Стивен Кинг - Несущая огонь

• Название: Несущая огонь
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Все будет нормально, — говорил он ей, не особенно сам тому веря и зная, как знает в глубине души всякий взрослый, что в действительности-то ничего никогда не бывает до конца нормально. — Все будет нормально.

Энди плакал. Он не мог сдержаться. Слезы лились потоком, и он изо всех сил прижимал к себе дочку. — Чарли, клянусь, все как-нибудь образуется.

* * *

Зима в Ташморе как будто оправдала призрачную надежду, за которую он с отчаяния ухватился тогда, в мотеле "Грезы".

Не то чтобы все было совсем безоблачно. Схватив после рождества простуду, Чарли сопливилась до самого апреля. У нее даже начинался сильный жар. Энди давал ей по полтаблетки аспирина и уже решил, что если к исходу третьего дня температуру не удастся сбить, он понесет ее через озеро в Брэдфорд к врачу, чем бы это ни грозило. Но жар прошел, хотя простуда досаждала ей еще долго. В марте Энди угораздило обморозиться, а перед тем он чуть не спалил дом, переложив в печку дров, ударили морозы, дико завывал ветер, и среди ночи Чарли, на этот раз именно Чарли, первой почувствовала во сне, как раскалился воздух.

Четырнадцатого декабря они отпраздновали его день рождения, а двадцать четвертого марта — день рождения Чарли. Ей исполнилось восемь лет, и порой Энди ловил себя на том, что не узнает собственной дочери. Куда делась маленькая девочка, не достававшая ему до локтя? Волосы у нее отросли, и она теперь заплетала их, чтобы они не лезли в глаза. Будущая красотка. Даже припухший нос ее не портил.

Они остались без машины. "Виллис" Ирва Мэндерса превратился в глыбу льда еще в январе — Энди подозревал, что полетел блок цилиндров. Изо дня в день, больше для порядка, он запускал мотор, прекрасно сознавая, что после Нового года ни на каких колесах из дедовых владений им не выбраться. Снегу намело выше колена, он лежал девственно-нетронутый, если не считать следов белки, бурундуков, постоянного гостя енота или случайного оленя — нюх безошибочно приводил их к мусорному баку.

В сарайчике за домом нашлись допотопные широкие лыжи, целых три пары, но ни одна не подошла Чарли. Оно и к лучшему. Дома спокойнее. Бог с ним, с насморком, но по крайней мере можно не бояться температуры.

Под верстаком, на котором Грэнтер, орудуя фуганком, когда-то делал ставни и двери, он наткнулся на картонную коробку из-под туалетной бумаги, где лежали старые запыленные лыжные ботинки, расползавшиеся по швам от ветхости. Энди смазал их маслом, помял, надел — сколько же в них надо натолкать газет, чтобы они стали по ноге! Забавно, ничего не скажешь, но было в этом и что-то пугающее. Зима выдалась долгая, и, частенько вспоминая деда, он спрашивал себя, как старик поступил бы в этой передряге. Раз пять-шесть за зиму он становился на лыжи, затягивал крепления (никаких тут тебе пружинных зажимов, сплошная неразбериха из тесемок, скоб и колец) и проделывал путь через ледяную пустыню Ташморского озера — к Брэндфордской пристани. Отсюда извилистая дорожка вела в город, хорошо упрятанный среди холмов в двух милях восточнее озера.

Он всегда выходил до рассвета, с рюкзаком Грэнтера, за плечами, и возвращался не раньше трех пополудни. Однажды он едва спасся от разыгравшегося бурана; еще немного, и, — он начал бы кружить по льду, тычась во все стороны, точно слепой котенок. Когда он добрался до дома, Чарли дала волю слезам — ее рыдания перешли в затяжной приступ и этого проклятого кашля.

Он совершал вылазки в Брэдфорд, чтобы купить еду и одежду. Какое-то время он продержался на заначке Грэнтера, позже совершал набеги на более внушительные владения у дальней оконечности Ташморского озера. Хвастаться тут было нечем, но иначе им бы не выжить. Дома, на которых он останавливал свой выбор, стоили тысяч по восемьдесят — что их владельцам, рассуждал он, какие-нибудь тридцать-сорок долларов в конфетной коробке... где, как правило, он и находил деньги. Еще одной его жертвой за зиму стала цистерна с горючим, обнаруженная на задах большого современного коттеджа с неожиданным названием "ДОМ ВВЕРХ ДНОМ". Из этой цистерны он позаимствовал около сорока галлонов.

Он был не в восторге от своих вылазок в Брэдфорд. Он был не в восторге от того, что старики, гревшие косточки вокруг пузатой печки вблизи прилавка, судачат о незнакомце, что живет в одном из домишек по ту сторону озера. Слухами земля полнится, а Конторе хватит и полсловечка, чтобы протянуть ниточку от деда и его дома в Ташморе, штат Вермонт, к самому Энди. Но что ему было делать? Есть-то надо, не сидеть же всю зиму на сардинах в масле. Он не мог оставить Чарли без фруктов и поливитаминов и хоть какой-то одежки. Все, что на ней было, это грязная блузка, красные брючки и трусики. В доме не нашлось ни микстуры от кашля — так, несколько сомнительных бутылочек, ни овощей, ни даже запаса спичек, что его совсем добило. Дома, на которые он совершил набеги, все были с каминами, но лишь однажды он разжился коробком спичек.

Конечно, свет не сошелся клином на Брэдфорде, чуть подальше тоже виднелись дома и коттеджи, однако там почти каждый участок прочесывался местной полицией. И почти на каждой дороге был хотя бы один дом, где люди жили круглый год.

В брэдфордском магазинчике он купил все необходимое, включая три пары теплых брюк и три шерстяные рубашки для Чарли — размер он прикинул на глазок. Нижнего белья для девочек не было, пришлось ей довольствоваться шортами, к тому же длинными. Чарли так и не решила, дуться ей по этому поводу или потешаться.

Шесть миль туда-обратно на лыжах Грэнтера одновременно радовали и тяготили Энди. Он не любил оставлять Чарли одну, и не потому, что не доверял ей, просто в нем поселился страх — вернусь, а ее нет в доме... или нет в живых. Старые дедовы ботинки натирали ноги до волдырей, сколько бы носков он не надевал. Стоило ему ускорить шаг, как начиналась головная боль, и сразу вспоминались онемевшие точки на лице и мозг представлялся отработанной проводкой, так долго служившей верой и правдой, что кое-где от изоляции остались одни лохмотья. А случись с ним удар посреди этого чертова озера, околей он тут, как собака, — что будет с Чарли?

Но благодаря этим вылазкам он многое обдумал. В тишине голова прояснялась. Ташморское озеро было неширокое — вся его лыжная трасса от западного берега до восточного меньше мили, — но сильно вытянутое в длину. Устав бороться с сугробами, которые к февралю выросли до метра с лишком, он иногда останавливался на полдороге и обводил взглядом окрестности. В такие минуты озеро напоминало коридор, уложенный ослепительно-белым кафелем, — стерильно чистый, гладкий, без начала и конца. Озеро обступали посыпанные сахарной пудрой сосны. Над головой была безжалостная в своей слепящей голубизне твердь либо вдруг надвигалась безликая белая пелена, предвестница снегопада. Каркнет вдали ворона, глухо хрустнет лед — и снова ни звука. Он весь подбирался во время этих переходов. Тело становилось горячим и влажным под слоем белья, и до чего приятно было вытирать трудовой пот, выступавший на лбу! Он почти забыл это чувство, читая лекции о Ейтсе и Уильямсе и проверяя контрольные работы.

Тишина и физическая нагрузка прочищали мозг, и он снова и снова обдумывал свое положение. Пора действовать — давно пора, ну, да поезд ушел. Они решили перезимовать в доме у деда, но это не значило, что погоня кончилась. Достаточно вспомнить, как он всякий раз поеживался под колючими взглядами стариков, сидевших у печки. Его и Чарли загнали в угол, и надо как-то выбираться.

И еще это чувство протеста: творится произвол, беззаконие. Свободный мир, нечего сказать, если можно ворваться в семью, убить жену, похитить ребенка, а теперь отлавливать их, как кроликов в загоне.

Опять он возвращался к мысли — дать знать об этой истории какому-нибудь влиятельному лицу или лицам, с тем чтобы пошли круги по воде. Он молчал, поскольку никак не мог освободиться, во всяком случае до конца, от странного гипноза — того самого гипноза, жертвой которого стала Вики. Он не хотел, чтобы из дочери сделали уродца для дешевого балагана. Он не хотел, чтобы на ней ставили опыты — для ее ли блага, для блага ли страны. И тем не менее он продолжал себя обманывать. Даже после того какого жену с кляпом во рту запихнули под гладильную доску, он продолжал себя обманывать, убеждать в том, что рано или поздно их оставят в покое. Сыграем понарошку, так это называлось в детстве. А потом я тебе верну денежку.

Только сейчас они не дети и игра ведется не понарошку, так что потом ни ему, ни Чарли никто и ничего не вернет. Игра идет всерьез.

В тишине ему постепенно открывались горькие истины. В известном смысле Чарли действительно была уродцем, вроде талидомидных детей шестидесятых годов или девочек, чьи матери принимали диэтилстилбестрол по рекомендации врачей, которым было невдомек, что через четырнадцать-шестнадцать лет у этих девочек разовьются вагинальные опухоли. Чарли тоже неповинная жертва, но факт остается фактом. Только ее инаковость, ее... уродство — скрытое. То, что она учинила на ферме Мэндерсов, ужаснуло Энди, ужаснуло и потрясло, с тех пор его преследовала мысль: как далеко простираются ее возможности, есть ли у них потолок? За этот год, пока они по-заячьи заметали следы, Энди проштудировал достаточно книг по парапсихологии, чтобы уяснить — и пирокинез и телекинез связывают с работой каких-то малоизученных желез внутренней секреции. Он также узнал, что оба дара взаимообусловлены и что чаще всего ими бывали отмечены девочки немногим старше Чарли.