Семен Резник - Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына

• Название: Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына
• Автор: Семен Резник
• Издательство: Захаров
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-8159-0554-2,5-8159-0332-9

Семен Резник, писатель, историк и журналист, автор исторических романов, научно-художественных биографий, историко-публицистических книг о России последних двух столетий. Живет в США. Сотрудник радиостанции «Голос Америки».

Книга Семена Резника — это достоверный и полный драматизма рассказ о евреях в России и об их гонителях. О тех, кто сваливал на них грехи сначала царской, а затем советской власти, а свалил в пропасть и их, и себя, и страну. В 2003 году изд-во «Захаров» выпустило книгу С. Резника «Вместе или врозь?», охватывавшую в основном дореволюционный период. В новом издании — вдвое большем по объему — повествование доводится до наших дней.

Эта книга — не столько анализ дилогии Александра Солженицына «Двести лет вместе», сколько параллельное с ним прочтение истории России, с попыткой определить реальное место в ней евреев и так называемого еврейского вопроса. Если А. Солженицын привлекает в основном «еврейские источники», преимущественно вторичные (материалы «Еврейских энциклопедий», публицистические работы и мемуары по большей части второстепенных лиц), то С. Резник основывается на документах-первоисточниках, свидетельствах высших чинов царской и советской администрации, прямых участников событий, в отдельных случаях — на специальных трудах историков. Хотя полемика с Солженицыным проходит через все повествование, содержание книги к ней не сводится: оно значительно глубже и шире.

---

Когда на территории, контролируемой красными, продотряды выгребали из амбаров всё до последнего зернышка, да еще пристреливали без следствия и суда «укрывателей» хлеба, и всяких там «буржуев», и «контриков», и «саботажников», и «спекулянтов», то реакция населения была вполне понятной. Белых ждали как спасителей, встречали хлебом-солью. Но когда приходили белые, то выяснялось, что им тоже нужен хлеб, и скот, и фураж, и солдаты. Снова шли реквизиции и мобилизации, тот же «грабеж награбленного». И расстрелы без следствия и суда по первому подозрению в сочувствии большевикам, да и без всякого подозрения. А земля, которую крестьяне уже поделили, засеяли, полили своим потом, — с ней, в лучшем случае, всё становилось неясно: непредрешенчество! (В худшем являлись бывшие хозяева — требовать землю назад, грозя расправой, а нередко и учиняя ее).

Солженицын правильно указывает на Тамбовское восстание и другие выступления крестьян против советской власти как на признак её враждебности народу, ибо крестьянство и составляло основную его массу. Но под властью белых крестьянское недовольство было ничуть не меньшим, и выступления против власти носили гораздо больший размах.

Участник и летописец движения «зеленых» в Причерноморье Н. В. Воронович рисует типичную картину, рассказывая о том, как население Сочинского района, натерпевшись лиха от большевиков, встретило приход Добровольческой армии как избавление; но не прошло нескольких недель, и новая власть «возбудила к себе жгучую ненависть крестьян».[538]

«Ненависть эта была вызвана, во-первых, назначением на административные посты старых полицейских взяточников, во-вторых, начавшимися реквизициями кукурузы, фуража, лошадей и повозок и, в-третьих, безобразным поведением новых властей и преследованием крестьян за пользование частновладельческими участками, хотя большинство этих участков было передано в пользование крестьянам учрежденным при Временном правительстве [то есть ещё до большевиков] земельным комитетом… Результатом всего этого явилось то, что через месяц после занятия добровольцами Сочинского округа население вспоминало с сожалением ушедших большевиков, а через полтора месяца крестьяне с оружием в руках восстали против новой власти». И дальше: «Толчком к восстанию послужил приказ о всеобщей мобилизации населения до сорокалетнего возраста. Крестьяне заявили, что проливать свою кровь за такую власть они не желают, так как мобилизованных солдат „кадеты“ пошлют усмирять таких же крестьян или драться с большевиками, которые, оказываются, ничуть не хуже добровольцев».[539]

Движение из Сочинского округа перекинулось в Туапсинский, Новороссийский «и распространилось затем по всему юго-востоку России». Воронович подчеркивает, что «подлинное „зеленое движение“ ничего общего не имеет с бандитизмом, с скрывающимися в горах и лесах шайками грабителей и с бело-зелеными партизанами. Подлинные „зеленые“ являлись и являются местными крестьянами, восстававшими и против добровольческих, и против большевистских властей».[540]

Деникинские карательные отряды, брошенные против «зеленых», пощады не знали, но вооруженный противник прятался или оказывал сопротивление, проводить операции против него было трудно и опасно. Отыгрывались на мирном населении: пороли всех шомполами, «не делая никакой разницы между мужчинами и женщинами, между взрослыми и детьми». Реквизировали всё, что можно увести или увезти. Мужчин «призывного возраста» уводили, а часть из них расстреливали на месте — в назидание другим. Полковник Петров, в селении «Третья рота», оцепив его со своим отрядом, объявил, что намерен расстрелять всех мужчин, но готов смягчить приговор — за «контрибуцию» в пять тысяч рублей плюс «угощение». Деньги были собраны, угощение — выставлено. Вволю попировав, полковник велел расстрелять не всех мужчин, а каждого десятого. Один из обреченных, 16-летний подросток, подбежал к офицеру, нацелившему на него винтовку, но еще не успевшему выстрелить, влепил ему пощечину и с разбега бросился в пропасть. Позднее, в феврале 1920 года полковник Петров был взят в плен крестьянским ополчением и узнан вдовой одного из казненных крестьян. Она дала знать другим женщинам (мужчин в селе уже не осталось). Вооружившись палками, топорами, бабы отбили полковника у конвоя и «буквально растерзали на куски».[541] (Замечу в скобках, что немногих карателей ждала такая же участь; большинство потом доживало свой век официантами или вышибалами в ресторанах Праги, Парижа, Белграда, скрежеща зубами на «жидов-комиссаров», которые обрекли их на жалкое эмигрантское существование; это не мешало им при случае вербоваться в сексоты к тем же комиссарам, чтобы выслужить «прощение родины»).

П. Н. Врангель

После краха Деникина и эвакуации остатков его армии в Крым вопрос о земле остро встал перед новым главнокомандующим, генералом Врангелем. Он образовал комиссию, поручив ей в трехдневный срок разработать земельную реформу. Князь В. Оболенский, бывший председатель Таврической земской управы, предложил законодательно закрепить статус-кво, чтобы крестьяне, по крайней мере, не боялись, что, в случае прихода белых, землю у них отберут и будут карать за захваты.

«Я настаивал на немедленном принудительном отчуждении от землевладельцев арендных земель и закреплении их за арендаторами там, где, как в Крыму, не было захватов, а там, где захваты произошли, — на санкционирование их, с закреплением земель за фактическими владельцами».[542]

Но — из всех членов комиссии за такой проект реформы проголосовал только сам Оболенский. Как он пишет в своих мемуарах, после созыва и разгона нескольких таких комиссий, генерал Врангель, своей властью главнокомандующего и диктатора, подписал закон «ещё более левый», чем тот, что предлагал Оболенский. «Я глубоко убежден и сейчас, — писал позднее Оболенский, — что если бы земельный закон, хотя бы в том виде, в каком он был издан генералом Врангелем 25 мая 1920 года, был бы издан генералом Деникиным 25 мая 1918 года, — результаты гражданской войны были бы совсем другие. Если без земельного закона, в атмосфере ненависти всей крестьянской массы, Добровольческая армия при помощи английских пушек и танков докатилась до Орла и Брянска, то с земельным законом, который привлек бы крестьянские массы на её сторону, она, наверное, дошла бы до Москвы».[543]

Прав ли Оболенский в этом суждении или нет, проверить невозможно: «история пошла другим путем». Но очевидно, что «правильное» решение, то есть такое, которое могло бы обеспечить белым поддержку широких масс народа, а не вызывать их ненависть, было принято слишком поздно, когда уже не было сил его осуществить.

Аналогичная картина наблюдалась на других театрах военных действий.

Адмирал Колчак был побежден не столько Красной Армией, с её Чапаевыми и Анками-пулеметчицами, сколько крестьянскими восстаниями в тылу, по всей Сибири.

На северо-западе «политический террор, экономическая политика и специальные репрессии против крестьянства, пассивно сопротивлявшегося большевистским опытам, — вот главные причины, заставившие крестьянскую массу с энтузиазмом встречать белых, — отмечал бывший министр земледелия в правительстве этой области П. А. Богданов. — Но страх перед ответственностью за революционные выступления, боязнь за землю, что перешла или должна была перейти в руки крестьянства, всплыли на другой день появления белых».[544]

Гражданские власти пытались использовать антибольшевистские настроения крестьян для налаживания отношений с ними; но подлинными хозяевами положения были военные, и они не признавали «дипломатических» ухищрений. «Вешали людей во всё время правления белых псковским краем», — констатирует белый (не красный!) летописец северо-западного фронта Василий Горн. В Пскове «атаман крестьянских и партизанских отрядов» подполковник Булак-Булахович лично проводил публичные казни — для устрашения. В центре Пскова, регулярно, среди бела дня, вешали людей на трёхгранных фонарях, сразу по трое, так что «трупы висели на фонаре гирляндами, иногда в течение всего дня». А по деревням в это время созывали волостные сходы и втолковывали крестьянам, что они «могут распоряжаться только своей землей, прочие земли могут попасть в руки мужика только при условии аренды или покупки её. В итоге ропот всего схода: „Опять помещика на шею нам посадите“. „Мы будем работать, а баре хлеб есть… Не бывать этому!“».[545]

Куда ни кинь, всё тот же клин. Хотя массы народа восставали против бесчинств военного коммунизма, диктатура большевиков всё-таки была для них меньшим злом, чем военная диктатура белых. Что и оказалось основным фактором, приносившим победу большевикам. Причем не только военную, но в значительной мере и моральную.