А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

• Название: Николай II (Том II)
• Автор: А. Сахаров (редактор)
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0794-7

Сколько ещё времени – будет наша несчастная Родина терзаема и раздираема Внешними и Внутренними врагами?

Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего делать?

А всё-таки никто как Бог!

Да будет Воля Его Святая!»

Запись в Дневнике

Николая II через год

после отречения

2(15) марта 1918 г.

---

«Это ещё терпимо, – размышляет французский посол, – а что же думать русским, если великая княгиня, мать претендентов на российский престол, как злословят её завистники, за сорок лет своей жизни в России научилась еле-еле говорить по-русски… Теперь это будет ей не совсем удобно!..»

Завязывается общий непринуждённый разговор, и посол находит, что французский язык супруги Кирилла Виктории – великолепен. Хотя Виктория, так же как и её свекровь, – урождённая немецкая принцесса, Саксен-Кобург-Готская.

Великий князь Кирилл с восторгом говорит о патриотическом подъёме, охватившем Россию, в том числе и простонародье, подлежащее мобилизации. Французский посол с удивлением узнаёт, что русское законодательство отнюдь не предусматривает жертвенной готовности образованных классов защищать Отечество и не требует мобилизации молодёжи из этих классов. И русская интеллигенция демонстрирует свой патриотизм главным образом исполнением гимна в загородных ресторанах и пылкими речами ораторов на бесчисленных «собраниях»…

Великий князь с пафосом говорит о том, что десятки юных интеллигентов – студентов и старших гимназистов добровольцами идут в армию, а несколько сот даже изъявили желание пройти ускоренные офицерские курсы в юнкерских училищах.

«Но что такое десятки и сотни юношей для России, которая должна поставить на войну миллионы солдат? – думал французский посол. – Ведь во Франции идут в армию десятки тысяч образованных молодых людей – цвет нации. И вся эта элита Республики и Европы погибнет, если русские малограмотные мужики своевременно не вступят в бой!..»

– Что же касается запасных солдат из простых сословий, – размеренно и самодовольно журчал голос великого князя, – то во всех концах России они прибыли в свои части в количестве, превысившем на пятнадцать процентов норму, которую рассчитывало получить Главное управление Генерального штаба… Генштабисты принимали во внимание забастовки, бунты и другие проявления недовольства в народе, – сообщает Кирилл Владимирович, – и предполагали, что на призыв явится только восемьдесят процентов запасных. Но пришли почти все, кто был здоров.

«Великий князь знает, что говорит, – ведь он причислен к Штабу Верховного Главнокомандующего и отбывает вместе с Николаем Николаевичем сегодня в ночь в Главную квартиру армии», – оценивает посол информацию и решает сегодня же отправить шифровкой всю запись беседы у великой княгини – она обещает быть интересной. Одновременно надо подсказать Парижу, чтобы он больше нажимал на царя, на всё русское высшее командование требованием скорее идти на Берлин…

Тема войны – единственная за столом. Вновь и вновь обсуждают назначения, сделанные Государем на главные командные должности и в высокие штабы. Разумеется, критикуют всех и вся, исключение составляют только священная особа Императора и личность Верховного Главнокомандующего.

С сожалением Кирилл рассказывает, что великий князь Главнокомандующий просил Государя назначить начальником Штаба Ставки своего преданного друга генерала Федю Палицына, при генерал-квартирмейстере – генерале Алексееве, но царь учёл только просьбу своей матери, вдовствующей императрицы, и поставил на штаб генерала Янушкевича, а Данилова-Чёрного приставил генерал-квартирмейстером к штабу.

Персоны Главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Жилинского и начальника его штаба генерала Орановского также неугодны великой княгине и её сыну. Они с сожалением констатируют, что Жилинский[125] – человек с кругозором мелкого столоначальника, а Орановский – бесплодная смоковница с точки зрения стратегии… Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов[126] – любимец царя и ставленник Сухомлинова, а его начальник штаба Алексеев[127] – трудолюбивый, но мелочный генерал, который не доверяет подчинённым и выполняет нудную канцелярскую работу только сам, отвлекаясь от решения крупных вопросов…

Три дамы – Мария Павловна, её дочь Елена и невестка Виктория Мелита и один великий князь Кирилл (князь Греческий Николай только молча впитывал то, что говорилось за столом) в своём обсуждении военных чинов увлеклись и «опустились» даже до командира 1-й армии – генерала Ренненкампфа[128]. Его решительности отдали должное, вспомнив, как он подавлял бунты в 1905 году и вешал на столбах зачинщиков. Отметили и то, что он приветливо принят при «старом» дворе, а личный представитель тёти Минни граф Шувалов состоит при его штабе…

Особенно моют кости военному министру Сухомлинову и его молодой супруге Екатерине Викторовне, хотя она и хорошо принята в салоне Марии Павловны. Предвидят большие трудности в отношениях между Верховным Главнокомандующим и военным министерством из-за ссоры великого князя Николая Николаевича и Сухомлинова. Поскольку интендантство, то есть снабжение действующей армии боевыми и всеми материальными припасами, остаётся под Сухомлиновым, Владимировичи очень разумно полагают, что вскоре начнётся атака Ставки на военного министра именно по этому направлению.

Палеологу всё это интересно, но он даже не старается запоминать трудные русские фамилии генералов. Его военный атташе маркиз Ла Гиш, отправляющийся в Барановичи вместе с Верховным Главнокомандующим, уже давно собрал подробнейшие досье на каждого русского генерала, включая психологические портреты с деловыми характеристиками, и застольный разговор служит только подтверждением правильности оценок генерала Ла Гиша…

«Но что же главное, ради чего позвала меня сегодня «Старшая», что хочет она сказать только мне?» – размышляет Палеолог.

Тени от деревьев в парке делаются совсем длинными. Великая княгиня поднимается от стола, обед окончен. Мария Павловна берёт посла под руку и уводит из розария в дальний конец парка.

Тщательно расправив своё нежно-голубое муаровое платье, которое молодит её лет на пятнадцать, источая лучи от сапфиров с бриллиантами на декольтированной груди, великая княгиня усаживается на скамейку у мраморного грота и указывает послу на место подле себя.

– Теперь, мой дорогой посол, – с обаятельной улыбкой говорит Мария Павловна, – мы можем поговорить вполне свободно… Я хотела бы вас уверить, что в этой дуэли славянства и прусского пангерманизма я – целиком, сердцем и душой – на стороне славянства!

«Вот! Наконец-то она подошла к сути дела… Она догадывается, что я знаю о её слишком «дружеских» отношениях с Вильгельмом и его шефом секретной службы графом Эйленбургом… Будет теперь переводить стрелки для своего локомотива с германского направления на французское…» – иронически думает посол, давно обозначив для себя эту крепкую, энергичную, быструю женщину с ясными голубыми глазами, всегда блестящими задором, несмотря на солидный возраст, несколько тяжеловесным словом «паровоз».

– Я счастлива исповедаться перед вами… – говорит великая княгиня, и Палеолог видит, что душевная твёрдость даётся ей не без жестоких внутренних страданий, поскольку эта дама не привыкла никогда и ни перед кем отчитываться, но серьёзность момента, который переживает весь мир, толкает её на это. – Я эти дни несколько раз исследовала свою совесть, я смотрела в самую глубину себя самой… Ни в сердце, ни в уме я ничего не нашла, что бы не было совершенно предано моей русской родине… её великой союзнице – Франции!.. И я благодарила за это Бога…

Посол доволен. Это как раз тот разговор, которого он ожидал. Теперь ему легче будет получать такую информацию, которая раньше поступала от Михень только графу Филиппу Эйленбургу в Берлин.

– А знаете ли вы, господин посол, – продолжает почти беззаботно щебетать Мария Павловна, но глаза её насторожены и она проверяет реакцию представителя Франции, – что первые жители Мекленбурга и их первые государи, мои предки, были славяне? В моём отчем герцогстве до сих пор многие названия деревень и городков звучат по-славянски? Но что сделало мою душу совершенно русской – так это сорок лет моего пребывания в России, – всё счастье, которое я здесь знала, все мечты, которые я здесь строила, вся любовь и доброта, которые мне здесь высказывали… Я чувствую себя мекленбуржкой, – вдруг твёрдо говорит великая княгиня, – только в одном пункте – в моей ненависти к императору Вильгельму! Он олицетворяет собой всё, что я научилась с детства люто ненавидеть: тиранию Гогенцоллернов над несчастной Германией!

«То-то ты помогала Бисмарку устанавливать эту тиранию, будучи супругой русского великого князя, и сорок лет передавала все дипломатические секреты столь коварному противнику России и Франции, как германский Кайзер!..» – нехорошо думает посол про хозяйку дома, но его лицо выражает только самое доброе сочувствие милой даме.

А Мария Павловна тепло и доверительно кладёт свою несколько располневшую ручку на манжету посла, выступающую из рукава его фрака, и, искательно глядя в глаза Палеологу, подтверждает: