Е. Бертельс - Низами

• Название: Низами
• Автор: Е. Бертельс
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор на основе анализа текстов поэм рассказывает о жизни и творчестве великого поэта 12 века, классика восточной литературы Низами Гянджеви.

---

Создал я новые чары, ,;.

Облик из новой формы отлил.

Однако дошедшие до нас фрагменты показывают, что уже в X веке один из бухарских поэтов пытался применить этот метр в эпосе. Возможно, что поэма его широкого распространения не подучила и Низами известна не была.

Уже в самом начале поэмы Низами резко противопоставляет себя придворным поэтам, подчеркивая, что она не может считаться произведением придворного стиля:

Хотя к этому дворцу служители

Обратились, прославляя,

Но перед Низами стоит они смиренно:

Он - иной, а эти иные - кто такие?

Ведь я оставил их на этой стоянке,

На целый переход подале погнал коня.

Меч я сделал из алмаза,

Всем, кто следом пойдет, голову снес.

Отход от придворной поэзии виден и в самом названии поэмы. Оно, очевидно, связано с преданием, пользовавшимся распространением среди поэтов. В ночь Ми'раджа, когда Мухаммед внезапно вознесся на небо, он увидел под небесным престолом закрытое на замок помещение. Он спросил: «О, брат мой Джибраил [архангел Гавриил], что это за место?» Ответ был: «О, посланник божий, это - сокровищница глубоких мыслей, а языки поэтов твоей общины - ключи к ней».

Низами усиленно подчеркивает оригинальность своего произведения:

Я слова по чужим образцам не вязал,

Что велело мне сердце, лишь то и сказал.

Он говорит о поэме:

К ее сахару - рой чужих мух не летал,

К рою мух ее - сахар чужой не пристал.

Другими словами, мысли ее свежи, их никто еще не успел использовать, и автор ни у кого своего сахара не заимствовал.

Но она не только оригинальна, она и в отношении формы стремится к новизне:

Наш способ странней -невниманье забудь,

Вчитайся - не будет он странным ничуть.

Ведь речь, что стройней очертаний стебля,

Свой мед на чужих не сбирала полях.

Людского устроенней рода она,

Свежей и древней небосвода она.

Низами подчеркивает необычайность манеры своей поэмы, но указывает, что эта необычайность требует от читателя вдумчивого, любовного отношения, и тогда ее странность не будет помехой. Вся поэма как бы отливает разными цветами и, в сущности говоря, требует не только перевода, а одновременно и пространного комментария, раскрывающего всю ее глубину и беспримерную тонкость построения. Можно сказать, что эта поэма - одно из труднейших произведений на персидском языке. Это ощущалось и учеными Востока, создавшими ряд толкований к этой книге.

«Сокровищница тайн» состоит из вступительной части и двадцати глав, названных «беседами» (макалэ). Вступление содержит, по обычаю того времени, прославление бога, ряд страстных молитв и прославление пророка Мухаммеда.

За этим следует как бы предисловие к поэме, состоящее из трех разделов: о значении и достоинстве этой книги, о достоинстве слова, о превосходстве мерной речи над речью прозаической. Подчеркивая преимущество мерной и рифмованной речи перед речью обычной, поэт обрушивается с суровой критикой на рифмоплетов, пишущих стихи ради хлеба. Низами знает, какие опасности таит служба царям:

Но султанской парчой обмотавший висок -

Все ж съел напоследок железа кусок.

То есть, какими бы почестями ни награждал султан поэта, а последняя его «награда»-нож палача в горле. Эту мысль Низами подчеркивает часто, и мы выше видели, что обстановка того времени вполне оправдывала такой пессимистический взгляд на карьеру придворного поэта.

В этом же разделе Низами подчеркивает еще одну особенность своей поэмы:

Придал вдохновенью я кельи закал,

Поэзию вывел я из кабака.

Мы опять-таки видели выше, что главной обязанностью придворного поэта, особенно ширваншахов, было воспевание попоек, восхваление вина и подчас цинично-грязные сатиры. Низами хочет сказать, что его задача иная - он придает поэзии высокую моральную базу, заставляет ее говорить о глубоких философских вопросах, стремится к поучению читателя.

Следом за этими .разделами идет последняя часть вступления, как бы открывающая причины и обстоятельства, при которых написана поэма. Эта часть построена на мистической символике и в ярких образах пытается передать сокровенные переживания поэта.

Начинается она с описания ночи, полного своеобразных и зачастую крайне трудных образов. В ночной тишине поэта окликает внутренний голос (хатиф). Он предлагает ему отказаться от всех внешних чувств и искать пути внутрь себя, к тому единому Другу, жить без которого нельзя. Поэт погружается в раздумье. С величайшим трудом ему удается проникнуть в сокрытый внутренний мир. В этом сокровенном царстве он находит султана - сердце - и вступает с ним в беседу.

Тут только начинается основная часть поэмы. Первая беседа идет о сотворении человека в плане коранических [28]] легенд, о грехопадении его и возвышении, как повелителя земного шара. Адам добился этого возвышения, так как от души раскаивался и молил о прощении. Это положение поясняется заключающей беседу притчей. Некто видит во сне тирана-притеснителя и спрашивает его, какая судьба постигла его после смерти. Тиран отвечает, что после смерти он тщетно оглядывался, искал сочувствия, но ни одно существо в мире за него не заступилось. Тогда он понял всю бездну своей низости, устыдился и воззвал к богу, признавая свою вину и умоляя о прощении. Это искреннее признание вины и избавило его от кары.

Смысл этой притчи раскрывает вытекающая из нее вторая беседа. Низами, видимо, рассуждал так. Поставив перед правителем проблему необходимости ответить за свои дела, он может услышать: раз уж совершено столько прегрешений, то кара все равно неизбежна, и потому помышлять об исправлении дела бесплодно. Тонкая правителя на отказ от жестокостей, поэт показывает ему возможность надлежащим поведением искупить вину, как бы старается заинтересовать его в более справедливом отношении к людям, так как оно выгодно ему же самому. Потому-то к первой беседе примыкает вторая беседа - о справедливости. Вся эта глава разрабатывает одну и ту же тему - правосудие выгодно шаху, ибо оно ему же самому несет благо:

Если ты будешь благожелателен к городу и войску, То и весь город и войско будут желать твоего блага.

Город и войско - это противопоставление дружины, носителей оружия, городскому трудящемуся населению.

Если же султан начинает притеснять народ, то он подрывает этим свое же собственное благосостояние:

Разрушитель дома царства - это притеснение,

Всякое счастье - от непричинения обид.

Эту главу иллюстрирует такая притча. Ану-ширван Хосров I, шаханшах Ирана (531-579), на охоте отдалился от своей свиты и попал, сопровождаемый лишь своим везиром (визирем), в разрушенную и заброшенную деревню. Там он увидел двух сов, которые громко кричали, словно переговариваясь друг с другом. Он спросил везира, не знает ли он, о чем эти птицы разговаривают. Тот ответил: «О повелитель, у них деловой разговор. Одна из них выдала за другую свою дочь и теперь требует калыма, а именно, несколько разрушенных деревень, в развалинах которых любят селиться совы».

Другая - в ответ ей; «О чем говорить!

Взгляни, сколько шах наш успел разорить!

С его притеснениями - долго ли ждать?

Сто тысяч развалин смогу тебе дать!»

Слова везира произвели на царя глубокое впечатление. Он немедленно принял меры, обуздал дружину и отменил подати с измученного крестьянства. Потому-то потомство и запомнило его имя и приложило ему эпитет: «Справедливый».

Мы видим, что каждая беседа поэмы завершается притчей. Так построена поэма до самого конца, причем можно думать, что метод построения Низами заимствовал у восточных народных проповедников, обычно оживлявших свои проповеди такими небольшими нравоучительными рассказами. Характерно, что притча в этой поэме не обязательно связана с темой всей вы. Очень часто Низами берет только последнюю мысль, иллюстрирует ее и, делая из притчи ряд выводов, приходит к теме следующей главы. Так вся поэма связывается в одно органическое целое, течет непрерывным потоком, несмотря на некоторую пестроту ее тематики.

Устремление к справедливости не нужно, однако, откладывать: реализовать его следует как можно скорее, ибо жизнь кратка. Отсюда тема третьей беседы - о превратности судеб мира. Низами дает ряд размышлений на эту тему, -широко разработанную еще древним Востоком, и переходит затем к характеристике своего времени. Он считает его тяжким, лишенным добродетелей.

Смотри на наш век! Ведь от бесчеловечности

Опасается человек человека.

Выход поэт видит в одном - укреплении верности, верности слову, верности чувству долга. Это поясняет такая притча. Однажды библейский царь Соломон (у Низами Сулейман), в восточной поэзии олицетворяющий собой высшую царскую мощь, выехал в степь. Он встречает там старика-крестьянина, засевающего землю. Царь говорит, что труд его напрасен. У него нет заступа, нет надежды на получение воды. Но старик спокойно отвечает: