статьей сборника «Смена вех»), то есть в большевистскую Россию, которую они объявили подлинным «выразителем национальных и государственных интересов России на данном этапе». В доказательство правоты этой точки зрения Устрялов приводил слова Ленина: «В народной массе мы [большевики] всё же капля в море, и мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает» (курсив мой. — С.Р.).[548]

Вкусив горький хлеб чужбины, недавние белые офицеры, монархисты, правые кадеты, октябристы, — те, кто еще недавно спасал Единую и Неделимую от большевистско-еврейской скверны, вдруг «прозрели» и стали доказывать, что большевики-то Единую и Неделимую как раз и олицетворяют.

«Революционная утопия побеждала, покуда на неё ополчались элементы, русской историей обреченные на слом», — писал Н. Устрялов в ноябре 1921 года.[549] «Не инородцы революционеры правят русской революцией, а русская революция правит инородцами революционерами, внешне или внутренне приобщившимися „русского духу“ в его нынешнем состоянии» (Н. Устрялов).[550]

«Мы идем к вам в „Каноссу“ не столько потому, что считаем вас властью „рабоче-крестьянской“, сколько потому, что расцениваем вас как российскую государственную власть текущего периода», — объяснял большевикам другой ведущий сменовеховец, профессор Чахотин.[551]

«Правда» с победным ликованием откликнулась на выход в Праге сборника «Смена вех», а Устрялов откликнулся на этот отклик: «Ни один из её [„Смены вех“] авторов — не социалист. „Смена вех“ руководствуется, прежде всего, патриотической идеей».[552] Писалось это в то самое время, когда большевики цинично, на глазах всего мира, доламывали хребет своим ближайшим политическим противникам — эсерам, устроив судебный фарс, о котором мы уже упоминали.

В книге Солженицына движение сменовеховцев отсутствует, как и многое другое, что не укладывается в его схему. Зато можно найти такую сентенцию: «Назвать еврейскую эмиграцию пробольшевистской — нельзя. Но большевистский строй не был для неё главным врагом, а у многих сохранилась к нему и благосклонность» (т. II, стр. 179). Селективный метод в умелых руках снова творит чудеса. Так и получается, что в большевиках доминируют евреи; а из числа их противников — из тех, кто остался в стране, и из тех, кто эмигрировал, — к ним в «Каноссу» пошли тоже преимущественно евреи. В царстве кривых зеркал реальность преобразуется до полной неузнаваемости: показано не то, что адекватно действительности, а то, что автор хочет показать.

Погромы

Летом 1918 года Ленин наговорил на граммофон речь, озвучившую декрет Совнаркома о борьбе с «антисемитским движением». Солженицын подчеркивает, что декрет был принят «сразу за расстрелом царской семьи» — тонкий намек на толстые обстоятельства, но цитирует эти документы тоже с изъятиями. О том, что «погромщиков и ведущих погромную агитацию» декрет ставил «вне закона» (с разъяснением, что это означало — расстреливать), сообщает (т. II, стр. 94); о том, что «еврейский буржуа нам враг не как еврей, а как буржуа. Еврейский рабочий нам брат», — нет. О том, что «прокламированная борьба [против погромщиков] не получила развития», из его книги тоже не узнать: об этом сообщает Г. Аронсон. «В частности, — пишет он, — нет никаких сведений о том, чтобы участники погромов подвергались где-либо судебным преследованиям».[553]

А внесудебным? На этот вопрос ответить труднее. Солженицын приводит только один пример расстрела на месте антисемита (не погромщика!), заимствуя его из воспоминаний известного прозаика А. Ремизова, которому довелось быть свидетелем такой сцены: «Тут недавно возле Академии ученье было, один красноармеец и говорит: „Товарищи, не пойдемте на фронт, все это мы из-за жидов деремся!“ А какой-то с портфелем: „Ты какого полку?“ А тот опять: „Товарищи, не пойдемте на фронт, это мы все за жидов!“ А с портфелем скомандовал: „Стреляйте в него!“ Тогда вышли два красноармейца, а тот побежал. Не успел и до угла добежать, они его настигли, да как выстрелят — мозги у него вывалились, и целая лужа крови» (т. II, стр. 135).[554]

Вряд ли можно сомневаться, что расстрелянный красноармеец был несомненным антисемитом. Но пулю он получил не за «жида», а за то, что подбивал товарищей не идти на фронт. Повторю: это единственный в книге Солженицына пример того, как на практике большевики расправлялись с антисемитами.

Несколько скупых упоминаний о расстрелах советскими властями погромщиков можно найти в «Багровой книге» С. Гусева-Оренбургского.[555] Но эти отдельные и крайне редкие случаи не идут в сравнение с массовостью и жестокостью погромов. Да и применялась «высшая мера» не за (или не только за) участие в погромах. Так, в Умани, несколько раз переходившей из рук в руки, два левых эсера, Штогрин и Клеменко, подняли восстание против советской власти, но оно было подавлено. Клеменко скрылся, Штогрин был схвачен и на допросе в ЧК признал, «что действительно звал крестьян на погром, ибо иначе поднять крестьян нельзя было. Он был застрелен».[556] Понятно, что расправились с Штогриным не за погромную агитацию как таковую, а за то, что он поднял крестьян против советской власти.

Антисоветская карикатура, распространявшаяся деникинской пропагандой. Использованы стандартные антисемитские клише: гора черепов, какие-то жалкие людишки, а над всем царит звероподобный Троцкий с пятиконечным магендовидом на косматой груди, вылезающий из-за кремлевской стены

Красные тогда продержалась в Умани недолго: в город ворвались повстанцы во главе с Клеменко. И на радостях, что «жидовска влада скинута», они три дня расправлялись с мирным еврейским населением, убили 400 человек. А когда город был снова взят красноармейцами, последовал красный погром, и длился он не три дня, а — полтора месяца! «Вооруженные люди с красными бантами, красными шарфами и перевязками, верхом на убранных красными ленточками лошадях, с нагайками, револьверами, шашками, ружьями и во многих случаях даже пулеметами, врывались в квартиры. Начав с какого-нибудь предлога, или просто без предлога, производили разгром и расхищение. Требовали: денег. Забирали ценности. Избивали… издевались… пытали. И убивали… Защиты никто не оказывал».[557] И дальше: «Было, правда, до десяти случаев расстрела бандитов, но они все принадлежали к составу [красноармейского] полка. Главные организаторы разгромов остались вполне безнаказанными, будучи хорошо известными высшим властям».[558] Так что и здесь расстреливали за нарушение воинской дисциплины.

Картина типичная. Врываясь в города и местечки, где еще накануне их прихода деникинцы (или петлюровцы, или банды какого-нибудь Тютюнника, Ангела, Зеленого) убивали и насиловали евреев, части Красной Армии не разыскивали погромщиков, а вместо этого не редко сами учиняли погром. Когда об этом докладывали «самому» Ильичу, он молча накладывал резолюцию — «В архив».

А позднее, после гражданской войны, — что сталось с теми погромщиками? История не зафиксировала судебных или внесудебных дел против них. Может быть, всем им удалось скрыться, раствориться, замести следы и тем избежать «национальной мести» со стороны большевистской власти, по Солженицыну, нашпигованной евреями?

Ответ находим там, где, казалось бы, меньше всего его ждешь — в отчете доктора Джозефа Розена — представителя американской еврейской благотворительной организации Агро-Джойнт. Советская власть, никогда не упускавшая случая поживиться на счет буржуазии (грабь награбленное!), затеяв создание еврейских сельскохозяйственных поселений, «согласилась» принять финансовую помощь Агро-Джойнта. Розен закупил и завез в Россию различную сельскохозяйственную технику, в том числе 86 тракторов, которые в первую же страду — 1922 года — вспахали 100 000 акров земли. Это были первые «железные кони» на российских полях. А поскольку власти объяснили Розену, что не политично оказывать помощь еврейским пахарям и не оказывать их соседям, то не менее половины из этих ста тысяч акров пришлось на земли русских и украинских крестьян. Объясняя всё это своему начальству в Вашингтоне, Розен уточнял: «Мы, однако, ввели за правило, что трактора не будут обрабатывать землю тех деревень, которые участвовали в погромах», и не без гордости добавлял, что это «правило» вызвало поток петиций из многих деревень: крестьяне слезно просили сменить гнев на милость, «выражая сожаление за преступные действия своих односельчан».[559]