Лев Толстой - Дневники и записные книжки (1909)

• Название: Дневники и записные книжки (1909)
• Автор: Лев Толстой
• Жанр: Русская классическая проза

---

2) Ищу радости в похвале людской: иногда достигаю, иногда случается совсем обратное — ругают. Когда же и достигаю, не получается полного удовлетворения: хочется еще и еще. Когда же удается вспомнить во-время о губительности заботы о славе людской и подавить ее, всегда радостно, и радость эту никто не может уничтожить. И ничего больше не хочется.

11 Сент.

Здоров. Записал разговор с крестьянами. Ходил — встретил студентов евангеликов. Ездил потом с Ч[ертковым]. Ничего, кроме разговора с крестьянами, не записал. Ложусь, 12-й час.

12 Сент.

Хорошо спал. Встал бодро, на душе оч[ень] твердо, хорошо. Ничего не хочется писать. И не стал писать. Читал, пасьянсы и написал два письма. Посетитель из Р[усск]их В[едом]остей, Беленьк[ий], Молочников. Всё идет напряженная внутренняя работа. Ездил верхом с Ч[ертковым]. Вечером пришли Вяземские крестьяне. Старший оч[ень] умный. Хорошо говорил о том, что недовольство в темном народе страшное. Царь и мужики, а остальное всё стереть с лица земли.

1) К заблуждающимся не трудно вызвать в себе жалость, но трудность в том, ч[то] заблуждающиеся вместе с тем всегда и самодовольно уверенны. Вот эту-то отталкивающую самоуверенность надо выучиться переносить так, чтобы она не мешала жалости, т. е. любви. Но как? Where is a will is a way[Где желание, там и путь.]. Надо употреблять всё то же одно для всего хорошего, единственное и всегда могущественнее средство всё то же — любовь.

13 Сент.

Всё здоров, поздно встал. Думал о том, что сказать учителям. Но ничего не думалось ни об этом, ни о чем-либо другом. И целое утро ничего не писал. Вышел, и много народа: Димочка, Саламатин старик с сыном, потом дамы с мущиной хотели руку целовать. Потом кинематограф Ч[ерткова] с Тапселем, потом целая масса народа: Соня Илюшина, музыканты, Голд[енвейзер] с женой, Сибор, Могилевский, Тищенко, и еще и еще неизвестные. Соня повредила ногу, и оч[ень] болит. Дома угощенье крестьянам, человек. 200. Чертков suffit a tout [Черткова хватает на всё]...... (для него). Потом еще народы. Обедали. Письма мало интересные. Не успел заснуть до обеда. Играли трио Аренск[ого], Бетх[овена], Гайдена превосходно. Записать одно:

1) Помнить о Боге и забывать о себе — это значит: помнить о Боге в себе, о своей божественности, безличности и забывать о своей телесности, о своей личности.

14 Сент.

Встал раньше. Хочется мно[го] писать. Написал письмецо Петерсону. Записать:

1) Помни не о Л[ьве] Н(иколаевиче], забывай эти гадости, а помни о Боге. Как поймешь, кто — кто: Бог — то, благость чего можно только чувствовать, а нельзя и понять, и Л[ев] Н(иколаевич], исполненный не только в прошедшем всяких мерзостей (Шувалов и пр.) — и Он. И ты помни[шь] о Л[ьве] Н(иколаевиче] и забываешь о Нем.

Только ясно понять, кто-кто, и привыкнешь. Когда один — помнишь, а как с людьми сейчас и забыл, и нужно усилие, чтобы вспомнить. Помоги, помоги, Ты во мне, помнить

О себе. (Не то.)

2) Ненадежен для Ц(арствия] Б[ожия] взявшийся за плуг и оглядывающийся назад — на людей, что они подумают, скажут.

3) Я — мы все — работники, кто добывает железо, кто перевозит, кто делает гвозди, болты на огромном заводе, устройство, а главное, цель к[оторо]го не может быть доступна рабочим. Рабочие не знают и не могут знать, что производится на заводе. И потому ясно, что всякая работа не та, к какой приставлены рабочие (исполнение требований закона, совести), а направленная на предполагаемую и всегда неверную дель (п[отому] ч[то] цель настоящая не может быть поня[та], всякая такая работа только мешает делу, делаемому заводом.

Сейчас 10-й час. Хочется работать.

Много писал для учителей и поправ[ил] разговор проезжего с крестьянином. Приехали Саламахины с женами, Линева с мужем, завтракал — иду гулять. 3-ий час.

Приходили дети с учительницами из Хамовни[ков]. С[оне] получше. Спал много. После ужина песни Линевой. Потом Вяземские два крестьянина. Потом учителя, хорошая, серьезная беседа с ними до поздн[ей] ночи. — Да, еще б[ыл] Клечковский. И с ним, несмотря на его доброту, не добрый с моей стороны разговор.

15 Сент.

Спал хорошо. Оч[ень] яркие, последовательные сны. Аксаков, его жена Тютчева, франц[узские] разговоры, потом хожден[ие] по Москве, извощики на санях. А я не помню имени той улицы, в к[оторой] живу, и еще многое живо, ясно. Проснулся с осо— бенно свежей головой и радостным чувством жизни, lebensfroh. Всё чаще и чаще ловлю себя на забвении себя — Бога и памятования себя — Л[ьва] Н(иколаевича]. Пришла к голову ясная мысль о значении сновидений; самое же главное и лучшее то, что испытал никогда до такой степени ясности не испытанное сознание своей внепростран[ственности], вневременности, духовности, главное, неподвижности, сознал всей душой обманчивость, воображаемость всего того, что считается действительной, настоящей жизнью. Записать:

1) Вся наша жизнь есть подготовление к пробуждению — радость пробуждения.

2) Все знают и все замечали те странные сны, к[отор]ые кончаются пробуждением от какого-нибудь внешнего воздействия на сонного: или стук, шум, или прикосновение, или падение,— при чем это[т] в действительности случившийся шум, толчок или еще что получает во сне [характер] заключительного впечатления после многих, как будто подготавливавших к нему. Так что сон я вспоминаю, напр[имер), так: я приезжаю к брату и встречаю его на крыльце с ружьем и собакой. Он зовет меня итти с собой на охоту, я говорю, ч[то] у меня ружья нет. Он говорит, что можно вместо ружья взять, почему-то, кларнет. Я не удивляюсь и иду с ним по знакомым местам на охоту, но по знакомым местам этим мы приходим к морю (я тоже не удивляюсь). По морю плывут корабли, они же и лебеди. Брат говорит: стреляй. Я исполняю его желание, беру кларнет в рот, но никак не могу дуть. Тогда он говорит: ну, так я, — и стреляет. И выстрел так громок, что я просыпаюсь в постели и вижу, что то, что б[ыл] выстрел, это стук от упавших ширм, стоявших против окна и поваленных ветром. Мы все знаем такие сны и удивляемся, как это сейчас совершившееся дело, разбудившее меня, могло во сне подготовляться всем тем, что я до этого видел во сне и что привело к этому только что совершившемуся мгновенному событию?

Этот обман времени имеет, по моему мнению, оч[ень] важное значение. А именно то, что времени нет, а что нам представляется всё во времени только п[отому], ч[то] таково свойство нашего ума. Точно тот же обман происходит и в том, что мы называем действительной жизнью. Только с той разницей, что от того сновидения мы проснулись, а от жизни проснемся только при смерти. Только тогда мы узнаем и убедимся, что реально было в этой жизни то, что спало и что проснулось при смерти.

То же, что случалось с тобой и что тебе казалось, что ты делал в этой жизни, было то же самое, что человек спящий, видящий сны. От этого происходит и то, что как во время сна для человека нет времени, т. е. спит ли он час или сто, одинаково для спящего, также и для человека, живущего в этом мире, времени нет. Он всегда в настоящем.

Очень всё это трудно выразить, но что-то тут есть, и оч[ень] важное.

3) Да, жизнь есть радость пробуждения. Иногда кажется, что проснулся, и тогда ясна сновиденность всего того, что представляется действительной, настоящей жизнью. И так хорошо, легко тогда. (Всё большая чепуха, а влечет к себе.)

Теперь 12-й час. Возьмусь за работу, сам не знаю, какую.

16 Сент.

Рождение есть пробуждение от сна. Сновидения того сна почти все забыты, остается соединенной, слагается в одно вся жизнь та в виде реального характера в этой жизни, точно так же, как при пробуждении от сновидения всё виденное во сне сходится в одно. То же, надо предполагать, будет при смерти, всё пережитое сложится в одно, с чем вступишь в ту жизнь. Наши ежедневные засыпания и пробуждения — образцы перехода от одних жизней к другим.

Но все переходы?

Должно быть, так складываются в одно, непостижимое одно.

Нет ли при таком понимании такой же бессмыслицы признавания бесконечного?

Есть полное пробуждение — смерть, и есть неполные пробуждения в самой жизни. Я проживаю такое. Пробуждение выводит из себя, а выводя из себя, вводит в жизнь всего, а жизнь всего познается любовью.

Любовь не есть начало жизни, а только признание сознания начала жизни, Бога.

(Как выражение словами ослабляет сознание.) (До сих пор зались 16 сентября вписана в тетрадь Дневника рукою В. Г. Черткова.)

Утром походил. На душе оч[ень] хорошо, пока один. Всё думал о том, что жизнь личная — сон. И так хорошо, любовно ко всему чувствуешь себя от этого. Дома попытался писать о том, что нельзя не быть анархистом, и не пошло. И ничего не хотелось, и ничего не делал. Решила С[офья] А[ндреевна] ехать завтра. Ей получше. Посетитель кроткий, с вопросами, и кажется, я б[ыл] полезен ему, потом Королёва, этой ненужен. Ездил с Ч[ертковым] верхом. Хорошо говорили. Обед, музыка. И оч[ень] хорошая 2-я лекция с волшебным] фонарем. Крестьянин из Вязём. Немного натянуто. Хорошие письма.