Савелий Леонов - Молодость

• Название: Молодость
• Автор: Савелий Леонов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1959

«Молодость» — роман 50-х годов о Гражданской войне.

---

— Сняли тебя, друг, с насиженного места? Ничего, тут по нашей ухватке всего дела на копейку… Потом вернешься доколачивать «дроздов»!

— А мне, Григорий Константинович, хоть на копейку, хоть на рубль — только бы не зря работать, — отозвался здоровяк, любуясь своими батальонами, что быстро, четко, на ходу выстраивались в боевой порядок.

Комбриг дожидался, пока штурмовики поравняются со стрелками отдельной бригады; затем указал на приближающиеся цепи горчично-бурой пехоты:

— Впере-о-од! Вдарим, братцы, по барчукам-корниловцам!

Задрожала мерзлая земля, засвистел ветер. Рывок с бешеной пальбой, с криком — и тотчас нахлынула мертвая тишина… Когда отнесло дымовую завесу, на поле уже все изменилось: тысячи людей, сбитые в кучи, осатанело взмахивали штыками и прикладами… Казалось, не было в мире силы, способной отделить в этом кипящем муравейнике врагов от друзей… Глухие удары, звон металла, слились в одно целое.

Белые кинули из ближайшего тыла резервный батальон в сопровождении броневиков. Дверца одного броневика поминутно открывалась, и сытый, холеный полковник, высовываясь, отдавал приказания через ординарца в черной кожанке:

— Товарищи, смотрите… кубанцы! — закричал санитар, который недавно так поспешно удирал от неприятеля.

Справа — долиной реки Ицки — во фланг корниловцам летела черной тучей кавалерия. Будто молнии, среди крылатых бурок мелькали алые концы башлыков и донышки папах.

Червонные казаки скрылись за молодым дубняком и вымахнули на равнину, где продолжалась рукопашная. Звучно дышали скачущие кони. Играли холодной сталью клинки.

Белые не выдержали… Толпясь, побежали назад, не обращая внимания на ругань и угрозы начальства из открытого броневика.

— Ото куркуль собрался до моей саблюки, — Безбородко пустил Серого во весь опор за быстроногим ординарцем в кожанке. С первого взгляда станичник признал в нем Ефима Бритяка.

Ефим выстрелил. Но маузер дрожал в его руке, и в следующий миг Безбородко взвился над предателем, как огненный вихрь. Ефим споткнулся и упал, ощутив холод ужаса от певучего клинка и острую боль в лопатке…

Пользуясь замешательством противника, красноармейские цепи выравнивались и шли вперед.

«И здесь у них не выгорело», — думал Орджоникидзе, возбужденный счастливым исходом ратного дня.

Глава тридцать пятая

Вчера еще заботливый еж носил «а своих острых иглах радужно-звонкую листву для постели. Еще ворковали на дубовой сушине, запоздав с отлетом, лесные голуби-клинтухи. Краснели нарядные мухоморы возле еловых зарослей, так и напрашиваясь в лукошко вместо спрятавшегося под лапником буровато-кряжистого боровичка…

А сегодня — кругом бело и тихо. Ночью подкралась снеговая туча, запорошила землю, кинула пышные уборы на деревья и кусты.

Зима!

Быть может, через два-три дня улыбнется из пасмурной выси солнышко и опять обнажит черные бугры, уснувшие ветки, мшистые пни, муравьиные кочки глухой дубравы… Но это — не осень, ей нет возврата! Другой хозяин обходит добытые в суровой борьбе владения, примеривается к ним, чтобы осесть прочно и властно, с пением морозных скрипок и пальбой речного льда.

И партизаны бодрее почувствовали себя, выстраиваясь на хрустящем, ярко-сыпучем ковре поляны, где не успели отпечатать следа ни птица, ни зверь. Тешила глаз свежесть и новизна природы. Легко дышала грудь.

Однако не в смене лесной красы таилась причина лагерного возбуждения. Причина была иная: партизаны готовились к делу! Хотя отряд не знакомили с планом операции, — он до поры до времени составлял тайну узкого круга командиров, — все жили боевым задором предстоящей схватки. Разве трудно смекнуть о намерении начальства, если приходится вскакивать по тревоге, часами лазать с обрыва на обрыв и отбивать воображаемые атаки?

Встряхнулись люди! Словно и не гостило здесь уныние, скука, печаль-тоска по домашнему теплу…. В лицах появилось нечто орлиное.

Учились методично и строго, как настоящие солдаты. Любуясь натиском зимы, славили твердым шагом, смелым взглядом эту первозданную чистоту мира. Сейчас гордились партизаны близостью к звериной тропе и птичьей песне, предпочитая умереть на свободе, чем жить в кабале.

Настя прошла перед строем, оглядывая рыжие зипуны, ватные пиджаки и дубленые тулупы.

— Маскировка плохая. Раньше по чернодолу мы еще применялись к местности, а сейчас в таком облачении долго не навоюешь.

— Что ж, товарищ командир, — весело подал голос Чайник с левого фланга, — прикажешь снять одежду и в исподнем ходить?

Настя не ответила на шутку, думая о чем-то несравненно большем и важном. Повернулась лицом к железной дороге. Тайные искорки зажглись в недоступной лазури ее глаз.

Сегодня она не стала заниматься с людьми. Сразу после утренней поверки распустила отделения на отдых. И — вскоре сама ушла из лагеря, оставив за себя Тимофея.

…Базар на Соборной площади был в полном разгаре, когда Настя добралась с попутными подводами гончаров и вереницами молочниц в город. Спекулянты торговали привезенным из Ростова сахаром, отвешивали соль — редкость во время гражданской войны. Бойкие деникинские интенданты сбывали местному населению заморскую обувь, военные френчи и бриджи. В руках шуршали радужные кредитки всех южных правительств — от Дона, Кубани и Терека до Особого совещания.

После лесной глухомани все здесь казалось Насте диковинным, все удивляло и настораживало. Она не спеша, будто еще занятая делом, выбралась из толпы и пошла к Низовке, по тонкому льду которой уже перебегали люди.

Дыхание невольно останавливалось при виде комендантского патруля или стражника на перекрестке. Однако внешне Настя держалась спокойно.

Встреча с Красовым произошла не там, где Настя искала его — не в Пушкарской слободе, а совершенно случайно, на центральной улице. Она никогда не узнала бы в хромом старике, обмотанном толстым шарфом поверх воротника зимнего пальто с густо седеющей бородой, прошлогоднего здоровяка-паровозника. Но он сам посмотрел на нее пристальным взглядом, тихо кашлянул и дал знак следовать за ним.

Потом, на глухом пустыре, Красов сказал Насте, что слышал о действиях жердевских партизан и хотел установить с ними связь.

— Вовремя ты попала мне навстречу, товарищ Огрехова. Вместе Клепикова били, вместе и Деникина придется решать.

Красов вел через своих людей наблюдение по всей железнодорожной ветке, беспокоя врага мелкими диверсиями. Но сейчас, объединив силы деповских рабочих и партизан, можно справиться с более серьезной задачей.

Условившись о доставке спрятанного оружия в Гагаринскую рощу, Настя повернула к центру города, стараясь сохранить внешнее спокойствие. Она радовалась удачному началу.

И холодный зимний день развеселился. Солнце пробилось сквозь облачную пасмурь и залило белые улицы, дома, телеграфные провода ослепляющим блеском. Перед фасадом городской больницы прогуливались выздоравливающие офицеры и солдаты, — опираясь на костыли. Громко разговаривали о неудачах на фронте, о полном равнодушии белого тыла к нуждам армии.

— Представьте, господа, — услышала Настя возмущенный голос безногого. поручика, — Кутепов требовал от населения для марковской конницы тысячу полушубков и две тысячи подков. Что же дали уважаемые обыватели своим защитникам? Всего одну шубу и две подковы!

— Меня хотели направить в курский лазарет, да я отказался, — долетело от другой группы военных. — Там, говорят, жуткая картина! Ежедневно приходят санитарные поезда, переполненные ранеными, а их никто не встречает… Даже извозчики в панике разбегаются, не желая перевозить обмороженных фронтовиков!

Настя ловила каждое слово, для нее становилась все яснее обстановка, в которой очутился враг. Скорей, скорей к партизанам! Именно сейчас надо нанести решительный удар по ненавистным захватчикам!

Бледный офицер, с повязкой на голове, зашагал через улицу навстречу девушке в зеленой шубке.

— Минутку, Ирен! Как же насчет моего предложения?

— О чем ты? Не понимаю… Ха-ха-ха! Заслышав смех девушки, Настя вздрогнула и пошла быстрей. Она узнала Аринку. Чувство непосредственной опасности жутким холодом пахнуло в сердце.

Дочь Бритяка давно оправилась от ушибов, полученных в Коптянской дубраве, но из города не уезжала. У нее здесь было много знакомых, а находящийся на излечении капитан Парамонов даже предлагал уехать вместе с ним в Ростов… Сейчас он как раз требовал ответа на свое предложение. Аринка вертелась перед офицером, шутила, заигрывала. Вдруг, приметив Настю, она заторопилась уходить.

Теперь соперницы шли рядом по узкому тротуару. Тянулись минуты напряженного молчания. Скрипел под ногами снег,

«— Ты слышала, что Кожухов про Степана раззвонил? — опросила Аринка, и Настю поразила глубокая печаль в ее голосе. — Ох, сгореть бы тому Кожухову белым огнем! Все сердце испепелил… Ведь я люблю Степана, только его люблю!