Мария Барр - Перечитывая Мастера. Заметки лингвиста на макинтоше

• Название: Перечитывая Мастера. Заметки лингвиста на макинтоше
• Автор: Мария Барр
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94663-922-4

 То, что роман "Мастер и Маргарита" "цепляет" сразу и "втягивает", "не отпускает" до последних страниц отмечалось многими. Но как это достигается? Какими речевыми средствами создаются образы, производящие столь потрясающее впечатление? Как магическое становится очевидным и даже обыденным? В чем новаторство Михаила Булгакова с точки зрения употребления художественных приемов? Что стоит за понятием "авторство" романа в романе? Какова жанровая природа произведения и однородна ли она? Вот те вопросы, которые интересны автору этой книги. Надеемся, что они интересны и вам, читатель.

---

Ритуал-перевертыш еще будет появляться на страницах романа многократно. Это часть эстетики карнавала. При этом полнообъемный, многоуровневый процесс ритуального поведения и ритуального действа пародируется или имитируется, упрощаясь и включая комедийный аспект.

Вспомним другую пародию на церковный ритуал причащения – утро в квартире Степана Лиходеева. После «воскресения из мертвых» двумя стопками водки двойной очистки с острой закуской и покаяния Степы (а покаяться Степу заставляет Воланд), его стыдливых признаний в том, что он накануне вечером после водки пил портвейн, волочился за женщинами, безобразничал (и это в страстную неделю!), Воланд отпускает, но не грехи, а самого Степу и вселяется в его квартиру. Это, конечно же, незаконно, настолько насколько законным было и вселение Степы в эту квартиру. Причем, Воланд поучает Степу, но своеобразно: «Помилуйте, да разве это можно делать!», - говорит он после утверждения о том, что после водки Степа Лиходеев пил портвейн. Разъяснения и поучения о том, как себя надо вести обычно дает и священник во время причастия.

Еще одна мысль, которая стоит за системностью использования этих ритуалов-перевертышей заключается в том, что с неверующим и невежественным человеком можно делать все что угодно. Он не защищен от темных сил. Даже «богобоязненный» буфетчик Соков допускает фатальные ошибки. Угощаться у «такого» артиста «богобоязненному» буфетчику Сокову не стоило бы. Не стоило бы с ним и разговаривать, и «волшебные» деньги возвращать… Даже в руки брать их не стоило бы… Но деньги важнее… Вот этих героев с якобы христианской верой, которая на самом деле проявляется как суеверие, а не жизненный принцип, и высмеивает М. Булгаков.

Другим объектом пародирования в романе о современной писателю Москве являются официальные институты, социальные формы и ритуалы советской власти.

Пародирование институтов и организационных форм советской власти

М. Булгаков идет не по пути гиперболизации пороков современного ему общества, как это делал Гоголь, он подвергает осмеянию не отдельные пороки, а всю социальную систему. Поэтому основной задачей писателя является вскрытие, дезавуирование преступной сущности власти методами пародирования, глумления, издевки, насмешки, иронии, сарказма. Это объясняет то, что комедия характеров сочетается с комедией положений, буффонада с гротесковыми приемами. Смеховой компонент в романе представлен очень широко. От бурлеска и каламбура и иронии до сарказма. При этом он имеет ярко выраженную театральную природу по характеру комического и формам его подачи – реплики, репризы, ремарки, словесные дуэли, сценки, диалоги. Игровая природа смеховых приемов отражает комедийную установку на отношение к действительности в целом. В. В. Ерофеев полагает, что сатирический пафос в изображении советской действительности в романе снижен: «автор смягчает свой суд над беспощадным временем»; «Эксперименты Воланда, поставленные над московским населением тех трагических лет, выглядят неубедительной буффонадой» (Ерофеев 1990: 146). Это суждение обусловлено как раз тем, что есть стереотип сатирического произведения и репертуара художественных средств, ему присущих – это сатирические портреты, шаржи, бытовые зарисовки. Н. В. Гоголь и М. Е. Салтыков-Щедрин сформировали определенный комплекс ожиданий. У М. Булгакова же игровая природа смеховых приемов многообразна и опирается на новаторские приемы, например прием обратного фокусирования. Не случайно театральный бинокль украшает грудь Кота: игра протекает по законам жизни, а жизнь по законам сцены. На сцене варьете никто, собственно, ничего изображать и не собирался – Коровьев провоцирует семейные склоки, происходит обман зрителей, соблазняющихся «дармовыми» нарядами, духами, хватающих падающие сверху «волшебные» деньги. То есть, в данном случае развлекаются не зрители, а актеры. А в жизни Коровьев и Бегемот играют замечательно. Буффонадные номера в торгсине, в Грибоедове, сцена дуэли – образец талантливой игры Бегемота.

И репертуар смехового компонента благодаря разнообразию создает возможность представить жизнь не только в ее темных сторонах. Веселая шутка наряду с открытой сатирой входит в эстетику романа на равных основаниях. А это действительно смягчает сатирический пафос произведения, но не смягчает авторского приговора социальной системе. Дело в том, что системность пародирования социальных институтов, форм социальной организации, ритуалов и форм социальной жизни приводит к итоговой мысли осмеяния и отрицания всей государственной системы как таковой. Как врач Михаил Булгаков ставит неутешительный диагноз социальной системе, основанной на лжи и насилии, страхе и доносительстве, беспощадно расправляющейся с носителями истинной культуры и насаждающей бескультурье.

Пародирование нередко осуществляется писателем в комических сценках буффонадного характера. Так, уже упоминавшийся жанр партийной «проработки» Степы Лиходеева, когда в роли осуждающих и клеймящих позором выступают Бегемот, Коровьев и Азазелло.

- Они, они! – козлиным голосом запел длинный клетчатый, во множественном числе говоря о Степе. – Вообще они в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое служебное положение, ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству втирают очки!

- Машину зря гоняет казенную! – наябедничал кот, жуя гриб.

Причем, свита прямо высказывает, что на самом деле представляет из себя хорошо известный всей театральной Москве директор варьете ему в лицо. Эта речевая стратегия инвективы, унижения, реализующаяся в форме прямой откровенной негативной оценки и характеристики, безусловно, пародирует партийные «проработки» на собраниях в официальных учреждениях. Клеймить и пригвоздить позором, изобличать, дать по рукам, гневно осудить, передать в органы милиции – ходовая лексика времени. Коллективные осуждения входят в моду и набирают обороты. Тот же сценарий. Наряду с общественными недостатками и пороками позволительно было «разбирать» и личную жизнь. Сотрудник подвергался «комплексной проработке», после которой общественно порицаемые нередко сводили счеты с жизнью. Характерно, что после столь лестной характеристики Степа даже мысленно не произносит: «По какому праву?!».

Прелестна пародия на официальный документ, который выдается Николаю Ивановичу «на предмет предъявления милиции и супруге». Справка о нахождении на балу – это уже смеховой прием. Назначение справки как документа – передача официально значимой информации о человеке, социально значимых фактах его биографии. Выданная Бегемотом бумага никаким документом с общепринятой точки зрения, разумеется, не является. Это очередной факт глумления над «клиентурой» ведомства.

Помимо того, что справка выдается котом, подписывающимся прозвищем «Бегемот», она заверяется штампом погашения членских взносов (партийных, профсоюзных и т.п.).

Справка буквально должна была выглядеть следующим образом:

СПРАВКА

Сим удостоверяю, что предъявитель сего Николай Иванович провел упомянутую ночь на балу у сатаны, будучи привлечен туда в качестве перевозочного средства (боров).

Бегемот М.П.

«Сим удостоверяю, что предъявитель сего» - это стилистические нормы еще дореволюционной документалистики (сегодня мы бы написали: «Настоящая справка выдана имярек в том, что он…», но в 30-е годы новый документационный стиль только формировался), тем не менее, они точно воссоздают форму документационного жанра справки. Единственной претензией к стилистике «документа» является то, что слово «упомянутую» вставлено в текст немотивированно. Это устаревшее сегодня слово просто не из языка документов. Оно не обеспечивает необходимой точности. Упомянутую кем и при каких обстоятельствах? Нормативно: «выданную такого-то числа», «с такого-то на такое-то число» и т.д. .

Однако дата вообще не указана. Отсутствие необходимого реквизита – даты - делает в реальности документ недействительным, а в перевернутом мире - наоборот ( - Чисел не ставим, с числом бумага будет не действительной, - отозвался кот, подмахнув бумагу…). То есть, само оформление документа превращается в издевательство над его просителем. Но самое главное – абсолютно глумливое содержание, которое не смущает чиновника, для которого форма давно уже вытеснила это самое содержание.

Вместо печати Бегемот ставит штамп «Уплочено», безграмотный по форме и бессмысленно-шутовской по сути. Парадоксальность состоит в том, что официально-деловой стиль при всей абсурдности содержания, нагромождении нелепостей и при всем комизме ситуации, отраженной в документе, воспроизводится абсолютно точно.