Лев Толстой - Дневники и записные книжки (1909)

• Название: Дневники и записные книжки (1909)
• Автор: Лев Толстой
• Жанр: Русская классическая проза

---

Мало спал, встал рано. Приехал Мечник[ов] и кореспонденты. Мечн[иков] приятен и как будто широк. Не успел еще говорить с ним. Приходил безногий проситель. И я хорошо, помня о нем, обошелся с ним, помня о том, что

1) Надо, обращаясь с людьми, не думать о своих желаниях, а помнить о желаниях тех, с кем имеешь дело; но не думать о суждении о себе тех, с кем имеешь дело, а думать о том суждении, к[оторо]е будешь иметь о своем отношении к этим людям.

2) Надо б[ыло] усилие, чтобы вспомнить о моем отношении и к безногому. А это п[отому], ч[то] это отношение б[ыло] такое, какое должно быть, т, е. хорошее. Радовать нас не могут и не должны наши хорошие поступки. Радость, благо не в поступках, а в том спокойствии, в той свободе, к[отор]ую они дают.

Теперь 12 часов, полдень.

31 Мая.

Продолжение 30 мая. Меч[ников] оказался оч[ень] легкомысленный (Зачеркнуто: односто[роныий]) человек — арелигиозный. Я нарочно выбрал время, чтобы поговорить с ним один на один о науке и религии. О науке ничего, кроме веры в то состояние науки, оправдания к[отор]ого я требовал. О религии умолчание, очевидно, отрицание того, что считается религией, и непонимание и нежелание понять того, что такое религия. Нет внутреннего определения ни того, ни другого, ни науки, ни религии. Старая эстетичность Гегелевско-Гётевско-Тургеневская. И оч[ень] болтлив. Я давал ему говорить и рад оч[ень], ч[то] не мешал ему. Как всегда, к вечеру стало тяжело от болтовни. Голд[енвейзер] прекрасно играл.

Встал поздно, с вечера не опал. Видел ужасный сон... Складывается тип и ученого и революционера. Хотел писать, но стал поправлять Един[ую] Зап[оведь] и проработал все утро. Приезжал репортер, и неприятно б[ыло], фальшиво. Приехала Вер[а] Пироговск[ая]. Тяжело вспоминать ее положение. Вел себя недурно. Не б[ыло] недоброго чувства ни к кому. Но безумие людское и самоистязание удручает. Иду обедать.

[1 июня.]

После обеда три посетителя: рабочий Союза Р[усского] Народа], выпивший, уговаривал меня вернуться в церковь, добродушный, но совершенно безумный, потом женщина с двумя огромными конвертами, требующая, чтоб я прочел...»крик сердца». И тщеславие, и мания авторства, и корысть. Я огорчился — надо б[ыло] спокойнее. Потом репортер Раннего Утра. Как я рад, ч[то] с Левой мне перестало быть тяжело. У Веры так и не осилил спросить об ее ребенке. — Как и это сделалось?

1 Июня. Проснулся в 5-м часу и записал много важного, хорошего: к Н[ет]в м[ире] в[иноватых], и к Е[диной] Запо(веди], и еще о Боге, Еще конспект беседы с курс[истками]. Очень ясно, живо понял, странно сказать, в первый раз, что Бога или нет или нет ничего, кроме Бога. Начал писать оч[ень] хорошо Ед[иную] Зап[оведь], но скоро, к 12-му часу, ослаб умом и оставил. Был издатель Вегет[арьянского] журнала. Ездил верхом немного. Записать:

2 Июня.

Вчера вечером читал письма. Мало интересных. Нынче спал много и встал таким свежим, каким давно, давно не чувствовал себя. Телеграмма от сына Генри Джоржа, потом из Р[усского] С[лова] с коректурами о Мечникове]. Поправ[ил] корект[уры] и написал о Ген[ри] Дж[ордже] и послал в Р[усское] С[лово]. Верно, не напечатает. Потом просмотрел весь «Неизбежный] Пер[еворот]». Всё, до 8-й главы хорошо. Над концом надо поработать. Писал до 3-х, не завтракал и не ездил верхом, походил по саду. Дождь. Теперь 5 ч[асов]. Ложусь. Записать:

1) Жестокость несвойственна человеку и объясняется только узостью цели, сосредоточенностью усили[й] жизни на цели. Чем уже эта цель, тем возможнее жестокость. Любовь целью ставит благо других и потому, исключая цель, несовместима с жестокостью.

4 Июня.

2 вечером не помню. Разболелась нога. Забинтовал. Вчера. Утром писал немного Ед[иную] Зап[оведь], становится лучше. Хорошее письмо от Ч[ерткова]. Провел весь день в кресле. Вечером были Николаевы. Прекрасные его укоры за то, ч[то], говоря о Г[енри] Ж[ордже], обращаюсь к правительству, ожидаю чего-либо от правительства. Сами виноваты. Та же мысль, как в письме Ч[ерткова]. Письма не интересные. Соничке читал о вере. Не то. Нынче ноге лучше, но весь слаб. Приехал Троян[овский]. Ничего не писал, попробовал молитву Соничке, письмо на вопросы, во что я верю, и немного Ед[иную] Запо(ведь]. Общее состояние нехорошо. Иду обедать. Записать:

1) Непротивление. — Не могу писать, не могу думать. Оч[ень] слаб.

5 И.

Оч[ень] приятно играл вчера Троян[овский]. Были Черт[ков] и Голд[енвейзеры]. Здоровье всё плохо. Нынче ничего не делал: чуть-чуть поправил Ед[иную] З[аповедь] и статью о Джор[дже]. Приехал сын Дж[орджа] с фотогр[афом]. Приятный. Всё не могу приучить себя к молитвенному состоянию, входя в общение с людьми. Записать молитву Соничке.

1) Утренняя молитва. Верю, что Бог живет во мне и в каждом человеке, и потому хочу любить и почитать его в себе и в других и для этого не делать ничего противного Ему. Никого не обижать, не бранить, не осуждать, всем уступать, всем делать то, что себе хочешь, всех любить.

Вечерняя молитва: Верю в то, что Бог во мне и во всех людях, и потому хочу ничего не делать противного Ему, а вот сделал то-то и то-то. Подумаю, от чего я сделал это и как сделал, чтобы опять не сделать того же?

6 и 7 И.

Вчера написал письма довольно серьезные, особенно одно о Геккеле и самоубийстве. Кажется, немного Е[диную] З[аповедь]. Опять вечером играл Трояновский. Нынче встал немного бодрее. Оч[ень] много работал над Е[диной] З[аповедью] с большим напряжением. Послал телеграмму Тане, ч[то] едем с Со(фьей] А[ндреевной] завтра. Записать:

1) Познание Бога мож[ет] б[ыть] троякое: а) верою, б) разумом и в) любовью. Можно поверить, что Бог есть то, что мне сказали про Него. Можно рассуждением притти к признанию Начала всего, к существованию чего-либо вневременного и внепространственного, не разрушаемого, необходимости признания либо конечности, либо бесконечности, включающих в себя признак нереальности. Не так выражаюсь, хочу сказать, ч[то] всё то, что телесно и занимает ограниченное пространство в пространстве бесконечном и происходит во времени бесконечном в обе стороны, всё это не действительно есть. Есть то, что есть вне времени и пространства. А так сущее есть только то, ч[то] мы называем Богом. Можно притти к признанию существования Бога сознанием в себе этого внепростр[анственного] и вневрем[енного], это познание Его единством с Ним, выражаемым любовью.

2) Чувствую себя оч[ень] глупым, но зато и — смело скажу — хорошим. Так естественно, страстно, от всей души говорю, думаю, чувствую одно то, чтоб делать то, ч[то] Ему угодно, суметь быть Его органом. Всё глупо, бессмысленно, но на душе тепло, радостно, хорошо. Иду обедать.

Не помню, чтобы б[ыло] что-нибудь стоющего записи. Здоровье всё нехорошо-желудок, и тяжелое настроение. Но держусь.

8 Июня. [Кочеты.]

Встал рано и поехал. Путешествие хорошо. Беседа с предводителем Мценск[им] — православным, консерватором, непромокаемым. Милая Таня и Миша и least not last [последняя в списке, но не последняя по значению] мал[енькая] Тан[ечка]. Особенно живо чувствовал безумную безнравственность роскоши властвующих и богатых и нищету и задавленность бедных. Почти физически страдаю от сознания участия в этом безумии и зле. Здесь же меня поместили в безумную роскошь и привезли сам четверт: доктор, секретарь, прислуга. И, на беду 9 Июня весь Кр[уг] Чт[ения] на эту тему. Научи меня Ты, что мне делать.

Да, забыл. 7-го б[ыло] то, ч[то] Гаврилов, пришедший из Москвы, решил не доходить до тех пределов опрощения, нищеты, до к[оторых] он дошел.

9 Июн.

Всё то же состояние телесное, но душевное оч[ень] хорошее. Нынче чуть-чуть поправил о любви. Становится сносно. И из кратких молитв составил три, к[отор]ые постараюсь заучить. Буду пользоваться ими. Постыдное чувство испытал: досаду, что по дороге меня не узнают. Как пропиталась вся моя душа мерзким тщеславием. Записать:

1) В первый раз вчера испытал очень радостное чувство полной преданности воле Его, полного равнодушия к тому, что будет со мною, отсутствия всякого желания, кроме одного: делать то, чего Он хочет (я сейчас испытываю это). Я и прежде, давно уже познал это, как истину, открытую мне разумом, но только теперь испытал это как чувство — чувство обращения к Нему и желания получения указани[я] от Него: что же делать? — Привык к молитве и к ожиданию ответа на человеческие речи. Но это самообман. Ответ есть в душе. Благодарю Тебя. Как хорошо! Чую ответ, и так радостно, что выступают слезы.

2) Это по случаю сопревшего яблока, вообще всякого семени. Не знаю, сумею ли выразить. Мысль вот в чем: Тело мое разрушается. Также разрушается тело сопревшего яблока. Яблоко, оболочка семени сопревает, остается семя, производящее другие яблони — яблоки. Еще яснее это на семенах, как злак, не имеющ[их] оболочки. Неужели назначение яблока только воспроизведение себе подобных? Неужели таково же и назначение человека? Но в яблоке уже есть то, что кроме семени воспроизводящего есть еще оболочка, имеющая назначение. Очевидно, и в человеке должно быть, кроме воспроизведения, еще другое назначение. И мало того, ч[то] есть другое назначение, и есть самое истинное, главное назначение; воспроизведение же — самое ничтожное даже не назначение, п[отому] ч[то] повторение одного и того же не имеет смысла. В чем же это назначение?