Ксения Мяло - Россия и последние войны ХХ века

• Название: Россия и последние войны ХХ века
• Автор: Ксения Мяло
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-7838-0994-2

Один из самых лживых мифов, оставленных в наследие стране официозной пропагандой последнего десятилетия XX века, - это миф о бескровном и мирном характере ликвидации СССР. Миф этот, удобный для некоторых политиков той эпохи, не выдерживает элементарной проверки фактами. Тем не менее, есть опасность его закрепления в общественном сознании как самоочевидной истины. А это значит, что поругана и забыта будет кровь сотен тысяч людей, своими страданиями оплативших распад Союза. Желание противостоять такому забвению и стало для автора, которому довелось побывать не в одной `горячей точке`, едва ли не главным побудительным мотивом к написанию этой книги. Кроме того, автор стремился запечатлеть хронику событий, в совокупности слагавших процесс ухода из истории второй сверхдержавы мира.

---

От подобного вызова нельзя уклониться — его можно лишь мужественно принять. А для этого следует, прежде всего, ответить на вопрос, чем был для России распад СССР — предпосылкой ее гибели или пресловутого «возрождения», за разговорами о котором общественное сознание так и не сумело осмыслить грандиозные перемены, совершившиеся на протяжении последнего десятилетия XX века, понять их причины и некоторые тайные пружины. Оно не то, что не ответило, но даже не поставило перед собой вопрос: является ли нынешняя Российская Федерация наследницей и преемницей исторической России, даже самого имени, которое ведь прилагалось к существенно иной территории — либо она, быть может, и бессознательно, помимо своей воли, но стала соучастницей ликвидации своей предшественницы, то есть исторической России, которая продолжала существовать в форме СССР. Тем самым открыв путь к глобальной реструктуризации, к переделу не только постсоветского, но и поствизантийского наследства, одной из главных держательниц которого и была Российская Империя, после революции 1917 года принявшая форму СССР. Вопрос этот не праздный, ответить на него — значит, по крайней мере, преодолеть опасное отождествление России как активного, действенного субъекта исторического процесса, известного миру на протяжении веков, с тем усеченным ее остатком, на получение которого противниками России затрачивались огромные усилия и средства — также на протяжении веков.

Когда подобная аберрация, закодированная в слове «возрождение», преодолевается, становится ясно, что «холодная война» была лишь одним из звеньев стратегии ликвидации многовекового геополитического соперника. В качестве такого звена она была сплетена в одну цепь и с агрессиями Гитлера и Наполеона, и с «условиями конвенции» Вудро Вильсона, и с тем массированным выступлением Европы против России, которым была Крымская война. Так, историк В.В. Виноградов пишет: «…«Великая идея» друзей Турции состояла в том, чтобы загнать русских в глубь лесов и степей. Здесь речь шла… о попрании национальных и международных интересов России и возвращении ее ко временам Алексея Михайловича».

А «план Антанты» [19], по сути, членил Россию по тем же самым линиям, по которым намечено было членить ее еще во времена Крымской войны: «Англия требовала отторжения от России Кавказа и других земель, а также запрещения России иметь флот не только на Черном, но и на Балтийском море. Австрия претендовала на Молдавию, Валахию и южную часть Бессарабии» [20].

То, что сегодня план с лихвой перекрыт [21], а главными субъектами его реализации являются вовсе не Англия, Франция и Австрия, а США, выступающие в роли лидера всего западного мира, ничего не меняет в существе дела. А существо это составляет многовековая — почти тысячелетняя — война Запада как интегрального целого, как ощущающей себя единой, несмотря на бесчисленные междоусобные войны, цивилизации [22] против Руси-России, тоже понимаемой как интегральное целое. Но не как цивилизация, а именно как анти-цивилизация [23] и даже как олицетворение некой черной «варварской» силы, грозящей уничтожением основ всякой цивилизации вообще*.

В этом отношении Россия в глазах Запада всегда стояла ниже мусульманского мира, что в значительной мере и объясняет нынешний, столь многих ставящий в тупик, союз Запада с радикальными исламистами в борьбе против Сербии и России, но об этом подробнее в главах «На западном рубеже» и «Чеченский узел».

Разумеется, история не движется строго по прямой, а потому бывали и отклонения от этой основной линии, случались временные военные союзы западных держав с Россией против угрожавшего самому Западу врага. Но едва исчезала такая опасность, как враждебность к России и настойчивое стремление сокрушить ее мощь [24] тут же возвращались вновь.

Так было после победы над Наполеоном, когда, еще в бытность последнего на о. Эльба, Меттерних вступил в переписку с Людовиком XVIII по поводу создания общеевропейского союза, направленного против слишком уж возвеличившейся России. Наполеон, с триумфом вошедший в Париж на свои последние сто дней, нашел эти бумаги на письменном столе бежавшего короля и переправил их Александру I. Когда русский император показал Меттерниху его собственное письмо, тот на мгновение лишился дара речи, но лишь получил великодушный ответ: «У нас с вами общий враг — Наполеон».

То же самое произошло и по окончании Второй мировой войны.

Когда начал формироваться набросок той коалиции, которая 24 марта 1999 года атаковала Югославию, и вообще НАТО конца II — начала III тысячелетия нашей эры, насущной задачей стало включение в нее Восточной Европы, в первую очередь. И как тут не вспомнить тезис Гитлера: «Польша является первостепенным фактором, защищающим Европу от России».

Впрочем, еще князь Сапега говорил, что поляки «должны стать форпостом Европы». А в прессе бытует рассказ о том, что зимой 1935 года Геринг во время совместной охоты с группой высокопоставленных польских военных в Беловежской Пуще предложил им «антирусский союз и совместный поход на Москву». Почему бы и нет? Ведь германофил полковник Юзеф Бек, министр иностранных дел Польши в предвоенные годы, прямо говорил немецкому послу в Варшаве фон Мольтке, что это он нанес Восточному пакту [25] «смертельный удар».

А в январе 1939 года, уже после Мюнхена, тот же Бек, будучи лично принят Гитлером и Риббентропом, «не скрывал, — как пишет Риббентроп, — что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю».

Когда видишь такое зловещее сходство даже в деталях, то нелепость отождествления реализации подобных планов с возрождением России предстает особенно кричащей. Не говоря уже о том, что просто детской наивностью, выражаясь деликатно, выглядят все еще имеющие хождения рассуждения о том, будто «холодная война» обязана своим зарождением исключительно чрезмерной «агрессивности» СССР*.

И если в 1945 году замысел так и остался нереализованным, то отнюдь не в силу доброй воли западных союзников, но лишь по причине исключительной тогдашней военной мощи СССР, а также — не в последнюю очередь — глубокой ненависти к немцам в военной форме, которой тогда еще пылала вся Европа.

План не реализовался, но замысел остался — как затаенная мечта, весьма показательное воплощение получившая в увенчанном семью «Оскарами» американском фильме «Паттон»**. Это своего рода страстное объяснение в ненависти к навязанному судьбой союзнику, то есть к русским. Какими дебильными монстрами являются в фильме наши солдаты, какими мерзкими жабами — советские девушки в гимнастерках! И при виде их из уст генерала [26] вырывается поистине вопль души: надо было «нам» соединиться с немцами и вышвырнуть эти «русские задницы» [27] вон из Европы.

Разумеется, дело не ограничилось только фильмами. Сегодня ряд специалистов, и среди них — американский историк Артур Л. Смит, считает, что восстановление послевоенной Западной Германии, возможно, частично финансировалось за счет своевременно перекочевавших к нашим союзникам нацистских активов. Под благовидным прикрытием «плана Маршалла» они в начале 1950-х годов вернулись на родину и, как пишет Артур Смит, вновь замаячили на европейской сцене; немецкими миллионерами «во многих случаях были те же люди, что и прежде». Такое сотрудничество, далекое от каких-либо моральных озабоченностей, стало органической частью «холодной войны», а проработку ее стратегии и технологий США вели на протяжении всех послевоенных лет, о чем Буш заявил еще во время своего визита в Западную Германию в 1989 году, выступая в Майнце: «40 лет «холодной войны» были пробным камнем нашей решимости и силы наших общих ценностей. Теперь первая задача НАТО практически выполнена. Но если мы хотим осуществить наши представления о Европе, вызов следующих 40 лет потребует от нас не меньшего. Мы сообща последуем этому призыву. Мир ждал достаточно долго» [28]. Эстафету сразу принял Г. Коль, тут же, в Майнце, заявивший: «НАТО — это нечто большее, чем военный союз, прежде всего, он является политическим союзом, верным принципам демократии, свободы личности и господства права…» [29].

Как видим, уже за два года до распада СССР и еще до объединения Германии, до «бархатных» революций в Восточной Европе и до окончательной капитуляции Горбачева на Мальте обрисовался контур той новой концепции НАТО, которая была предъявлена миру 10 лет спустя, на юбилейной сессии Североатлантического Союза, совпавшей с агрессией блока на Балканах. Полная сдача позиций советской стороной была к тому времени достаточна очевидной, а потому уже и речи не было о пресловутой конвергенции, популярной несколько лет назад. О ней для Запада имело смысл говорить в годы силы СССР; с его отступлением началось жесткое утверждение безусловного превосходства ценностей и интересов только одной стороны и их неуклонное продвижение «на Восток». И потому инструментом достижения подлинных [30] стратегических целей Запада непременно должно было стать масштабное [31] изменение границ в послевоенной Европе.