Муслим Магомаев - Любовь моя - мелодия

• Название: Любовь моя - мелодия
• Автор: Муслим Магомаев
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-264-00001-8

В 60–70 годы, на которые пришелся пик популярности Муслима Магомаева к звездам советской эстрады еще не прилагались (по крайней мере, официально) такие эпитеты, как «секс-символ», «идол», «культовый», и им подобные, которые на каждом шагу с легкостью «прилипают» к сегодняшним кумирам. Но сам певец вряд ли сможет пересчитать письма, полученные им от восторженных поклонников, а количество женщин, хранивших у себя фотографии Магомаева вообще не поддается учету.

Всенародная любовь, известность, великолепный голос, отменные внешние данные и… тайна. Сотни тысяч людей жаждали узнать подробности жизни своего божества, а он оставался для них загадкой. Отсюда — бесконечная череда слухов и сплетен, порой далеко не безобидных…

И вот наконец — книга, которая станет открытием для всех «фанатов» Магомаева. Неожиданная, откровенная, местами пародоксальная и… оставляющая пространство для читательских вопросов и фантазий.

---

Моя израильская публика дышала Одессой, Киевом или Днепропетровском. Знакомые все лица. Словно я их где-то уже встречал. А уж они-то меня точно видели. Я выходил на сцену:

— Здравствуйте, дорогие друзья. Говорят, что сейчас у Магомаева в стране поклонников поубавилось. Возможно. Ведь многие теперь здесь, в Израиле.

Потом уже не надо было ничего говорить, дальше были просто музыка и слезы.

Израиль. Святые места. Смешение культур и религий. Впечатление сказочного сна. Водил нас по Святым местам заместитель главы русской церкви в Иерусалиме. Встреча со Святыми местами оставляет неожиданное впечатление: вроде бы ты все видишь и воспринимаешь в трехмерном пространстве. Конечно, сначала невольно сравниваешь то, что уже знаешь из библейских источников, из книг и фильмов, по великим полотнам художников. И сразу начинаешь понимать, что впечатление совсем другое, что все, что ты знал раньше, уже не имеет значения. Ты все видишь заново. Недаром ведь говорят: лучше один раз увидеть. А потом включается четвертое измерение, зрение души, у которого другая, не внешняя память.

Мои друзья рассказывали, что нечто подобное случалось с ними в монастырях. Они вроде бы все видят, слышат, запоминают в деталях приметы и устройство обители, но потом, как в тумане. Подобные, отмеченные Богом места пробуждают в человеке внутреннее созерцание, и уже обычные детали, приметы реальные не западают в душу так сильно, как это ощущение чуда, загадки, чего-то потаенного.

Посетили мы и мечеть, стоящую на том месте, откуда Магомет вознесся к Богу. Там хранится святыня — коврик, на котором молился пророк. Фархад Бадалбейли, увидев этот коврик, бросился к нему, упал на колени и стал молиться. Местные охранники сразу же оказались рядом: коврик это реликвия, к нему нельзя прикасаться. Переводчику пришлось объяснять: «Извините его, он такой верующий мусульманин, что не мог сдержаться». Потом я «поддел» Фархада: «Ты же партийный, что же ты?» — «Все мы в душе все равно верим в Бога».

Не буду больше о своих впечатлениях. Слова мало о чем говорят. В общем, Израиль поразил, но не утолил жажду. Наоборот, стал манить еще больше.

Второй раз мы поехали туда с Тамарой. В этой поездке с нами произошел странный, почти мистический случай. Наш любимый песик Чарлик, любитель погрызть Тамарины украшения, повредил и ее нательный крестик, немного погнул. Перед отъездом я сказал ей, что не надо брать этот крестик, лучше взять с собой другой. Но Тамара решила не менять его. И вот когда в Иерусалиме мы сошли к Гробу Господню, Тамара для освящения положила (как там обычно делают все) на него свой крестик, потом взяла его в руки и увидела, что он треснул. Разве это не мистика? Ведь крестик был твердый, лишь немного помят собачкой, не прокушен. Что за неведомая сила, энергетика витает над этими местами? Неспроста миллионы людей тянутся сюда, в Землю Обетованную.

Я горжусь тем, что у нас были дружеские отношения с Патриархом Всея Руси, Пименом. Что бы про него ни говорили, как бы ни оценивали, служить ему выпало в трудные времена. Церковь, формально отделенная от государства, была под неусыпным контролем и партаппарата, и КГБ. Пимен благословил меня. И с тех пор не раз удостаивал чести быть в нашем доме. Меня волновала одна деликатная вещь. По природным корням я мусульманин. Я спросил Патриарха Пимена:

— Не смущает ли вас моя иная религиозная принадлежность?

Он ответил прямо:

— Вовсе не смущает. Все мы дети Бога. Все.

Мы тоже бывали у него в гостях и в Москве, и в Лавре. Как-то раз, когда Его Святейшество пригласил нас в Троице-Сергиеву Лавру, мы оказались свидетелями одного разговора. Приглашение было прислано заранее, и мы приехали как раз в тот день, когда объявили о смерти Константина Устиновича Черненко. Мы сидели уже в кабинете Патриарха, когда раздался звонок из Кремля: просили по-христиански помянуть умершего Генерального секретаря. Удивленные, спросили:

— А что, такие заказы оттуда только сейчас стали приходить?

— Нет, так было всегда. И когда умер Брежнев, тоже звонили.

Возможно, это делалось по просьбе семьи, а возможно, и сами главные коммунисты-атеисты в глубине души все равно тянулись к Богу…

Память о Патриархе Пимене для нас с Тамарой священна. Нас и сейчас не забывает Московская патриархия, приглашает на праздники. Спасибо им за это. Вспоминаю один праздник Рождества. Мы приехали в зал «Россия». Нас спросили перед концертом:

— Что бы вы хотели спеть?

Нам хотелось исполнить светлую рождественскую песню «Тихая ночь» («Silent Night»). У нас есть прекрасная запись этой песни, она не раз звучала по телевидению. Поэтому мы посчитали, что эта известная всему христианскому миру песня была бы очень даже к месту. Но нам сказали:

— Извините, это католическая песня.

А какая разница? Ведь песня эта о Христе.

ПО СЛЕДАМ ВЕЛИКОГО ЛАНЦА

В Соединенные Штаты я приехал на гастроли по линии Госконцерта, насколько мне известно, первым из советских эстрадных артистов. Я взял с собой небольшой инструментальный состав из четырех человек, а участником и ведущим программы пригласил Владимира Винокура. В Советском Союзе он тогда уже «набирал обороты», а в Штатах его никто не знал. Быть с ним в одной поездке — удовольствие. Володя прекрасный попутчик и хороший друг.

Импресарио наших гастролей был ныне известный Виктор Шульман, в прошлом певец. Прилетели мы за несколько дней до начала концертов, чтобы было время адаптироваться из-за большой разницы во времени. На эти дни Шульман поселил нас у себя, сэкономив таким образом на гостинице. Гастролировали мы по большим городам: в Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, там, где жило уже немало русских эмигрантов и первой, и второй, и третьей, уже нашего времени, волны. Залы были разными, но самым большим был, конечно, нью-йоркский «Медисон Сквер Гарден».

Я выходил на сцену со своим привычным приветствием: «Здравствуйте, дорогие друзья…» Поначалу для публики это был своего рода шок. Некоторые начинали плакать от этих таких обычных слов. Для них было неожиданным это мое приветствие. Дело в том, что эмигрантов из Советского Союза считали тогда чуть ли не предателями Родины. Поэтому наших артистов предупредили, чтобы сторонились их. Тот же Виктор Шульман говорил своим знакомым: «Не вздумайте вести Магомаева на Брайтон, там его сразу атакуют его поклонники, выходцы из Союза». Так что наши артисты держались подальше от бывших своих соотечественников. И вдруг выходит на сцену Магомаев и называет их дорогими друзьями. Но то мое обращение было естественным, невольным, я его не программировал заранее. Теплота отношений на тех наших концертах была удивительная.

Вернувшись с первых гастролей по Соединенным Штатам, я поделился своими впечатлениями об этой стране в большой статье, опубликованной в «Советской культуре». Сегодня, когда в Америке побывало немало наших людей, когда о ней столько написано, вряд ли стоит рассказывать о тех первых моих впечатлениях. Расскажу лучше о некоторых встречах. В частности, с Аркадием Шабашовым, который руководит оркестром на Брайтоне. А когда-то он играл у нас в оркестре. Жена Аркадия и ее сестра поют дуэтом. Это известные сестры Роуз, певицы-близнецы, настолько похожие, что различить их трудно.

Оказался в Америке и еще один наш знакомый, Ефим Шубенцов. Ефим — экстрасенс. Первой с ним познакомилась Тамара, у себя в поликлинике Большого театра. Она пришла на прием к своему врачу, где в это время находился Ефим. Прямо в кабинете он «снял» головные боли у другого врача — женщины-ларинголога. В то время в ее доме шел ремонт, и она, видимо, надышалась запахом краски и лака, отчего у нее и начались головные боли, продолжавшиеся несколько дней. Врачи не могли ей ничем помочь, а Ефим сделал это мгновенно. Удивленная, Тамара попросила Ефима тут же попробовать помочь и ей. У нее тогда были осложнения с трахеей и связками. Ефим стал делать свои пассы, и Тамара сразу почувствовала, что ей легче петь. Результат хоть и был налицо, но все равно поверить во все это было трудно. В то время мы только слышали о Джуне, о ее почти сверхъестественных способностях, но чтобы вот так увидеть перед собой человека, тоже обладающего чем-то подобным.

Тамара пригласила Ефима к нам в гости. Бывая у нас дома, он продолжал поражать нас своими способностями. Например, когда ему дали в руки фотографию дяди Джамала, естественно, не говоря, кто это, он сразу сказал, что этот человек уже умер, и умер от инсульта. Потом мы подали ему ноты одной песни, которые лежали в плотной кожаной папке. Ефим поводил над папкой рукой и прочел название песни: «Жизнь моя — моя Отчизна». Но окончательно я уверовал в Ефима Шубенцова после такого случая. У нас дома он «снимал» давление у одного из наших друзей, музыканта Бориса Афанасьева. Борис сидел в кресле, Ефим — напротив него, а я оказался как бы за спиной Бориса. Видимо, когда Ефим «сбрасывал» с нашего друга давление, воздействие его энергетического поля спроецировалось на меня. Борису стало легче, а у меня к вечеру тоже понизилось давление, которое до этого было нормальным. Померили — 80/40. Ниже некуда. Я так плохо себя чувствовал, что пришлось лечь в постель. Тамара срочно позвонила Ефиму, рассказала, что со мной происходит. Кончилось тем, что он попросил меня взять телефонную трубку, что-то там сказал, возможно, что-то и сделал на расстоянии и мое давление пришло в норму.