Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат

• Название: Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат
• Автор: Николай Зенькович
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-224-04540-1

После убийства И.В. Сталина на Ближней даче (в правительственном сообщении от 5 марта 1953 года лживо утверждалось о смерти в кремлевской квартире) последовала череда необъясненных до сих пор событий: арест и заключение в тюрьму под другой фамилией его сына, генерала Василия Сталина, убийство Л. Берии, расправа с маршалом Г. Жуковым, снятие с постов и высылка из Москвы членов сталинской команды — В. Молотова, Г. Маленкова, Л. Кагановича.

Задолго до этих событий, в середине Великой Отечественной войны, с боевого задания не вернулись молодые летчики Леонид Хрущев и Владимир Микоян. Есть ли связь между их исчезновением и последовавшими затем заговорами и переворотами в Кремле? Автор книги, успешно работающий в жанре «литературы факта», приводит читателей к сенсационным открытиям.

---

Термин «низкорослость» применительно к наследникам Сталина ввел Д. Волкогонов. Действительно, после ухода с политической сцены двух гигантов большевизма, Ленина и Сталина, сразу стала видна историческая «низкорослость» оставшихся «соратников». Сталин не диктовал, как вождь октябрьского переворота, своего «Завещания», но оставил после себя могучую и загадочную империю. Суетившиеся вокруг умирающего диктатора пигмеи унаследовали гигантскую державу, которой они должны были управлять. Но, по большевистской традиции, должен быть обязательно первый вождь, а его не было…

Диктаторы не любят заранее назначать своих преемников, ибо им кажется, что они будут жить вечно. Отсутствие демократического механизма передачи власти всегда ведет к глухой, скрытой борьбе оставшейся без вождя верхушки. Так было и после смерти Сталина, хотя самым распространенным словом на заседании сталинского Президиума, решавшим вопросы похорон, было «единство», «монолитность ленинского руководства», «верность делу Ленина — Сталина».

С особой подозрительностью «единомышленники» приглядывались к связке Маленков — Берия. Не случайно после ареста Берии Маленков особенно беспокоился по поводу изъятия личных документов Берии, хранившихся в нескольких сейфовых шкафах. Там, как теперь стало ясно, находилось много записок, докладных Г. М. Маленкова Берии, которые могли серьезно скомпрометировать одного из претендентов на высшие посты в партии и государстве.

При отсутствии очевидного «первого» вождя и традиционно безмолвствующем народе сталинские наследники, однако, понимали, что сохранить прежний ленинский курс и безграничный контроль над огромной страной можно только на основе дальнейшего повышения престижа и роли партии. Она и без того стала уже давно государственным образованием, но последние два десятилетия магическим средством тотального управления в стране было имя вождя, его «гениальные указания», «мудрые решения», «великое предвидение». Диктатора не стало. Было ясно, что равноценной ему фигуры нет. Все понимали, что так называемое «коллективное руководство» — в немалой степени фикция. Кто станет у руля партии, тот и будет очередным вождем.

Однако избрать генерального секретаря (должность, которую после 1934 года никто не упоминал, но и не упразднял) даже не пытались.

Освободившись от свинцового пресса Сталина, его наследники не спешили создавать нового вождя. И хотя Хрущева сделали председателем комиссии по организации похорон Сталина (у большевиков это всегда очень много значило!), прямо вручить ему власть над партией, а значит, и страной еще не решились. Поручили просто «сосредоточиться на работе в ЦК».

Его внешнее добродушие, мужицкая простота, открытое лицо с курносым носом и оттопыренными ушами, неподдельные веселость и энергия никак не вязались с обликом возможного очередного диктатора. Члены Политбюро (Президиума) так долго находились в объятиях трудно скрываемого постыдного страха, что им по-человечески хотелось иметь на «партийном деле» более податливого и покладистого соратника.

С марта по сентябрь 1953 года Никита Сергеевич Хрущев был просто одним из секретарей ЦК, «сосредоточенным» на работе в аппарате. После ареста Берии, в котором главную скрипку сыграл Хрущев, седьмого сентября этого же года его сделали Первым секретарем ЦК КПСС. «Бериевское дело» сразу же подняло его над товарищами по Президиуму. Именно здесь находится исток его грядущих бесстрашных шагов. К «Генеральному» секретарю возвращаться пока не решились. Этот уникальный должностной титул вручат спустя годы Брежневу.

Через много лет состарившийся в подмосковном дачном поселке Жуковка В. М. Молотов, один из несостоявшихся сталинских преемников, говорил:

— Я считаю, что Хрущев был правый человек, а Берия еще правее. Еще хуже. У нас были доказательства. Оба правые. И Микоян. Но это все разные лица. При всем том, что Хрущев — правый человек, насквозь гнилой, Берия — еще правее, еще гнилее. И это он доказал на германском вопросе. У Хрущева оказалась как раз жилка русского патриотизма, шовинизма русского, чего не оказалось у Берии, поэтому Хрущев и поддерживал меня по германскому вопросу.

Но он не революционер. В 1918 году только в партию вступил — такой активный! Простые рабочие были в партии. Какой же это у нас лидер партии оказался! Это абсурд. Абсурд.

Он на четыре года меня моложе, но он не был ребенком. Первая революция у нас была, Февральская, 1917 год. Активный человек, он был в Юзовке, а это меньшевистский центр…

Хрущев мог бы стать бухаринцем, а пошел в другую сторону, потому что нельзя. Хрущев по существу был бухаринец, но при Сталине он не был бухаринцем…

Роль Хрущева очень плохая. Он дал волю тем настроениям, которыми он живет… Он бы сам не мог этого сделать, если бы не было людей. Никакой особой теории он не создал в отличие от Троцкого, но он дал возможность вырваться наружу такому зверю, который сейчас, конечно, наносит большой вред обществу.

Хрущев, он же сапожник в вопросах теории, он же противник марксизма-ленинизма, это же враг коммунистической революции, скрытый и хитрый, очень завуалированный… Нет, он не дурак…

К оценкам личности Хрущева мы еще вернемся. Это очень острая и мало разработанная тема. А сейчас обратимся к тем дням, когда маленькие вожди остались без самого большого вождя.

По свидетельству Н. А. Мухитдинова, положение в высшем руководстве сложилось так, что партия не имела лидера — Первого секретаря, Секретариат ЦК не имел ведущего, поскольку все пять секретарей были равны, а Президиум ЦК оказался в руках Председателя Совета Министров и его заместителей.

Так партия без лидера действовала в течение семи месяцев. За это время скрытый раскол, негласное противоборство между руководителями в Кремле не прекращались, а постепенно углублялись.

— Спустя много лет, — рассказывает Нуриддин Акрамович, — мы с Андреем Андреевичем Андреевым, будучи в Индии, сидели лунным вечером на даче ее президента за прекрасным столом, беседовали и вспоминали прошлое.

Отвечая на мой вопрос, он сказал, что обстановка сразу же после смерти Сталина сложилась так, что три деятеля начали претендовать на лидерство: Маленков, Берия, Хрущев. Все они были близки к Сталину, пользовались его особым вниманием, но ни один не обладал необходимыми возможностями, как субъективными, так и объективными, чтобы сразу же заменить Сталина.

После смерти Сталина Маленков, Берия, Хрущев, претендуя на его место, не имели серьезной программы действий, которую могли бы обнародовать, и просто дрались за личную власть. Ситуация сложилась так, что руководство, по существу, перешло к Маленкову, у Хрущева не было больших прав, и он не имел широкой поддержки снизу, а Берия шел напролом. Каждый из них, кроме голого карьеризма, обладал определенными силами. Вот и попробуй в такой суматохе верно определить, на какую лошадь делать ставку…

А. А. Андреев сформулировал коренной вопрос политической философии, на какую лошадь делать ставку. Самой агрессивной и опасной лошадью в предстоявшем забеге на короткую дистанцию был, безусловно, Л. П. Берия.

Уже на другой день после похорон И. В. Сталина кто-то позвонил в дверь Светланиной квартиры. Она открыла и увидела какого-то незнакомого грузина. Пригласила войти в дом. Едва переступив порог, он сказал: «Я Надирашвили! У меня есть документы, изобличающие Берию как врага народа! Я послал копии этих документов вашему отцу, но, к сожалению, слишком поздно! Помогите мне встретиться с Г. К. Жуковым или К. Е. Ворошиловым. Больше я никому не верю!»

Светлана вначале растерялась и вдруг вспомнила. Ей же называл эту фамилию отец! Совсем незадолго до своей смерти Сталин позвонил Светлане и спросил: «Это ты положила мне на стол бумаги Надирашвили?» Изумленная Светлана ответила отрицательно, и Сталин тут же положил трубку.

— Жукова я не знаю, — ответила Светлана. — Знаю только, что живет он на улице Грановского. А вот с Климентом Ефремовичем я поговорю и попрошу его принять вас. Вот мой телефон, позвоните мне через день-два.

В тот же день Светлана позвонила супруге Климента Ефремовича Екатерине Давыдовне и попросила договориться с ним о встрече. Ворошилов принял ее тотчас. Но как только Светлана изложила ему суть вопроса, Ворошилов побледнел и закричал на нее:

— Как вы смеете клеветать на этого кристально честного человека!

На этом разговор и завершился. Светлана побрела домой, понимая, что эта история ничего хорошего ей не сулит.

Через день ей позвонил сам Лаврентий Павлович, справлялся, не нужно ли ей чего, просил звонить ему, не церемонясь, «как брату», и потом поинтересовался: не знает ли она, где сейчас обитает этот склочник Надирашвили?

Светлана, разумеется, этого не знала. Но на этом история не закончилась. Спустя несколько дней ее и секретаря парткома Академии общественных наук, где Светлана училась, пригласили в Комитет партийного контроля к его председателю М. Ф. Шкирятову.