Е. Бертельс - Низами

• Название: Низами
• Автор: Е. Бертельс
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор на основе анализа текстов поэм рассказывает о жизни и творчестве великого поэта 12 века, классика восточной литературы Низами Гянджеви.

---

Из всех заметок о жизни Низами только в одной антологии XV века мы находим указание, что он «был из числа муридов (учеников) Ахи Фаррух Зенджани». Такой шейх известен, но, по имеющимся данным, умер он в 1064 году, то есть за семьдесят с лишним лет до рождения Низами. Таким образом, это указание приходится считать плодом какого-то недоразумения. Единственное возможное здесь объяснение, что Низами, никогда не видав шейха, мог считать себя его последователем, как бы «духовным» его учеником. Такие случаи известны, и возможность этого не исключена.

Крайне интересно здесь то обстоятельство, что традиция связала имя Низами не с каким-либо знаменитым основателем ордена, а с человеком, носившим прозвище «ахи» Это прозвище, по-арабски означающее «брат мой», в сборниках биографий суфийских шейхов встречается не часто. Характерно, что обо всех шейхах, носивших такой титул, обычно сообщаются крайне скудные сведения. Видимо, организация, члены которой называли друг друга ахи, особой известностью среди широкой массы суфиев не пользовалась, а потому сведений о ней дошло крайне мало.

Из отрывочных сведений, имеющихся в старых источниках, можно заключить, что ахи имели какую-то связь с организацией, в арабских странах носившей название фитьян (рыцари, единственное число - фата), в иранских - джаванмард (благородные). Руководители этой тайной организации, принимавшей новых членов с соблюдением особых обрядов, напоминающих посвящение в рыцари в Западной Европе, были, вероятно, связаны с правящими классами, но главная масса членов вербовалась в среде городской бедноты и ремесленников. Есть много отрывочных указаний на распространенность ахи в XIV веке в Малой Азии, где она играли видную роль в общественной жизни. Любопытную характеристику их дает путешественник Ибн-Батута, между 1325-1332 годами совершивший поездку по Малой Азии. Он говорит, что «они есть во всех туркменских, румских [20] областях, в каждом поселении, городе и деревне. И не найти в мире людей, более заботливых, чем они, к чужестранцам, более поспешных в стремлении накормить голодного и удовлетворить потребности нуждающихся, и пресечь руку насильников, и убить воеводу или тех, кто примыкает к ним из злых людей. А ахи у них - это человек, который собирает людей своей и иных профессий из юношей, холостяков и одиноких, а приходят они также и сами, а это также называется и футувва [21] .

Строит он обитель и расстанавливает в ней обстановку и светочи, и все, что необходимо из утвари. И товарищи его служат днем, добывая себе пропитание, и идут к нему после сумерек с тем, что набралось у него, и покупают на это плоды и пищу, все прочее, что потребуется в обители. Если приедет в этот день странник в город, берут они его к себе на постой, и живет он у них гостем, и не уходит он от них, пока не уедет… И не видал я в мире людей, более праведных делами, чем они…»

На собраниях ахи были одеты так: «одежда их - каба (широкий кафтан), на ногах у них кожаные сапоги, каждый из них опоясан, а за поясом у него нож длиной в два локтя…»

Конечно, нельзя быть уверенным, что в XII веке ахи были тем же, что они представляли собой в XIV веке. Но все же что-то общее должно было сохраниться. Совершенно очевидно, что «обитель», описанная Ибн-Батутой, это не дервишеский монастырь - ханака, а организация, тесно связанная с трудовыми кругами населения. Чрезвычайно важно, что, в противоположность пассивности дервишей, ахи готовы защищать свои права с оружием в руках и устранять превышающих власть правительственных чиновников. Дервиши всегда призывают к смирению, к надежде на защиту бога и покорному перенесению невзгод. Носить за поясом нож им отнюдь несвойственно. Крайне важно отметить, что и Низами в некоторых местах своих поэм выражает точку зрения, очень близкую к взглядам ахи. В «Лейли и Меджнун» он говорит:

Зачем тебе унижаться перед подлецами?

Зачем быть игрушкой недостойных?

Что ты склоняешь голову под всякую затрещину?

Зачем ты покорно принимаешь всякое насилие?

Выпрями спину, как гора,

С мягкосердечными будь суров.

Унижение несет внутренний ущерб,

Перенесение несправедливости влечет вялость.

Будь, словно шип, с копьем на плече,

Тогда возьмешь в объятья охапку роз.

Таких советов ни один дервишский шейх не давал своим муридам. Но нетрудно убедиться, что содержание этого отрывка близко подходит к тому, что сообщает Ибн-Батута об ахи.

Поэтому можно допустить предположение, что упоминание ахи в качестве наставника Низами, может быть, и не случайность и не простая описка. Можно легко себе представить, что Низами в поисках путей к улучшению человеческого общества не удовлетворился тем, что давал ему суфизм. Встретившись с ахи, наличие организации которых в Гандже в то время вполне возможно, он мог плениться их учениями и сблизиться с ними.

Как и когда Низами начал пробовать свои силы в поэзии, мы не знаем. Затруднение здесь возникает потому, что вопрос о лирике Низами до сих пор полной ясности не получил.

Неслыханный успех, пылавший на долю поэм Низами, отодвинул его лирику на второй план. Похоже на то, что Низами сам свои лирические стихотворения не соединил в сборник и что несколько сборников его лирики, существующих в настоящее время в рукописном виде в различных библиотеках мира, составлены значительное время спустя после его смерти любителями, выискивавшими эти стихи в разных антологиях. Поэтов, носивших псевдоним Низами, было несколько. Любители не всегда могли разобраться в том, какому Низами принадлежат найденные ими газели, и потому к сборникам этим приходится относиться сугубо критически. Совершенно очевидно, что много слабых, сугубо формальных стихотворений попало в них по ошибке и не принадлежат великому поэту. Однако в этих же сборниках есть и яркие, сильные произведения, подлинность которых сомнений не вызывает.

Анализ этих сборников показывает, что хотя Низами призвание свое и видел в создании больших поэм, но, тем не менее, он уделял .известное внимание и лирике и писал лирические стихи на протяжении .всей своей жизни, вплоть до- последних лет. Естественно поэтому предположить, что начал он свою поэтическую карьеру именно с лирики.

Это предположение можно подтвердить рядом наблюдений. В нескольких газелях Низами встречается упоминание о ширваншахе Ахсатане, в одной упомянут Ильдигизид Кизил-Арслан. Эти стихи могли быть написаны тогда, когда поэту было приблизительно 20-30 лет. Сам Низами в поэме «Семь красавиц», говоря о своей карьере, упоминает, что наибольший успех выпал «а его долю в молодости, когда он был еще незрелым;

Время пожирало меня в незрелости,

Делало глазную примочку из незрелого винограда [22]Когда же я дошел до состояния зрелого винограда,

Я получаю уколы осиных жал.

Наличие ;в стихах Низами имен правителей как будто говорит о том, что он в юные годы помышлял о карьере придворного поэта. В поэме «Хосров и Ширин» он пишет:

Речи о детстве и самовлюбленности

Оставь, - мечта это была и опьянение.

Иными словами: не говори о тех мечтах, которые обуревали меня, когда я, еще почти ребенок, склонен был эгоистически переоценивать свои достоинства.

Сопоставляя все эти факты, можно допустить, что начало поэтической карьеры Низами складывалось примерно так. Он получил всю ту подготовку, которая была необходима для придворного поэта, попробовал свои силы на этом поприще и сразу же добился значительного успеха. Доступ в дворцовые залы для него открылся.

Но тут наступили какие-то малоизвестные нам обстоятельства, которые заставили молодого поэта отвернуться от этой карьеры и предпочесть сохранение личной свободы блеску придворных сфер. Причины могли быть различны. С одной стороны, Низами, добившись успеха, немедленно столкнулся со своими будущими коллегами, уже занимавшими посты придворных поэтов. Их опытный глаз сразу оценил силы Низами. У них не могло быть сомнения в том, что это соперник, вытеснить которого не легко. Были пущены в ход все интриги, все те гнусности, на которые была способна эта, в силу шаткости своего общественного положения, морально низко стоявшая клика. Не случайно Низами уже в первой своей поэме жалуется на стариков-завистников:

Чем старее эти люди, тем они хуже.

Они только звук, как горная госпожа[23]У старика редко бывает справедливость к молодым,

Редко старик благожелателен к юноше.

И далее:

Старые псы охотятся, как львы,

Наподобие волков разрывают пупок газелей.

Если я опасаюсь старых волков.

То взгляни на мое подобие Иосифу - и не придирайся ко мне [24].

Думается, однако, что одни «старые волки» не смогли бы преградить Низами путь в дворцовые залы. Столкнувшись ближе с поэтами, он должен был быстро убедиться в том, что внешний блеск, окружавший их жизнь и пленявший многих талантливых юношей, на самом деле скрывал жизнь тяжелую, полную опасностей, необходимость раболепствовать перед сильными мира сего и в то же время знать, что любое, неосторожно сказанное слово несет гибель или долгие годы заключения.