Семен Резник - Николай Вавилов

• Название: Николай Вавилов
• Автор: Семен Резник
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

---

Испания и Грузия… Казалось бы, невероятно. А между тем советский ученый Н. Я. Марр, изучая языки древних и современных народов, к тому времени уже создал теорию, по которой народы северной Испании связаны в единую семью с древним населением Средиземноморья и современными народами Кавказа. Вавилов вспоминал, с каким волнением академик Марр слушал его рассказ о полбе и орудиях ее уборки в северной Испании и Грузии. Марр видел в этом факте лучшее доказательство своей теории. В свою очередь, теорию Марра можно считать надежным подтверждением взглядов Вавилова, потому что, что может быть более убедительным, чем один и тот же результат, полученный учеными, идущими совершенно разными путями.

На мельницу той же теории льет воду и другой факт, установленный благодаря исследованиям Н. И. Вавилова. Вернувшись из Средиземноморской экспедиции, Вавилов опубликовал в журнале «Пчеловодство» фотографию и маленькую заметку об ульях Эфиопии, где их плетут из прутьев и располагают на деревьях. Редакция сопроводила заметку примечанием, в котором говорилось, что такие же ульи встречаются в Грузии…

Отрадно, что в последнее время стали появляться статьи об академике Марре и его работах. В них говорится, что теория Марра начинает подтверждаться исследованиями последних лет. Но авторы этих статей, вероятно, не знают, что Николай Вавилов давно уже подтвердил идею связей грузинской и североиспанской культур на естественнонаучном материале, да так подтвердил, что «вряд ли могут быть сомнения в глубоком значении этой связи».

Экспедиция подходит к концу. Последние письма Вавилова из Испании полны постоянных повторений того, на сколько он задержится в Париже и Берлине и когда будет в Ленинграде. Он с нетерпением рвется домой.

Ведь отсутствовал он около полутора лет.

Философия китайской культуры

1

«Кто знает, не удастся ли когда-нибудь найти следы предполагаемой нами культуры, общей предкам китайцев и известным нам западным культурам, в горных долинах Кунь-Луня или Тянь-Шаня (может быть, в ископаемом состоянии), т. е. именно в тex районах, где скорее всего можно ожидать нахождение древних третичных остатков человека, во всяком случае, скорее, чем на маленьком западном полуострове большого континента, который именуется Европой».

Так писал Сольмс-Лаубах. Крупный австрийский ученый. Последователь Декандоля.

Он считал возможным, что в Центральной Азии, в китайской провинции Синьцзян — центр происхождения земледельческой культуры, единой для всего Старого Света.

В пустынях Центральной Азии, среди развалин старинных построек, путешественники находили десятки тысяч папирусных свитков. Прекрасно сохранившиеся в сухом климате, они позволили восстановить богатую историю этой страны. Тысячелетиями по горячим пескам Синьцзяна, по «шелковым дорогам» тянулись караваны верблюдов, доставлявшие китайский шелк во дворцы императоров Рима, царей Бактрии и Согдианы. Документы свидетельствовали и о большой древности земледелия в оазисах Центральной Азии.

Лаубах предсказывал, что именно в Синьцзяне удастся найти дикую пшеницу, дикий ячмень и другие дикие родичи основных культур Старого Света и таким образом решить проблему их происхождения.

Еще в Афганистане Вавилов задумал эту экспедицию.

Выявив роль Гиндукуша как географического барьера, ограничивающего центр происхождения ряда важнейших культур и предполагая, что второй барьер — Гималаи, он хотел проверить свое предположение. Может быть, концентрация генов культурных растений продолжается и за высочайшими горными хребтами мира и Сольмс-Лаубах во многом прав?

Считая, что «до конкретного изучения на месте этой проблемы все решение могло быть только приблизительным, гадательным», он писал, вернувшись из Афганистана, что теперь на очереди экспедиция в Центральную Азию и только начавшаяся подготовка к путешествию по странам Средиземноморья откладывает ее.

Наконец в 1929 году настал черед и Синьцзяна.

Как раз в это время было принято решение о создании задуманной В. И Лениным Академии сельскохозяйственных наук. Н. И. Вавилова, только что избранного академиком, решили назначить ее президентом.

Николай Петрович Горбунов предложил в связи с этим отложить экспедицию. Но Вавилов понимал, что к организации институтов академии можно будет приступить не раньше зимы, когда кончится сельскохозяйственный сезон В корректной форме, но с полной определенностью он написал Н. П. Горбунову:

«Я не могу согласиться с Вашим предложением задержать свою поездку на год, ибо прежде всего своей основной работой считаю исследовательскую и, полагаю, что в интересах всего учреждения, чтобы руководитель его был на достаточной высоте, это определяет общий уровень работы учреждения Трагедия многих учреждений заключается в том, что руководящий персонал, погруженный в административную работу, не в состоянии быть на достаточной высоте в смысле научной ориентировки и тем самым понижается уровень работы всего коллектива <…>. Руководить учреждением в тысячу сотрудников и фактически быть руководителем ряда отделов — нагрузка уже, по существу, выше меры. Какова напряженность этой работы, можно судить хотя бы по тому, что руководитель ни разу за все время существования Института не пользовался отпуском, а время его работы укладывается в среднем в 17 рабочих часов ежедневно.

Я не вижу также оснований откладывать свою научную работу [которая имеет, смею думать, государственное значение[78] ] в связи с развертыванием институтов Академии с-х наук. Прежде всего институты будут основывать директора и директораты <…>. Если бы понадобилось действительно совершенно конкретно продумать этот вопрос теперь же, то для этого нужен 1–2 дня, в которые может быть использовано наше мнение, как консультантов.

<… > Я отказался от поездки на Международный съезд ассоциации селекционеров, где я состою членом президиума, отказался от приглашения (платного) по Германии для чтения лекций в июне — июле, отказался от очень привлекательной поездки ради трудного, но, по моему убеждению, более важного дела — исследования важных для нас районов, — того дела, которое выдвинет наше учреждение, как мне думается, на большую высоту. Мною обеспечено руководство и администрирование за мое кратковременное отсутствие, которое, в сущности, укладывается в мой нормальный двухгодичный отпуск, на который я имею право, как всякий служащий.

Вся моя поездка не только обдумана, приготовлена, закончена снаряжением, но часть материала уже отправлена в Ош, и вы поймете, Николай Петрович, что обрывать ее нецелесообразно.

Я надеюсь, Николай Петрович, что Вы учтете психологию научного работника, наша работа и так идет в обстановке исключительно напряженной, на границе норм. Соглашаясь на взятие тяжелых обязанностей администрирования огромным коллективом, я, конечно, имел право рассчитывать на естественное предоставление свободы в моей научной работе, которая тесно связана со всей работой Института. Те препятствия, которые ныне возникают, заставляют меня всерьез передумать правильность моего решения и принять все меры к освобождению, на которые имеет право каждый научный работник. Я никогда не стремился к административным должностям и не стремлюсь к ним и теперь и считаю себя более на месте в лаборатории и на поле в качестве научного руководителя и готов остаться в скромной роли ученого специалиста, самое большое — заведующим отделом полевых культур, но вообще без всяких претензий на какое-либо заведование.

Я очень прошу Вас, Николай Петрович, уделить некоторое внимание подымаемому мной вопросу, который для меня является вопросом исключительной важности. Думаю, что он соответствует и общим директивам всемерной концентрации научного работника именно на научной работе»*.

К счастью, Николай Петрович Горбунов хорошо понимал «психологию научного работника».

2

Из Оша по Алайской долине, той самой, что была закрыта для Вавилова в 1916 году из-за восстания киргизов, вдоль Алайского хребта, «во льдах и снегах», Вавилов и его спутник ботаник М. Г. Попов двинулись к пограничному китайскому посту Иркештам.

Михаила Григорьевича Попова Вавилов знал уже более десяти лет. Еще в Саратове он познакомился с талантливым молодым ботаником, ассистентом заведующего кафедрой ботаники Д Я Янишевского, а в 1927 году пригласил его на работу в ВИР.

До революции, после окончания в 1913 году Петербургского университета, М. Г. Попов вел ботанические работы в Средней Азии. В 1920 году, когда был организован Среднеазиатский университет, Попов вернулся в Ташкент и вскоре выдвинулся в число лучших знатоков растительности Средней Азии. Вавилов не без основания считал его наиболее полезным спутником для путешествия в соседний со Средней Азией Синьцзян.