Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

• Название: Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

В последнем романе английского писателя Э. Бульвер-Литтона (1803–1873 гг.) "Кенелм Чиллингли" сочетаются романтика и критический реализм.

Это история молодого человека середины XIX столетия: мыслящего, благородного, сознающего свое бессилие и душевно терзающегося. А. М. Горький видел в герое этого романа человека, в высшей степени симптоматичного для своей эпохи.

---

— Да, вы правы, хотя, пока вы не обвинили меня, моя совесть этого не замечала.

— И не находите ли вы, что, думая об умерших, которые не могут участвовать в вашем здешнем существовании, вы избавляетесь от мыслей о себе? Когда вы говорите: "Я сегодня сделаю то или это", когда вы мечтаете: "Я стану завтра тем или этим", вы думаете или мечтаете только о себе и для себя. Но когда вы думаете и мечтаете об умерших, которые не имеют никакого отношения к вашему сегодняшнему или завтрашнему дню, вы выходите за пределы своего я.

Как все мы знаем, Кенелм Чиллингли поставил себе жизненным правилом никогда ничему не удивляться. Но, услыхав эту речь из уст укротительницы бабочек, он до того изумился, что после продолжительного молчания мог лишь промолвить:

— Мертвые — это наше прошлое, а в прошлом заключается все, что в настоящем или будущем может вывести нас из нашего природного я. Прошлое решает наше настоящее. По прошлому мы угадываем наше будущее. История, поэзия, наука, благосостояние государств, совершенствование отдельных людей — все это связано с могильными плитами, надписи с которых стерты. Вы поступаете правильно, украшая истлевшие могильные камни свежими цветами. Только в общении с умершими человек перестает быть эгоистом.

Если речь недостаточно образованной Лили была в первый миг выше понимания ученого Кенелма, то теперь слова Кенелма оказались выше понимания Лили. И она тоже помедлила, прежде чем ответить:

— Если бы я знала вас ближе, мне кажется, я лучше бы вас понимала. Мне хочется, чтобы вы познакомились со Львом. Мне приятно было бы послушать, как вы станете говорить с ним.

Беседуя таким образом, они покинули кладбище и теперь шли по тропинке. Лили продолжала:

— Да, мне было бы интересно послушать ваш разговор со Львом.

— Вы говорите о вашем опекуне, мистере Мелвилле?

— Да, вы ведь знаете о нем.

— А почему вам был бы интересен мой разговор с ним?

— Потому что есть такие вещи, где я сомневаюсь, прав ли он, и я попросила бы вас объяснить ему мои сомнения. Вы ведь сделали бы это, правда?

— Но почему вы не можете сами объяснить ему свои сомнения? Разве вы боитесь опекуна?

— Нет, конечно, не боюсь! Но… Ах, сколько сюда идет народу! Сегодня в городе какое-то скучное сборище. Давайте сядем на паром. Другой берег ручья гораздо приятнее, и там мы будем одни.

Лили повернула направо, и они спустились с пологого берега ручья. Там, на маленьком пароме, дремал старик перевозчик. Сев рядом, они медленно заскользили по тихой воде под пасмурным небом.

Кенелм хотел возобновить разговор, начатый его спутницей, но она покачала головой и бросила многозначительный взгляд на паромщика. Очевидно, то, что ока хотела сказать, не могло быть сказано при посторонних, хотя старик едва ли стал бы прислушиваться к словам, не обращенным прямо к нему.

Однако Лили именно к нему и обратилась:

— Итак, Браун, корова совсем выздоровела?

— Да, мисс, спасибо, дай вам бог здоровья. И как это вы одолели старую колдунью!

— Это не я одолела колдунью, Браун, а фея. Вы знаете, феи гораздо сильнее, чем колдуньи.

— Так оно выходит, мисс.

Лили обернулась к Кенелму.

— У мистера Брауна — славная корова, которая внезапно заболела. Они с женой были убеждены, что корову сглазили.

— Разумеется, сглазили. Недаром тетка Райт сказала моей старухе: "Ты пожалеешь, что продаешь молоко", — и страшно ее изругала. В ту же самую ночь корова захворала.

— Постойте, Браун! Тетушка Райт сказала, что ваша жена пожалеет не о том, что продает молоко, а о том, что разбавляет его водой.

— А как бы она могла это узнать, если она не колдунья? У нас покупают молоко все знатные господа, и никто еще не жаловался.

— Брауну пришла в голову ужасная мысль, — сказала Лили Кенелму, не обращая внимания на угрюмое замечание паромщика, — заманить старуху Райт в лодку и бросить в воду, чтобы снять с коровы чары. Но я посоветовалась с феями и дала ему талисман, чтобы он привязал его корове на шею. А теперь, видите, корова выздоровела. Так вот, Браун, не следовало бросать тетушку Райт в воду, даже если бы она и сказала, что вы разбавляете молоко. Но, добавила она, когда паром пристал к противоположному берегу, — сказать вам, Браун, что феи утром шепнули мне?

— Скажите, мисс!

— Если корова Брауна даст молоко без воды, а в проданном молоке будет вода, мы, феи, защиплем мистера Брауна до синяков. А когда потом с мистером Брауном случится припадок ревматизма, пусть он не обращается к феям за помощью!

С этими словами Лили опустила в руку Брауна серебряную монетку и легко выпрыгнула на берег в сопровождении Кенелма.

— Вы совершенно убедили его не только в существовании, но и в благодетельной власти фей, — сказал Кенелм.

— Ах, — очень серьезно ответила Лили, — ах, как было бы хорошо, если бы добрые феи еще существовали и если б можно было до них добраться! Рассказать им все, что нас волнует и приводит в недоумение, и получить от них талисманы против того колдовства, которому мы сами себя предаем.

— Я сомневаюсь, хорошо ли было бы для нас полагаться на таких сверхъестественных советниц. Наши собственные души так безграничны, что, исследуя их, мы будем находить миры за мирами, расстилающиеся до бесконечности, а между ними будет и страна фей. "Не нахожусь ли я и теперь в стране фей?" — мысленно добавил он.

— Тсс, — шепнула Лили, — прошу вас помолчать! Я думаю о том, что вы только что сказали, и стараюсь это понять.

Молча дошли они до маленькой беседки, которую предание связывало с памятью Исаака Уолтона.

Лили вошла в беседку и села. Кенелм поместился возле нее. Это было небольшое восьмиугольное сооружение, судя по архитектуре, выстроенное в смутное царствование Карла I. Стены, внутри оштукатуренные, были покрыты именами, датами, надписями, в похвалу рыболовам, в дань Исааку или цитатами из его книг. На противоположном берегу был виден грасмирский луг с его ивами, купающимися в воде. Безмолвие этого места, которое было столь любимо рыбаками, гармонировало со спокойным днем, тишиной воздуха и затянутым облаками небом.

— Вы хотели, Лили, поделиться со мной вашими сомнениями, касающимися опекуна.

Лили вздрогнула, как бы пробудившись от мыслей, далеких от слов Кенелма.

— Да, я не могу сказать о моих сомнениях ему, потому что они относятся ко мне, а он так добр. Я так обязана ему, что не решаюсь огорчить его хоть одним словом, которое могло бы показаться ему упреком или жалобой. Вы помните, — тут она доверчиво придвинулась к Кенелму с тем простодушным взглядом и тем движением, которое нередко восхищало его и одновременно огорчало после некоторого размышления: оно было слишком непосредственно, слишком доверчиво для того чувства, которое он желал внушить Лили, — вы помните, — и она обратила на него свои чистосердечные невинные глаза, положив свою ладонь на его руку, — я сказала на кладбище, что мы слишком много думаем о самих себе? Это, должно быть, дурно. Говоря с вами только о себе, я чувствую, что поступаю нехорошо, но я не могу поступать иначе. Не думайте, однако, обо мне дурно. Вы видите, что меня воспитывали не так, как других девушек. Был ли в этом прав мой опекун? Может быть, если бы он не позволял мне делать все по-своему, если бы он заставлял меня читать те книги, которые навязывали мне мистер и миссис Эмлин, вместо стихов и волшебных сказок, которые он давал мне, я могла бы больше думать о других и меньше о себе самой. Вы сказали, что умершие — это прошлое, что, думая об умерших, забываешь о себе. Если б я больше читала о прошлом, больше интересовалась делами предков, о которых повествует история, конечно, я меньше замыкалась бы в своем собственном маленьком эгоистическом сердце. Я только недавно стала размышлять об этом, только недавно мне стало горько и стыдно при мысли, что я не знаю вещей, которые знают все девушки, даже маленькая Клемми. А я не смею сказать этого Льву, чтобы он не стал упрекать себя, хотя намерение у него было доброе и он обыкновенно говорил: "Я не хочу, чтобы фея была ученой. Мне достаточно думать, что она счастлива". И я была счастлива до… до последнего времени!

— Потому что до последнего времени вы чувствовали себя ребенком. Но теперь, когда вы почувствовали в себе жажду знаний, детство уходит. Не огорчайтесь. При том уме, который дан вам природой, те знания, какие нужны вам, чтобы поддерживать беседу со страшными "взрослыми людьми", вы приобретете легко и быстро. Вы узнаете за один месяц больше, чем узнали бы в год, будучи ребенком, когда занятия были вам неприятны и вас к ним не тянуло. Ваша тетушка, очевидно, образованная женщина, и если бы я мог поговорить с ней о выборе книг…

— Нет, не делайте этого. Льву это не понравится.

— Ваш опекун не хочет, чтобы вы получили образование, какое обыкновенно дают молодым девушкам?