Людмила Петрушевская - Маленькая девочка из «Метрополя»

• Название: Маленькая девочка из «Метрополя»
• Автор: Людмила Петрушевская
• Издательство: Амфора
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006

"Маленькая девочка из «Метрополя»" — не мемуары и не попытка после двадцати лет молчания дать интервью. Это просто эссе или новеллы, написанные по разным поводам. Но так получилось, что история жизни автора прорастает сквозь все описанные события.

А повесть, давшая название сборнику, — это то, с чего обычно начинали классики. Повесть о детстве.

---

Просто мои московские знакомые мне много напели про этот остров, про его необыкновенную красоту, тишину, про то, что не в сезон там очень мило и дешево, комната в отеле 10–15 долларов, и там нет шумных иностранцев, только свои, только турки. Это их излюбленный курорт.

И я туда ехала издалека, из Эфеса, и оказалась после автобуса на шоссе ночью, вооруженная только одним турецким словом «дурак».

Правда, вместе со мной сошла еще кругленькая, как кучка тыкв, мамаша с дочерьми и какой-то полусогнутый человек. Все они удалились и сели в некий пустой микроавтобус. Делать было нечего. Я тоже села, спросив:

— Отель?

Мне никто не ответил, только девочки (12 и 9 лет) захихикали. Согнутый куда-то махнул рукой.

Боже ты мой, куда я попала?

Наконец пришел шофер, и я ему сказала то же слово: «Джунджа-отель».

Он как-то мотнул головой, и мы помчались. Сначала, хихикая и поглядывая на меня, вышли девочки со строгой матерью, затем испарился полусогнутый, а меня водитель где-то высадил. Ночь, пустота, огоньки вдали, исчез… Но все-таки автобус-то его, он же вернется!

Вернулся с турецким Якубовичем (см. начало). Пришли еще четверо и стали что-то громко обсуждать. Затем меня привели к такси, и мы с Якубовичем поехали.

Он привез меня в отель. Встрепанный портье с огромными печальными глазами обманщика ничего не мог сказать по-английски, но зато достал прейскурант и указал мне сумму, которую я должна уплатить за ночлег. Я кивнула.

(У всех здесь — у таксистов в особенности — заготовлены эти листочки с запредельными цифрами, солидно отпечатанные как таблицы. Ничего общего с реальностью, одни мечты.)

— Дурак, — сказала я шоферу.

То есть стой, не уезжай. Мало ли тут отелей!

После этих моих слов портье долго и горячо в чем-то убеждал почему-то Якубовича, но тот невинно глядел на него поверх усов своими голубыми глазками и вел себя как-то уклончиво. Он вроде бы и соглашался, но в то же время явно готов был меня везти куда-то еще. Я опять повторила свое «дуррак», и тут портье как бы мысленно плюнул и написал мне на бумажке цифру, вдвое меньшую, т. е. уже ближе к реальности.

Я вошла в свой номер, открыла дверь на лоджию. Лоджия была шесть квадратных метров. В лунном свете сиял белый столик с креслицами.

Тихо плескалась волна прямо тут же. Пальма шелестела, стригла своими ножницами перила. Над заливом висела восточная красавица с лунным ликом, закутанная по брови в ночь… Правда, у нее был небольшой флюс и отсюда свернутая на сторону физиономия.

— Какая луна! Я хочу здесь остаться навеки, — подумала я и осталась на четыре дня.

Накануне отъезда я оставила портье по имени Мустафа записку с просьбой разбудить меня завтра в шесть утра. Он не знал ни одного языка, кроме турецкого, поэтому у меня получился такой рисунок.

В большом двухэтажном отеле с рестораном, баром, пятью официантами, сторожевой собакой, аллеей роз, собственным пляжем, причалом, командой морских кошек и маленьким рыболовецким сейнером, на котором экипаж официантов моего отеля забросил как-то утром невод, крича «дурак, дурак», — в этом огромном доме я жила одна, рисовала розы, писала стишки…

Йе б'енэ — съешь меня

Я оказалась, о Господи, на самом краю земли.
Сижу на перевернутой лодке на прибрежной помойке.
Ржавые банки бутылки рвань. Мимо идут корабли.
Я с тобою, пейзаж, сообразно желанию вытянуть ноги.
Вроде бы море — смеется, как бессмертно через тире ляпнул Горький.
Вроде бы солнце тире сияет, перебирая в волнах монетки.
Вроде бы я тире отдыхаю, но почему на помойке?
Через тире я объясняю —
Такова функция моря на нашей планетке.
Этот повар, помывши, все возвращает на землю,
Что не съедят его рыбки и что не тяжелее пены.
Море, как могло, приготовило. Я это дело приемлю.
«Фрутти дель маре, — говорит море. — Ешьте меня, йе бенэ».

Вермут итальяно, называется «Чинзано»

материалы для адвоката

1. Первое путешествие с «Чинзано»

Я, как каждый советский человек, эстонцев очень уважала и ценила. Особенно их театр. Совсем запрещенная и безо всякой надежды, к тому же пребывая в образе кенгуру (с сыном во внутреннем кармане), я, однако, поехала именно к знаменитому эстонскому театральному режиссеру Каарелу Ирду в Тарту, повезла ему пьесу «Чинзано».

Тут надо остановиться и представить себе, что из голодной Москвы я попала туда, где свободно можно было пойти в столовую и получить из раздаточного окошка большой ромштекс в полтарелки, с жареной картошкой и зеленым горошком! И недорого, что самое главное. Денег было в обрез, на одну еду в день.

Эти большие котлеты мне даже ночью снились. Поскольку, съев такую роскошь, я вынуждена бывала с нею расстаться очень быстро. Токсикоз, дамы уже поняли, токсикоз.

А почему я отправилась в таком плачевном состоянии в это путешествие — просто потому, что незадолго до того мне напророчил один умный врач, что родами я могу умереть. Тромбофлебит. Стронется такой сгусток, и все. И под предполагаемый, так сказать, занавес, так сказать, земного пути я поехала по театрам со своими пьесами. У меня оставался-то в Москве ребенок Кирюша одиннадцати лет, да и этот, новый, мог родиться уже сиротой.

Перед Эстонией я побывала в Питере, где жила в ленинградской квартире жены Афанасия Тришкина, первого исполнителя моих пьес «Любовь» и «Лестничная клетка» в режиссуре Игоря Васильева. Также я посетила Ленинградский молодежный театр (неожиданно для администрации), и какой-то новенький режиссер, захваченный мною врасплох, принял меня в своем огромном кабинете. Был поначалу вежлив. Человек приперся из Москвы! Однако затем он ни за что не хотел согласиться с тем, чтобы я прочла ему вслух свою пьесу-сказку «Два окошка». Стоял как стена. Отнекивался мрачно и решительно. Вообще — это было видно — он проклял тот день и час, когда согласился меня принять. Еще новости — слушать пьесу в исполнении какой-то зеленого цвета иногородней жительницы! Чтобы меня нейтрализовать, он мирно мне предлагал оставить ему текст. А у меня он был один, этот экземпляр. Кроме того, я надеялась его как-то своим чтением и песенками убедить. Не получилось.

После чего я пошла по Невскому проспекту, размышляя, как я вообще могла подумать, что мои пьесы кому-то будут нужны! (Я везла еще «Анданте», «Чинзано», «Любовь» и «Лестничную клетку».) На дворе стоял 1975 годок. Кто бы знал, сколько лет мне предстояло ждать…

Дело шло к вечеру. Стоял поздний октябрь, еще не зажглись фонари. Закат цвета малинового киселя, окрашенного кое-где синими чернилами, горел над городом. Меня тошнило от всего этого.

Неожиданно мне преградил дорогу какой-то немолодой, прекрасно одетый человек со словами:

— Люся! Вы че тут делаете!?

— Гуляю, — ответила я.

Это был наш любимый Арбузов, Арбузик. Руководитель нашей студии драматургов. В светлом расстегнутом плаще, в светлом костюме. Пахло от него коньячком и хорошим одеколоном.

Можно было понять, что Арбузик доволен! Только что из ресторана. Побывал в парикмахерской.

— Так! — сказал он. — У меня сегодня премьера «Старомодной комедии». Я вас жду.

Понурившись, я кивнула.

Все дело заключалось в том, что накануне в Москве я находилась у него в гостях, где сидела на диване в обществе рукописи этой пьесы. Арбуз был вышедши, как выражалась раньше прислуга. И я по привычке и от нечего делать взяла в руки экземпляр и начала его читать. И мне жутко этот текст не понравился. Мне даже стыдно стало за нашего учителя. Сплошное вранье, решила я, будучи экстремисткой. И когда раздался его голос уже почти в дверях, я быстро вернула пьесу на место и помню, что почему-то покраснела.

А тут такое приглашение! Мучиться целый вечер! Я искренне не любила и не люблю театр. Всегда ухожу при первой же возможности, т. е. в антракте.

А теперь как уйдешь. И слова говорить какие-то придется. Ужас, ужас.

Я купила за семьдесят копеек букет полудохлых астр цвета ленинградского заката, попозже это были уже фиолетовые чернила с малиной. То была безумная трата! Можно было прожить целый день с обедом! Но что делать.

Со своим неказистым подарком в руке я вошла в театр, и сразу же Арбуз взял меня под свое крыло и приступил в делу: повел знакомиться с главным режиссером театра Игорем Владимировым.

Седой красавец сидел за роскошным письменным столом и смотрел на меня как полководец на неожиданно въехавший в штаб вражеский танк.

— Вот, познакомьтесь, — сказал Арбуз благодушно. — Это будет первый драматург, когда меня не будет.

— Живите вечно, Алексей Николаевич, — пробормотала я.

(Я назавтра принесла им «Анданте» и позже узнала, что они ищут по посольствам и переводчикам, на каком же языке говорят персонажи и что значат «пулы» и «метвицы».)