Мария Барр - Перечитывая Мастера. Заметки лингвиста на макинтоше

• Название: Перечитывая Мастера. Заметки лингвиста на макинтоше
• Автор: Мария Барр
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94663-922-4

 То, что роман "Мастер и Маргарита" "цепляет" сразу и "втягивает", "не отпускает" до последних страниц отмечалось многими. Но как это достигается? Какими речевыми средствами создаются образы, производящие столь потрясающее впечатление? Как магическое становится очевидным и даже обыденным? В чем новаторство Михаила Булгакова с точки зрения употребления художественных приемов? Что стоит за понятием "авторство" романа в романе? Какова жанровая природа произведения и однородна ли она? Вот те вопросы, которые интересны автору этой книги. Надеемся, что они интересны и вам, читатель.

---

И тема прощения становится ведущей в драматургии бала полнолуния, бала всех грешников, которым хозяйка бала Маргарита, советует забыться, особенно тем, чьи грехи очень тяжелы. Прощение не ждет их, поэтому остается забыться. Но есть и те, кто надеется на чудо. Из толпы гостей, движущихся перед обнаженной Маргаритой сплошной стеной, выделяется особенно бледное лицо, лицо страдающей женщины, раскаявшейся в своем преступлении, лицо Фриды с «беспокойными, назойливыми, мрачными и умоляющими глазами». Именно поэтому она и заслуживает прощения. Преступление искуплено невыносимым страданием – нравственными муками. Тема соответствия наказания греху или преступлению – очень важная тема в философской концепции романа. Только одна Фрида накануне Пасхи получает прощение, из всего сонмища грешников, попавших на бал полнолуния, только одна.

Образ Маргариты со стороны фабульно- сюжетной – есть образ ритуально-магический, приводящий в действие некий механизм, организующий ритуальные действа. «Ведьма», «колдунья» - она превращается в инфернальное существо, инициируется в королеву бала по зову сердца.

Инициация Маргариты так описана в исследовании А. В. Минакова «Символика романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Затем глаза Маргариты открываются», и она видит Великого Магистра, разговор с которым означает испытание, которому подвергается вступающий в Храм. И с этого момента начинается духовное воскресение Маргариты, символически выражаемое через стадию омовения, или очищения. Начинается эта стадия с буквального троекратного омовения Маргариты в бассейне, в том числе так называемое «убеления кровью» (терминология масонов). Кровь сменяется розовым маслом, которое может означать инверсию бальзамирования после снятия с креста…» (Минаков 1998: 47). Такова трактовка с позиции адептов масонства. О каком духовном воскресении на черной мессе может идти речь? Непонятно. Посвящение, обряд инициации – да.

На самом деле жесткие ритуальные структуры организуют, как и положено, бал как церемонию – «черную мессу»: питие из чаши с кровью по кругу, омовение кровью ритуальных жертв, сатанинские пляски-оргии, но главный ритуал бала полнолуния – связь мира мертвых с миром живых, осуществляемый благодаря выбору королевы, живой женщины, которая сознательно должна была принести себя в жертву дьяволу, и которую, по традиции должны были звать Маргаритой. Во главе черной мессы женщина-ведьма стоит еще и потому, что это ритуал-перевертыш. В обычной церковной мессе службу служит священник – в сатанинской – женщина. Если православный обряд отправляет священник, мужчина, который должен быть определенным образом одет, то есть, облачен в культовые одежды, антиобряд следовало выполнять обнаженной женщине. Для этой роли и выбирается королева бала.

Мысль Н. К. Гаврюшина о том, что «коль скоро сатанинская литургия противостоит христианской, в ней немаловажную роль должен играть мотив осквернения» (Гаврюшин 1995: 29), исходит из ортодоксального представления о взаимодействии «ведомств». Однако в русле этих представлений на контакты с нечистой силой реагируют только два персонажа: «богобоязненный» буфетчик Соков и Никанор Иванович Босой.

Маргарита органично врастает в новую роль, она перестает стесняться своей наготы, позволяет себе шутки, иногда в стиле «балагана», изображая преувеличенный ужас или восторг, позволяет себе «крутить ухо» шуту на балу, использовать просторечие, как теперь уже и ее свита:

- Если ты, сволочь, еще раз позволишь себе впутаться в разговор…

- Ты бы брюки надел, сукин сын, - сказала, смягчаясь, Маргарита.

Вместе с тем она прекрасно справляется с ролью госпожи, хозяйки светского мероприятия. Зазеркалье черной мессы включает и определенные правила исполнения ролей. Прием гостей, обход хозяйкой бальных помещений, приглашение к угощению.

«Пространство ритуала – не просто вместилище извне заложенных смыслов, а само по себе смысловой генератор», пишет Е. Н. Мошонкина в своем обзоре «Символика королевской власти в средневековой Франции» (Мошонкина 1996: 159). Иными словами, сам ритуал формирует те художественные смыслы, которые мы вкладываем в понятие «развитие образа». Образ как бы попадает в зону ритуального пространства, и оно влияет на его дальнейшее развитие. Что без бала образ Маргариты? Домохозяйка при высокопоставленном муже. Любовница Мастера, потерявшая своего возлюбленного? И только согласившись стать «королевой» бала, то есть, согласившись выполнить главную ритуальную и магическую роль, она становится героиней. Но высокой, слишком высокой ценой. В пространстве бального ритуала меняются, по существу, все образы. Меняют маски Коровьев и Азазелло, Бегемот выполняет роль распорядителя бала, выкрикивая магическое «Бал!», и меняется внешне. Вся свита «серьезнеет», в миг приобретает светские манеры, хотя и не отказывает себе в удовольствии пошутить.

Исполнение церемониальных и ритуальных ролей вообще не предполагает иронии, поэтому смеховая культура в пространстве, точнее в хронотопе бала меняется. Появляется «черный юмор», или юмор висельников, который позволяет себе известная парочка. «И, заметьте, ни один не заболел, ни один не отказался», - говорит Кот Маргарите, представляя знаменитостей, из которых состоит оркестр.

Прием гостей оказывается чрезвычайно важным и выделенным семантически. Шутки в их адрес не снимают серьезного отношения к гостям. Как и принято на приемах и светских раутах, знак внимания каждому:

И еще: не пропустить никого! Хоть улыбочку, если не будет времени бросить слово, хоть малюсенький поворот головы. Все, что угодно, но только невнимание. От этого они захиреют, - шепчет Коровьев.

Вроде бы это обычные правила светского этикета, но за ними есть и сакральный смысл. Призраки подпитываются человеческой энергетикой, отсутствие внимания для них губительно. Поэтому когда Коровьев говорит, что без внимания гости захиреют - это и в прямом смысле, не только в переносном. Вообще, многосмысленность булгаковской фразы, которая часто проявляется в каламбуре, намеке, аллюзии, порождает и возможность инотолкования.

Прием гостей из обычной церемонии приветствия превращен в обряд инициации, приобщения мира мертвых к миру живых. Целуя колено Маргариты, гости подтверждают свою подвластность князю тьмы, с одной стороны, и, с другой стороны, прикасаются к живой крови, что позволяет им на одну ночь принять человеческий образ, восстав из праха. При этом сама Маргарита чувствует нестерпимую боль от прикосновений к своему колену. Оно синеет и распухает. Такова цена сделки.

При этом нельзя не заметить, что гости выписаны с некоторым эклектизмом и однообразием в одно и то же время. Среди сводников, сводниц и отравительниц и висельников мелькают знакомые исторические персонажи. При этом критерии выбора персонажей спрятаны – например, композиторы Штраус и Вьетан по непонятным причинам оказались в царстве Воланда. Малюта Скуратов оказывается на балу без Грозного. Я позволю себе не согласиться с Камилом Икрамовым, полагавшим, что Грозный не попадает в список приглашенных по причинам слабости к тиранам самого М. Булгакова и что этот выбор сделан даже не на уровне сознания, а на уровне подсознания. Можно оттолкнуться и от другой версии. Среди гостей, собственно, тиранов достаточно:

Ни Гай Кесарь Калигула, ни Мессалина уже не интересовали Маргариту, как не заинтересовал ни один из королей, герцогов, кавалеров, самоубийц, отравительниц, висельников и сводниц, тюремщиков и шулеров, палачей, доносчиков, изменников, безумцев, сыщиков, растлителей.

Могу только предположить, что фигура Грозного с балом плохо ассоциировалась у М. Булгакова. Все-таки бал – это увеселительное светское мероприятие. И бальные гости, а вместе с тем это именно бальные гости, которые должны веселиться на балу, вести светские беседы. Балы для этого и устраиваются.

Соответствующая лексика: кавалеры, дамы, фрачники, лакированные, туфли, фрак, звон бокалов, шампанское, организационный сценарий, включающий танцы, угощения, своеобразный флирт (Наташа и господин Жак), - все соответствует представлению о бале как о светском мероприятии. Этикетные фразы: Я в восхищении!, Королева в восхищении!, Я рада…, Я счастлива… обычные для этой церемонии создают атмосферу непринужденного светского общения. И все-таки что-то поддерживает ощущение миража, готового рассыпаться и растаять в любой момент. Явная театрализация бального действа с ассоциативными ходами, связывающими его с приемами в американском посольстве (джаз, обилие цветов, птиц, шампанского) на самом деле подчеркивает его хрупкость и сиюминутность.

До того момента, когда в пятое измерение попадает барон Майгель, это вроде бы просто веселье. С момента подготовки и отправления основного ритуала черной мессы – пития живой крови жертвы, - происходит перевоплощение Воланда. Он берет бразды правления балом в свои руки, превращаясь в князя тьмы, то есть, принимая свое истинное обличие. Одежда его, напоминающая, кстати, папскую сутану, названную Булгаковым «хламида», выделяет его из бального окружения. В руках его шпага – магический атрибут, который на своих сеансах использовал знаменитый маг и оккультист начала двадцатого столетия – Папюс. Некоторые исследователи видят большое влияние этого исторического персонажа на образ Воланда.