Иван Басаргин - Чёрный Дьявол

• Название: Чёрный Дьявол
• Автор: Иван Басаргин
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издельство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1981

Повесть «Черный дьявол» — первое крупное произведение Ивана Басаргина, в котором молодой писатель талантливо воссоздаёт картины природы, портреты и характеры людей тайги во всём их многообразии. Писатель продолжает традиции «очеловечивания» животных, связанные в мировой литературе с именами и книгами Л. Толстого, А. Куприна, Р. Киплинга. Джека Лондона, и, конечно, арсеньевские традиции изображения дальневосточной природы.

Выросший в семье потомков первых дальневосточных переселенцев, автор обнаруживает глубокое знание языка, в его повести чувствуется красота Дальнего Востока, аромат его цветов, пасек, охотничьих чащоб.

---

Но миряне разделились на два лагеря.

— Истину говорит, истину! — кричали одни.

— Долой смутьянов! Палками их надо гнать отсюда! — ревела другая сторона.

— Погодите, миряне. Будет церковь, не будет школы, а как же дети? Время идет к тому, чтобы каждый знал аз, буки и веди. Кому надо, тот пусть себе бьет лоб дома. А ну, Козин, скажи ты слово. Скажи о себе, — подтолкнул Федьку Гурин.

— А что говорить о себе? Вон сдаю я Безродному пушнину и вместо своей фамилии ставлю крестик. Дело это? Он, может, там записал мне вместо десяти колонков два, я не знаю. А будь я грамотным, смог бы книжки читать, не дал бы обдурить себя Безродному.

— Греховное это дело — читать мирские книжки, от них смятение ума и грехопадение.

— Это как же, батюшка, грехопадение, я же видел у тебя мирские книженции, выходит, и ты в грех впал, — сказал без улыбки Ломакин. — Вот что, братцы, хватит воду в ступе толочь, давайте ближе к делу. Нам такой пришел сказ: ежели проголосуем за церковь — быть церкви, ежели — за школу, то быть школе.

Большая половина сельчан проголосовала за школу.

О Дьяволе как-то само по себе забылось.

Дьявол исчез, как в воду канул. Да и не до него тогда было. Назревали большие события. Будто ветер, заходили по тайге слухи о войне, о том, что бунтует народ по всей России, о большевиках, о Ленине. Шепотком передавали друг другу о том, будто в охотничьих зимовьях скрываются политические беглые с каторги.

3

В тайге пропал Калина Козин. Федька приболел. Калина за него решил сходить и проверить ловушки на колонков. Первый раз пошел в тайгу старик. Пошел и исчез. Ждали Калину день, ждали два, три. Федька позвал с собой Гурина, и они отправились искать старика. Следы Калины привели к речке, около перехода через нее оборвались. Речка Голубая не каждую зиму замерзает, особенно перекаты, а через один из перекатов с осени были положены сходни. Вот с этих-то сходней, видно, и сорвался Калина. Но когда они внимательно осмотрели жерди, то увидели на одной из них капли крови. Припомнились старые угрозы Безродного. Безродный обид не прощает!

— А ведь ни у кого зла на Калину не было, — сказал Гурин. — Точно, это рука Безродного. Встретил Калину и торкнул. Теперь не найдешь.

Федор уехал в Ольгу, чтобы рассказать приставу об исчезновении отца. За день отмахал сто верст, переспал у знакомых и встал в очередь на прием к приставу. Попал в кабинет только к вечеру. За длинным столом сидел пристав.

Федор весь день готовился, что и как сказать. А тут вдруг выпалил:

— Моего отца убил Безродный.

— Безродный? — удивленно вскинул брови пристав Баулин. — Не может быть! А ты видел? Кто видел?

— Никто не видел, он его убил на сходнях, когда отец переходил через речку.

— Ну, ежели никто не видел, то я тебя, сукина сына, за твой лживый язык упеку в каталажку. Все спешат оболгать Безродного. Врал и доносил на него Булавин, а убил Булавина Шишканов. И твоего отца убили такие же смутьяны. Ведь Козин был против них, он сам жаловался, что Гурин сбивает тебя с пути истинного. Гурин мог убить отца твоего. Так знай, ежели найдем труп Калины и прознаем, что он был убит, а не утонул, то быть Гурину на каторге. Это уж как пить дать. А теперь посиди в каталажке и охолонь. За вранье у нас, брат, строго. Семин!

В кабинет вскочил здоровенный казак.

— В кандалы брехуна. Вода и хлеб, пусть в голове станет чище.

— Но ведь это точно, тятьку убил Безродный, он ему давно грозил… Гурин был дома, Гурин никуда не ходил! — вырываясь из рук казака, кричал Федор. Теперь он понял, чего добивается Баулин, и испугался за Гурина.

— Знаем мы смутьянов, они вроде и никуда не ходят, вроде живут тихо и мирно, а народ баламутят. Посиди с месяц, а там посмотрим.

— Но ведь…

— Молчать! На каторгу упеку. Шишканова, вашего дружка, упек Чугуевский пристав, я то же сделаю. Волоки его, Семин, чего встали.

— Дык ить он, паря, упирается.

— Зови ребят, в кандалы бунтаря.

— Но ведь я не бунтую, ить я прошу, чтобы убивца нашли, ваше благородие. Аль нет у вас на шее креста? За что же в кутузку-то? А? — растерянно озирался Федька, будто загнанный соболек.

— В кутузку, я те покажу крест! Все вы сволочи. «Не бунтую», а чего же властям не покоряешься?

— Но ить не за что, ить я за правдой пришел, ваше благородие…

Грохоча сапогами и казацкими саблями, в кабинет ворвались помощники пристава. Дружно навалились на Козина, но Федька враз пригнулся, взревел, раздвинул сильными руками, будто по воде проплыл, и казаки разлетелись в разные стороны. Не успел Федька передохнуть, как на него снова навалились. И пошла свалка. Кто-то летел к стене, одного казака Козин бросил на стол пристава, второго, будто ребенка, швырнул в окно, и тот, гремя стеклом, вышибая телом раму, вылетел на улицу. Хрип, стоны, ругань. Баулин метался за столом, как за баррикадой, кричал:

— Вяжи его, сукина сына! Вяжи! В кандалы!

Но связать Козина даже десять казаков не могли, мешала теснота кабинета и та звериная сила, которая проснулась в парне. Прекратил драку Баулин, он схватил со стола подсвечник и ударил им Козина по голове. Федька ткнулся в стену и медленно начал по ней сползать на пол.

Очнулся Козин в кутузке. Волосы на голове в сгустках крови, на руках и ногах кандалы. В зарешеченное окно светила луна. Федька тихо заскулил от боли, от отчаяния. Сбоку из темноты кто-то спросил:

— Чей будешь?

— Козин, из Божьего Поля я.

— Ну не распускай слюни-то. За что тебя сюда?

— Отца убил Безродный, я пришел жаловаться, и вот меня в кутузку.

— Безродный. Знаю — зверь-человек. Через него и я тут сижу.

— А кто ты?

— Я Кузьма Кузьмин. Ивайловский я. Из-за перевала. Моя баба, дура, подожгла подворье Хомина, все сгорело, меня по суду описали, и все — Хомину, а я стал нищим. Теперь брожу по свету.

— А при чем тут Безродный?

— При том, что веревочка от него пошла, пошла и всех захлестнула петлей. Да что говорить, все знают, что Макара Булавина убил Безродный, а Шишканова на каторгу. Вот. Моя дура под шумок вздумала свести счеты с Хоминым. Теперь вот и ты попал в ту же петлю. А с казаками ты зря дрался. Каторги тебе не миновать. Здесь так: бьют — молчи. Меня исторкали — живого места не было. Ожил. Теперь жду, когда погонят на каторгу, а может, и простит Баулин…

Но ошибся Кузьма. Козин каторгу миновал. Через несколько дней пришли в Ольгу охотники из Божьего Поля. Пришли и встали около уездной конторы.

— Чего пожаловали? — спросил их пристав.

— Отпустите Козина, или мы будем стрелять.

— Бунтовать?

— Нет, просто пришли за правдой, чтобы не затоптали ее начисто, — сказал Ломакин. — Кто убил Калину, мы еще не знаем, это должны были вы узнать. Вот мы все, как один, думаем, что его убил Безродный. Почему вы не хотите расследовать это дело? — твердо требовал ответа старшина.

— Большевик!

— Нет, ваше благородие, не большевик я — просто честный человек. Козина вы избили, бросили в каталажку, отпустите — или мы…

— Что вы?

— Будем стрелять.

Баулин и все уездное начальство перетрусило. Боялись, что к охотникам из Божьего Поля примкнут охотники из Ольги, Пермского, Арзамасовки — все, кто был в ту пору в Ольге. Пристав подумал и сдался:

— Хорошо, мы отпустим вашего Козина, но чтобы у меня без шума.

— Отпускайте и немедленно начинайте расследование.

— Ладно, найду время, приеду с казаками к вам, и начнем искать преступника.

Это уже была победа. И победа не маленькая. Переселенцы как-то враз расправили спины, смелее стали смотреть в глаза приставу и казакам. Поняли, что если враз, если все, если дружно, то и сам черт не страшен.

Пока Федор был в Ольге, Безродный за долги описал все имущество Козиных: скот и коня увел на свое подворье. Козины остались голым-голешеньки. Горько плакала Марфа:

— Дурак, на кого пошел доносить? На Безродного? Теперь пропадем с голоду!

Пусто стало на дворе Козиных, будто они собрались куда-то уезжать, распродали все и ждут оказии.

Поднялась было деревня в защиту Козиных, но здесь право было на стороне купца. Козины должны — пусть расплачиваются за долги. Безродный не желает ждать.

— Хватит, — гремел он. — Я был ко всем покладист, добр, а что за это получил? Наговаривают на меня, а я терпи. Безродный терпелив не вечно.

Приезжал следователь, пристав, казаки, следов убийцы не нашли, за то казаки целую неделю проторчали в деревне, объедали и обпивали сельчан.

Замерла и затихла деревня. Затаился и Безродный. Пристав охранял его покой.

4

Зеленым морем дыбилась тайга. Жарко полыхало солнце, зной и томление. У всех забот — полон рот: не успели отсеяться, как подошла пора полоть хлеба и овощи, а там и окучка картошки. Работали с восхода до заката солнца. Некогда было за детьми присмотреть. А они играли на берегу речки, рылись в дорожной пыли.