Игорь Тимофеев - Ибн Баттута

• Название: Ибн Баттута
• Автор: Игорь Тимофеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Книга советского востоковеда посвящена жизни и деятельности выдающегося арабского путешественника и географа средневековья Ибн Баттуты. За четверть века странствований землепроходец посетил почти все страны мусульманского мира, Индию, Китай. Особый интерес представляют записки Ибн Баттуты о посещении им Крыма, Золотой Орды и Средней Азии. Автор использовал мемуары Ибн Баттуты, сочинения средневековых географов, этнографов, хронистов.

---

«В Вади ас-Сиба, — замечает он, — можно идти лишь с большой группой людей, так как там нередко встречаются львы».

Культурная жизнь в Басре переживает кризис. А в недавнем прошлом город имел репутацию блестящего научного центра. По свидетельству средневековых историков, уже в X веке широкой известностью по всему халифату пользовалась басрийская публичная библиотека, имевшая огромный штат переписчиков-хаттатов. Тысячи студентов изучали там богословие и арабскую грамматику.

Блестящие лингвистические труды ученых знаменитой басрийской школы Халиля ибн Ахмеда и Сибавейхи снискали городу репутацию крупнейшего научного центра раннего средневековья. Первый из них, оманец по происхождению, создал метрическую теорию, которая была основой поэтического творчества арабов вплоть до середины XX века; второй, перс, прославился первым систематическим изложением арабской грамматики, не утратившей своего значения по сегодняшний день.

Углубленный интерес средневековых арабов к тайнам своего языка и связанный с этим бурный расцвет филологических наук можно объяснить конкретными историческими причинами. Уже в первые годы мусульманской экспансии, когда в состав расширяющейся империи были включены народы, говорившие на различных языках, вопрос о чистоте языка завоевателей, на котором написан Коран и о его превосходстве над всеми иными наречиями, приобрел политическое значение. Арабский язык вышел за пределы Аравийского полуострова и, насаждаемый в качестве официального новой мусульманской администрацией, постепенно становился lingua franca обширнейшего региона, включавшего в себя Среднюю Азию, Хорасан, Ближний и Средний Восток, северное и восточное побережье Африки. Необходимо было исключить разночтения в истолковании Корана и унифицировать делопроизводство в интересах централизованного государства. Неудивительно, что эти практические задачи способствовали развитию лингвистики: во многих научных центрах началась разработка общих для всех норм арабского литературного языка.

«Мудрость римлян, — говорили арабы, — заключается в их мозгах, мудрость индийцев — в их фантазии, греков — в их душе, а мудрость арабов — в их языке».

Имело свои причины и то, что лингвистическая школа возникла именно в Басре. Воспользуемся мнением известного языковеда В.А. Звегинцева. «В Басре, — писал он, — в средоточии бедуинов различных племен и диалектов, в прибежище различных религий и арене многочисленных чужеземных торговцев, в месте приобщения иноверцев к исламу в первую очередь должна была возникнуть потребность в организации известной системы мероприятий для обеспечения правильного произношения и интерпретации „чуда божественного красноречия“ — Корана».

Но ничто не может продолжаться вечно. И в XIV веке, когда Ибн Баттута путешествовал по некогда цветущим городам древней Вавилонии и Халдеи, арабская филология, как, впрочем, и вся классическая литературная традиция, переживала глубокий кризис. Это, разумеется, не могло ускользнуть от внимания Ибн Баттуты, много наслышанного о былой научной славе Басры.

«Я присутствовал однажды на пятничной молитве в мечети, — пишет Ибн Баттута, — и когда проповедник поднялся, чтобы произнести проповедь, он сделал много грамматических ошибок. Я удивился и сказал об этом кадию, который мне ответил: „В этом городе не осталось никого, кто хоть немного знал бы грамматику“. Это поучительный пример, над которым следует поразмыслить, — да будет славен тот, кто изменяет все вещи и направляет все людские дела! Здесь, в Басре, где грамматика возникла и развилась, где люди некогда в совершенстве владели ею, откуда вышел ее корифей (Сибавейхи. — И.Т.), чье превосходство бесспорно, проповедник не может произнести проповедь, не нарушая правил!»

«Золотой век» арабо-мусульманской мысли, сыгравшей столь значительную роль в становлении и развитии культуры европейских народов, остался далеко позади.

Тому были объективные причины, и исподволь назревавший процесс был ускорен катастрофическим для всего человечества событием, обозначившим трагический водораздел в мировой истории, — опустошительным нашествием татаро-монгольских кочевых орд.

Осмотрев Басру, Ибн Баттута собирался отправиться в Багдад, но эмир города ат-Тевризи посоветовал ему сначала посетить Горный Лур, затем Персидский Ирак и лишь после этого Ирак Арабский. Добрый совет был принят, и позднее Ибн Баттута не пожалел об этом: на его пути лежали такие всемирно известные города, как Тустер, Исфахан, Шираз.

Ибн Баттута покинул Басру в начале февраля 1826 года. Нанятые за несколько фельсов носильщики с вечера перенесли его вещи из гостиного двора «Мелик инб Динар» на борт небольшой самбуки, пришвартованной к берегу в устье одного из многочисленных каналов, пересекающих город вдоль и поперек. Вышли в путь еще затемно, и, когда в прорехах нависших над Басрой кучевых облаков заиграли золотистые блики, самбука уже полным ходом шла по фарватеру Шатт аль-Араба, рассекая острым носом зеленую, пахнувшую болотной прелью воду. По обоим берегам тянулись рощи финиковых пальм. Разложив на траве горки фиников, свежей рыбы, хлебных лепешек, у тростниковых шалашей сидели утренние торговцы.

К вечеру добрались до Оболлы, где Ибн Баттута расплатился с хозяином самбуки и пересел на морское суденышко, направлявшееся в Абадан.

Абадан — крупное селение на солончаковой отмели, образованной двумя рукавами Шатт аль-Араба при впадении в море. По словам Ибн Баттуты, в Абадане было множество мечетей, странноприимных домов и небольших обителей, где жили отрешившиеся от мирских благ отшельники. Трудно было придумать более подходящее место для тех, кто решил предаться аскетизму и покаянию, — на острове не было никакой растительности и даже воду привозили сюда с материка угрюмые лодочники, заставляя святых старцев расплачиваться звонкой монетой за каждый бурдюк.

На острове Ибн Баттута встретил затворника, долгие годы ютившегося в полном одиночестве под сводами полуразрушенной молельни и питавшегося лишь рыбой, которую он выходил ловить раз в месяц.

— Да исполнит аллах все твои желания в этом мире! — сказал ему отшельник, тронутый искренним поклонением молодого хаджи.

Вспоминая этот эпизод тридцать лет спустя, Ибн Баттута с гордостью отмечал: «По милости аллаха я осуществил свою цель в жизни, и эта цель — путешествия по земле, и в этом я достиг того, чего не удалось достигнуть никому, кроме меня».

Эти слова чрезвычайно существенны для понимания личности Ибн Баттуты. В XIV веке странствия по земле были прерогативой купцов и миссионеров, но ни те, ни другие не ставили перед собой задачу познания мира. До эпохи Великих географических открытий оставалось еще полтора-два века, а покуда лишь несколько предприимчивых и отважных мусульманских энциклопедистов прославили свои имена описанием стран, по которым они прошли, и чудес, которые им довелось увидеть. И очень важно, что Ибн Баттута относит себя к этой славной когорте и, более того, вполне отдает себе отчет в том, что его достижения превосходят все, что было сделано до него. Подобно герою известных на Востоке плутовских новелл аль-Хамазани, Ибн Баттуте в его долгой жизни суждено будет выступать в самых разных ролях, меняя ихрам паломника на подбитый ватой кафтан купца, тюрбан предстоятеля молитвы — на черный колпак сурового маликитского судьи, а судейскую мантию — на грубошерстный дервишский хитон. Но в любом обличье он будет всегда, до конца дней своих прежде всего ощущать себя путешественником, взявшим на себя почетную миссию донести до своих соотечественников правду о мире, по дорогам которого более четверти века вела его жизнь.

Из Абадана Ибн Баттута направился в Нуристан. Дорога заняла десять дней. Неподалеку от Тустера начались горы, узкая, протоптанная в траве тропинка шла берегом реки Карун. Зима была на исходе, кое-где в горах уже начал таять снег, и высокая паводковая вода неслась, вспениваясь водоворотами, почти вровень с обрывистым берегом.

В нескольких милях от города река перекрыта плотиной, построенной еще в III веке н. э. сасанидским царем Иапуром I. Арабские географы X века называли эту плотину персидским словом «шадурван», но местные жители овут ее «Бенд-и-Кайсар» — «царская плотина», поскольку, по преданию, ее возводили римские солдаты при участии самого императора Валериана, плененного персами в сражении под Эдессой.

Тустер, главный город Хузистана, выстроен на скале, большинство домов в нем двухэтажные, причем первые этажи, как правило, сложены из камня, а верхние — из кирпича. Въезд в город — через ворота Баб аль-Мусафирин, к которым, по словам Ибн Баттуты, ведет длинный понтонный мост.

В Тустере путешественник остановился в городском медресе, предстоятелем которой был известный ученый Шараф ад-дин Муса. Сразу же по приезде Ибн Баттута провел, целый день, беседуя с ученым шейхом и его учениками в тенистом саду духовной школы, на берегу реки Карун. Восхищенный эрудицией и неистощимой любознательностью своего молодого гостя, шейх Шараф ад-дин оказал ему и его спутникам особое гостеприимство, назначив им из средств школы ежедневное содержание, включавшее изысканные блюда из мяса и дичи с обжигающим рот персидским перченым рисом.