Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

• Название: Риск.Молодинская битва.
• Автор: Геннадий Ананьев
• Жанр: Историческая проза

Новый исторический роман современного писателя Г. Ана­ньева посвящен событиям, происходившим на Руси в середине XVI века.

Центральное занимает описание знаменитой Молодинской битвы, когда в 1572 г . русская армия под руководством князя Михаила Воротынского разгромила вдвое превосходившее крымско-турецкое войско.

---

Посветлело кислое бабье лицо отрока, и стал он рас­сказывать, как добирались они до Воротынца, и тот го­лод, который они претерпевали, та усталость, тот душев­ный разлад выглядели в его рассказе сущими пустяками.

Впрочем, трудности те и переживания с приездом в Воробьевский дворец вовсе стали забываться. Замелька­ли праздные дни, заполненные выездами на охоту да многочасовыми застольями, за которыми выбирались новые места для охоты, все дальше в дебри, все выше по Москве-реке. И ни разу не обеспокоился царь Василий Иванович, отчего князь Вельский не шлет никаких вес­тей. Ну, не шлет и не шлет. Все, стало быть, в порядке.

— Знатно завтра на разливах соколами промышлять станем. За сельцом Щукиным. Сегодня же и выедем. Путь туда не близок. Завтра если выезжать, на зорьку не поспеем. Проведем там несколько дней.

И в самом деле, верстах в трех от сельца Щукина — большущий затон с поймой. Полая вода105 хоть и сошла, по овражкам и в низинках все еще поблескивали озерца. Любезные места для отдыха перелетных уток, гусей и да­же лебедей. Правда, лебеди острова в затоне чаще облю­бовывали. Цепочкой те острова тянутся чуть поодаль стремнины, как бы отгораживая затон мелколесной твердью от бурливых вод Москвы-реки. В бухточках этих островов и блаженствовали лебеди.

Охота на них особенно утешна. Тихо-тихо гребут гребцы. Уключины смочены, чтоб не скрипнули. Бли­же и ближе первый остров. Василий Иванович встает, держа любимого своего сокола на руке. Рядом с госуда­рем — Шах-Али с тугим луком и еще пара лучников-меткачей.

Вот первый заливчик. Пусто. Второй, третий… И вдруг вспенилась вода, вспученная белоснежными кра­савцами. Самый раз пускать сокола. Удобно ему бить до­бычу на взлете.

А чуть повыше взлетят лебеди — стрелы им вдогонку. Дух захватывает, когда белая громадина тяжело плюха­ется в воду.

А на берегу уже кони ждут. Соколятников — добрая дюжина. Сам сокольничий с ними. У стремени нетерпе­ливо раздувают ноздри охотничьи собаки, натасканные на уток. И каждая приучена не хозяину добычу нести, а к копытам царева коня.

Солнце уже высоко взобралось на небо, когда луговая потеха утихомирилась. Началась трапеза, и тоже не ми­нутная.

С толком любил потрапезовать великий князь царь Василий Иванович. И Шаху-Али это тоже — не в тя­гость. Он такой же чревоугодник, как и покровитель его.

Вот так и летели беспечные дни, не обремененные ни­какими заботами и тревогами. Не ведал царь, что тво­рил. Да простит Господь его душу грешную.

А как люди? Простят ли они? Полилась уже кровь хлебопашцев, запылали деревни и села многострадаль­ной серпуховской и подольской земель. Тумена два та­тар, не останавливаясь возле городов, даже не оставляя никаких сил для осады, неслись к Москве, грабя, хватая полон и все сжигая на своем пути.

А рать русская оказалась совсем не у дел. Татары про­шли как раз через оставленные полками станы, шутя смяв малые заслоны на переправах. Серпухов обошли стороной, да так стремительно, что Большой полк, что находился у князя Вельского под рукой, не успел засту­пить путь захватчикам. Остальные же полки растяну­лись по дорогам к Воротынску, Белёву, Одоеву. Полку, посланному к Воротынску, все ничего оставалось пути, двум другим побольше немного, но всех остановили гон­цы главного воеводы.

Приказ краток: всем идти на Серпухов. Для чего? Со­бираться в один кулак и двинуться вдогонку прорвав­шимся через Оку крымцам.

Князей Андрея Старицкого и Ивана Воротынского да­же не уведомил князь Дмитрий Вельский о своем реше­нии. Зачем? Послал лишь гонца с известием, что крымцы переправились через Оку и идут на Москву. И все. И ника­кого приказа. Стало быть, стоять в Коломне. Как стояли.

Только князь Андрей по-своему повернул. Говорит Воротынскому:

—  Городовых казаков и пушкарей оставим в Коломне, пешцев с тысячу, а с остальной ратью поспешим к Моск­ве. Спасать ее нужно.

—  Главный воевода не велел оставлять крепости, — возразил князь Иван. — А вдруг из Казани пойдут, тогда как? Мы бы тут рогами уперлись.

—  А как Москву возьмут?! В Кремле засядут?! Иль здесь лежебоками оставаться, когда стольному граду ги­бель грозит?! Неужто, князь, труса празднуешь?

Гневом наполнилась душа князя Воротынского, кровь к лицу прихлынула, рука к мечу потянулась, но усилием воли сдержал он себя: не дерзнешь брату царя, не подни­мешь на него руку. Но возразить возразил:

—  Мы же не ведаем, со всеми своими туменами Магмет-Гирей через Оку переправился, вдруг не главные его силы прошли? Разведать бы, тогда уж и решать. Да и князь Вельский меры предпримет.

—  Что — Вельский?! Молодо-зелено! Растянул по ле­сам все полки, теперь попробуй их спешно собрать. В Москве же ратников — кот наплакал. А ты, князь, разве­дывать предлагаешь, время зря терять. Доразведываемся, что падет Кремль и брата моего пленят. Как великого

князя Василия. Иль запамятовали мы, какой выкуп при­шлось платить за него? Золота и серебра многие пуды, мещерские земли, почитай, Касиму отдали, брату Улу-Мухаммеда, а сколько мурз казанских на кормление взяли! По сей день сидят они в городах. И Касимов не наш, данник Казани, если правде в глаза смотреть.

Понял князь Иван Воротынский, что спор бесполезен, отступился, хотя понимал, что последствия такого опро­метчивого шага могут быть весьма плачевными.

Посоветовал только:

— Гонца б к государю послать. Прямо сейчас.

— Князь Вельский, должно быть, давно послал. Чего нам еще мельтешить.

Князь Андрей был прав: Вельский послал царю Васи­лию Ивановичу гонца. Даже дважды.

Увы, крымцы все дороги, даже самые глухие, перекры­ли. Никак не желали, чтобы Москва получила весть рань­ше, чем они рассыпятся цокруг нее. Перехватили они гон­цов, оттого не ведали ни в Кремле, ни в Щукине о том, что беда на самом пороге. Бояре и дьяки правили свою службу чинно и благородно, а царь тешился охотой в Строгинской пойме. Только, похоже, натешился вволю, заявил Васи­лий Иванович после очередной утренней зорьки:

— Потехе — час, а делу — время. Потрапезуем и — возвращаемся, благословясь. Ты, Шигалеюшка, во дво­рец на Воробьевых, а я — в свои палаты. Послы литов­ские заждались уже. На второй прием просятся.

Так получилось, что ко дворцу на Воробьевых горах приближались одновременно, только с разных сторон, и свита государя, и несколько сотен крымцев. Шах-Али со своей свитой припозднился. Верст на пять отстал.

Царь с охотниками выехал из лесу, миновал уже са­жен сотню по лугу, который бугрился копнами прошло­годнего сена, поравнялся с одной из копен и тут невольно натянул поводья: от Калужской дороги на дворец пласта­ли106 татары. Молча. Без привычного подбадривающего: «Кху-кху-кху!»

— Что за наваждение?!

— Вот что, государь, упрячься в стогу. А мы — в сечу.

— К Шигалею вестового пошлите, — распорядился Василий Иванович, спрыгивая с седла. — Приведите ко­ня, когда стемнеет. Со мной никто не остается.

Два соколятника подхватили поводья царского же­ребца и намётом помчались в лес, остальные же направи­ли коней, тоже галопом, ко дворцу. На верную смерть ло-скакали. Но не о ней думы слуг царевых, а о том, чтобы татары даже не заподозрили, что здесь государь Василий Иванович и не пленили его. Туго тогда придется России Ой как туго!

Не по душе, конечно, хорониться государю в стоге прошлогоднего сена, словно мыши полевой, но, как он справедливо рассудил: стыд — не дым, глаза не выест, а царству его прямая выгода, если отсидится он тут до но­чи, не замеченный врагами.

А тем и впрямь в голову даже прийти не могло, что все­го в полуверсте от дворца забился в стоге сена сам царь. Они без помех ворвались во дворец, ибо никто из оберегав­ших его ратников никакого лиха не ожидал, иные из них были даже без мечей и кольчуг. Потому и боя серьезного не произошло. Только резня. Беспредельная.

Охотничья свита, поскакавшая ко дворцу, тоже ниче­го не изменила, посекла лишь десяток-другой нехристей но была порублена вся, прибавив только кровожадности крымцам.

Не всю, однако, дворню порубили татары, молодых и пригожих девиц связали длинным арканом, чтобы уво­лочь с собой. Вьючных коней нагрузили под самую завяз­ку, спины у бедных аж прогнулись, и не было татарам больше смысла обшаривать округу, поспешили они к ос­новному стану тумена, чтобы передать добытое, а уже по­том вновь кинуться на разбой. В новое место, еще никем не грабленное.

Ночью великий князь ускакал в Волоколамск, чтобы, находясь в безопасности, выяснить, откуда занесла нечи­стая сила нехристей, отчего князь Вельский не дал знать о налетевшей беде, не остановил супостатов на перепра­вах. Обдумывал он и то, откуда снять полки, чтобы напу­стить их на крымцев. Но как ни прикидывал он свои воз­можности, никак не получалось быстро собрать в кулак внушительную рать.