Николай Андреев - Трагические судьбы

• Название: Трагические судьбы
• Автор: Николай Андреев
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-01944-3

Книга «Трагические судьбы» открывает новую серию издательства «ОЛМА-ПРЕСС» — «Как это было на самом деле». Автор — журналист Николай Андреев исследует судьбы незаурядных людей — наших соотечественников, которых время и обстоятельства попробовали на излом. Вот некоторые из тех, по кому прошелся катком наш жестокий век: ученый и гуманист Андрей Дмитриевич Сахаров, герой войны и шпион Олег Пеньковский, футболист Эдуард Стрельцов, советский генерал и символ борьбы за независимость Чечни Джохар Дудаев, деревенские мудрецы Иван Снимщиков и Иван Худенко… Не всегда точно можно определить, что стало причиной трагедии, — то ли так распорядилась судьба, толи просто жизнь так складывалась… Надеемся, что эта книга поможет вам через судьбы отдельных людей, выдающихся личностей, прочувствовать историю нашей страны и лучше понять свою собственную жизнь.

---

Леонид Хрущев оставил после себя двоих детей: от первой жены — дочь Юлию, от второй — сына Юрия. Юлию после ареста Любови Илларионовны взяли в семью Хрущевых, Никита Сергеевич и Нина Петровна удочерили девочку, она стала им как родная дочь. Когда Сизых возвратилась в 1954 году из ссылки, она не сразу встретилась с дочерью, но потом произошло по сути их новое знакомство. Однако Юля так и осталась формально дочерью Никиты Сергеевича, хотя отчество у нее — Леонидовна. Хрущев любил брать ее с собой в зарубежные поездки.

А Юрий оказался вместе с матерью в эвакуации. Кстати, когда я сказал Елене Георгиевне Боннэр, что занимаюсь исследованием судьбы Леонида Хрущева, она воскликнула: «Он же был женат на Евгении Этингер, сестре моей лучшей подруги Регины. Юру я хорошо знаю. Как он?» Судьба у него сложилась удачно. В 1947 году к нему явился человек из органов и сказал: «Собирайся. Поедешь к деду». И отвез его к Никите Сергеевичу. Юрий стал жить в семье Хрущевых. Он пошел по стопам отца — выучился на летчика-испытателя. Его сестра Юлия — журналистка, долгое время она работала в Агентстве печати «Новости».

Как Никите Сергеевичу сообщили о том, что сын пропал? Командующий 1-й воздушной армией Худяков пишет Хрущеву: «В течение месяца мы не теряли надежды на возвращение Вашего сына, но обстоятельства, при которых он не возвратился, и прошедший с того времени срок заставляют нас сделать скорбный вывод, что Ваш сын — гвардии старший лейтенант Хрущев Леонид Никитич пал смертью храбрых в воздушном бою против немецких захватчиков». Письмо это вручил Хрущеву старший лейтенант Иван Заморин, который поднимался в воздух в паре с Леонидом.

Истинные детали боя раскрылись много лет спустя. Как свидетельствует Петр Кримерман — личный фотограф Никиты Сергеевича Хрущева, Заморин прислал в начале 70-х годов на имя министра обороны СССР маршала Устинова письмо, в котором описывает, как на самом деле развивались события в том самом бою: «Я в рапорте умолчал о том, что, когда «ФВ-190» рванулся на мою машину в атаку, зайдя мне снизу под правое крыло, Леня Хрущев, чтобы спасти меня от смерти, бросил свой самолет наперерез огневому залпу «фоккера». Безусловно, Леонид прекрасно понимал, чем эта «заслонка» грозит ему. «Фокке-Вульф» в упор расстрелял вставшую на его пути машину, после бронебойного удара самолет Хрущева буквально рассыпался на моих глазах!.. Вот почему на земле было невозможно найти какие-либо следы этой катастрофы. Тем более что искать начальство приказало не сразу — ведь наш бой происходил над территорией, оккупированной немцами».

Почему же Заморин в рапорте после боя был неискренен? Он приводит следующие мотивы тогдашнего своего поведения: «Командование полка было крайне заинтересовано в том, чтобы принять мою версию за «чистую монету». Ведь оно тоже напрямую разделяло суровую ответственность за гибель летчика — сына члена Политбюро! Я струсил и пошел на сделку с совестью, фальсифицировав факты».

Маршал Устинов не дал ход этому важному свидетельству. Положил письмо в свой архив. Нужно учитывать политическую ситуацию того времени. То было брежневское время, когда фамилия Хрущева в официальных документах, выступлениях не упоминалась, даже если речь шла о периоде его правления. И уж, естественно, такие важные подробности о судьбе члена семьи свергнутого руководителя Советского Союза не могли появиться в печати. Так и лежало письмо Заморина среди бумаг Устинова до перестроечных времен.

Я спросил Юрия Хрущева: когда впервые стали возникать странные инсинуации вокруг имени его отца? «Совершенно точно: когда начали ходить разговоры о том, что надо бы переименовать Волгоград в Сталинград», — ответил он. Насколько я помню, это — начало 70-х годов. Тогда в высших эшелонах власти начали проявляться настроения возродить сталинизм как основу идеологии. В марте 1975 года в ЦК состоялось совещание, на котором обсуждалась статья Большой советской энциклопедии о Сталине. Идеолог КПСС Михаил Суслов сказал, что он сравнил предлагаемый текст со статьей, которая в 1970 году была опубликована в Исторической энциклопедии, и обнаружил, что фактически взят тот же текст, но выброшено из него три момента:

— Сталин допустил ошибки во время коллективизации, а потом они были исправлены ЦК с участием Сталина;

— из письма Ленина съезду о Сталине и других снято место, где говорится о его грубости и других чертах, которые нетерпимы у политического деятеля, который занимает такой пост;

— Сталин проявил себя во время гражданской войны как крупный военно-политический деятель и был в 1919 году награжден орденом Красного Знамени.

«Я считаю, — сказал Идеолог, — что неправильно сняли эти места. Их надо восстановить. А то будут сравнивать и задавать вопросы». Пожелание Суслова, естественно, было учтено. А для партийных кругов это означало: восстановление Сталина в правах гениального вождя началось.

Историк Александр Колесник относит домыслы о предательстве Леонида Хрущева к более раннему периоду — к 1965 году. Именно тогда, по его сведениям, распространялась фальшивка о том, что он якобы сдался в плен. А момент для удара выбран понятный: Хрущев свергнут, можно пнуть побольнее.

Рада Аджубей рассказывает: «Я взвешивала ситуацию и вот к какому выводу пришла: Леонид здесь ни при чем, били по отцу. В этом проявилась аппаратная ненависть к отцу, ненависть ведь очень живуча. Это естественно: он пытался избавить страну от ужасов сталинизма, а это было невыгодно очень многим, кто был за крепкую руку, за диктатуру. Как-то я разговаривала о судьбе Леонида с кагэбэшным генералом, он мне сказал: «А чего вы хотите? Запускается легенда, чтобы опорочить Никиту Сергеевича. И запускается хитро — из-за рубежа, тогда ей больше доверия. А потом легенду подхватывают наши газеты — и начинается».

Сергей Хрущев считает, что операцию по дискредитации Леонида разрабатывали на Лубянке: «Профессионалы из КГБ, поднаторевшие на дезинформации, предложили свести дело к личной обиде отца на Сталина, к мести тирану дорвавшегося до власти эгоистичного «пигмея». Говорят, что одним из авторов идеи был Филипп Бобков, будущий куратор 5-го, «диссидентского», управления КГБ, будущий заместитель председателя комитета. Но как это осуществить? Требовалось найти зацепку, какие-то факты из жизни отца, поддающиеся подтасовке. И они нашлись. Уцепились за трагическую историю гибели во время войны… Леонида. Действовали, как это принято у профессионалов, не в лоб, а осторожно. Озвучание версии поручили заместителю начальника управления кадров Министерства обороны генерал-полковнику Кузовлеву…»

Как может человек, неспособный быть отцом собственному сыну, претендовать на роль отца народов?

Последний раз Сталин говорил о Якове со Светланой после войны, летом 1945 года. Он обронил только несколько фраз: «Яшу расстреляли немцы. Я получил письмо от бельгийского офицера, принца, что ли, с соболезнованием — он был очевидцем… Их всех освободили американцы…» Светлана вспоминает: «Ему было тяжко, он не хотел долго задерживаться на этой теме… Может быть, слишком поздно, когда Яша уже погиб, отец почувствовал к нему какое-то тепло и осознал несправедливость своего отношения к нему… Яша перенес почти четыре года плена, который, наверное, был для него ужаснее, чем для кого-либо другого… Он был тихим, молчаливым героем, чей подвиг был так же незаметен, честен и бескорыстен, как и вся его жизнь».

В 1950 году в Берлин был послан сотрудник Информационного комитета Министерства иностранных дел Валентин Фалин. Он встретил человека, который сказал, что может сообщить подробности пребывания в концлагере Якова Джугашвили. Фалин доложил о разговоре руководству, в Москву ушла соответствующая телеграмма. Совершенно точно известно, что ее положили на стол Сталину. Никакой реакции. Фалин вновь к руководству: у свидетеля неважное здоровье, может и умереть, а вместе с ним мы потеряем важные сведения о судьбе Якова. В Москву уходит еще одна телеграмма. Из секретариата Сталина дали понять: ответа не будет. «Это вызвало чувство протеста, — рассказывает Фалин. — Как может человек, не способный быть отцом собственному сыну, претендовать на роль отца народов? Все не так. Слишком много противоестественного в нем самом и вокруг него».

В июне 1961 года в Вене встретились премьер-министр СССР Никита Хрущев и президент США Джон Кеннеди. Разговор начался издалека, с семьи, с детей. Хрущев спрашивает: «Господин президент, а сколько вам лет?» — «Сорок четыре». — «Да, моему сыну сейчас было бы столько же или даже больше». Много пришлось читать комментариев по поводу этого вопроса Хрущева — например, будто бы он пытался унизить американского президента, сразу же установив между собой и им подчиненные отношения, как между старшим и младшим. Это не так. Единственным свидетелем беседы Хрущева и Кеннеди с советской стороны был переводчик Виктор Суходрев, он вынес такие впечатления из этого эпизода: «Хрущев вложил в свои слова совершенно иной смысл. Я видел неизбывную грусть в его глазах, слышал тон его голоса и поэтому могу утверждать, что никакой попытки унизить Кеннеди у Хрущева не было. Он как бы на секунду отвлекся от официального момента, вспомнил своего сына, поэтому и вырвались у него такие непротокольные слова. И на лице Кеннеди было полное понимание».