Билл Драммонд - Дурная мудрость

• Название: Дурная мудрость
• Автор: Билл Драммонд
• Издательство: ACT, Адаптек
• Жанр: Контркультура
• Год: 2005

Истощенные роком и истощившие эту религию молодых – рок-н-ролл, – Билл Драммонд и Марк Мэннинг отправляются в эпохально-эпическое путешествие на Северный полюс, где собираются принести в жертву икону Элвиса Пресли.

«Дурная мудрость» – это два параллельных потока, две точки зрения, два описания одного путешествия, которые перехлестывают друг друга, пока дзен-арктические пилигримы идут по замерзшим просторам к верхушкам мира.

---

Мы здесь явно не к месту. Чувствуем себя посторонними. Мы отвезли Элвиса на Северный полюс, мы спасли мир. И тем не менее мы с Z здесь чужие, так что мы чувствуем себя в праве критиковать этих милых и дружелюбных людей.

– Ненавижу тусовки.

Чиппендейлы ворвались в пролом, как карающий ураган: бензопилы уже наготове – сверкают, как молнии самого Господа. Копыта белых коней гремят, как небесный гром. Фабио разит врагов, снося головы чернокожим пидорам: словно садовница-Смерть срезает черные голубые анютины глазки[19] у себя в саду. Кровавые размашистые мазки, как на оживших полотнах Джексона Поллока. Освенцимский экспрессионизм, как будто в замедленной съемке. Голый Джордж Гросс, впавший в безумие, размахивает ножом; растерзанный труп уличной пиццы тащат, как жертву толпы линчевателей, по пейзажу из плохих параноидальных видений.

Это я повторяю про себя боевой клич сурового и непреклонного меня. Ненавижу весь этот маразм, типа «Общение без границ» и «У любого есть право как следует оттянуться». На хрена они вообще нужны, эти тусовки?

Я хватаю ближайшего пидора и бью его головой о пол. Его лицо – мерзкая рожа демона маори – все забрызгано кровью, к нему пристали кусочки костей. Я чувствую, как его череп рассыпается у меня в руках, и смеюсь как безумный. Включаю свою пилу. Отрезаю поганые пидорские члены и забиваю их в глотки хозяев. Чувствую себя Лоуренсом Аравийским. Эротизм рукопашной! Что может быть сексуальнее?! Штаны оттопыриваются в паху: вот спартанская похоть. Вот настоящая жизнь! Смерть, смерть, смерть! Во имя Господа! Убей гомосека во имя Господа! Тот, кто не с нами, тот против нас! Отрежь ему яйца, выколи глаза; раздави хомячка, с которым играются его дети! Сегодня мы замечательно повеселимся!

Что там интересного? Ну, встречаешься с народом, с которым не виделся с прошлой вечеринки, куда тебя занесло, непонятно, с какого вообще перепугу; ну, общаешься, то есть несешь всякий бред; ну, пытаешься произвести впечатление на людей – а потом приходишь домой в полном смятении чувств и задаешься вопросом: и чего ж я такой социально несостоятельный и не имею успеха в обществе?

Битва в разгаре… из бензопил бьет огонь. Эротическая пиротехника призывает на землю адское пламя; все вокруг пропиталось кровью; куски раскуроченной плоти разлетаются по пространству этой жестокой и беспощадной реальности, что могла бы присниться маркизу де Саду в кошмарном сне.

Хотя на хрена тебе сдался успех в обществе?

Я стою по колено в крови; и мне как-то скучно. Тянусь за Билловым докторским чемоданчиком, достаю сковородку и полфунта свиного сала. Ловлю на лету чьи-то почки и жарю их на небольшом костерке, сложенном из обломков скользких костей и волос, выдранных из срамных мест. Пахнет вкусно: поджаристым беконом. Порывшись в докторском чемоданчике Билла, нахожу соус «HP». Замечательная приправа к человеческим потрохам.

Объективная реальность, эта опасная цель всех духовных исканий Востока, должна быть только такой: смеешься с Фридрихом Ницше, разговариваешь с лошадьми – безумный, как сама война.

Здесь, в обстановке полнейшего бреда, в зале адского ресторана, в чумовых декорациях из «Джека Попрыгуна», сегодня у нас – человечина. Глазные яблоки? Вы, мой друг, настоящий гурман. Жареные глазные яблоки в маринаде из уксуса, вшей и слез изнасилованного ребенка? Самый что ни на есть деликатес. Любимое блюдо королевы Виктории, как говорят. Вареные соски с вырезкой из заднего прохода по-гречески? Перерезанные глотки с мочой, спермой, фекалиями и пидорским луком? Бой Джордж обожал это кушанье. А как насчет итальянской поджарки: мошонка в струпьях от язв прокаженного, под майонезом из жопной слизи? Заливные тампоны? Тушеные половые губы – традиционное сельское яство Восточной Европы? Нет? Тогда, быть может, анальный сфинктер юной японской школьницы под соусом терияки, с паучьими лапками и сиропом из мокриц? Или волосы, вырванные из задницы, под корочкой из свежайших фекалий, слегка обжаренные с имбирем? Похоже на жареные морские водоросли, как говорят те, кто пробовал.

Мы с Z зависаем у стола с угощением: заварные пирожные, куриные ножки и разнообразные соусы. Какая-то молоденькая девчонка, настоящая юная леди, передает нам бокалы с вином. Подходит Мулла. Сердечно с нами здоровается, спрашивает, как дела, как наша поездка на Северный полюс; говорит, что сейчас он нас перезнакомит со всеми. Кое-кто из гостей, с кем нас уже познакомили, пытается завести с нами беседу. Мне кажется, они знают, кто мы такие. Ну, то есть имеют смутное представление. Какой-то настырный товарищ в бейсбольной кепке упорно лезет ко мне общаться, пока я пишу эти заметки, забившись в угол на кухне. Он говорит о музыке техно, и что он – диджей, и что у него есть какой-то там навороченный сэмплер, и что он мечтает о том, чтобы его показали по телику, и, может быть, я послушаю его кассету – она у него с собой. И что мне на это ответить: что меня тянет блевать от всей танцевальной музыки в целом или только от техно?

Битва бушует, как ураган. Вихрь отрубленных рук и ног, грохот разящей стали. Гомоэсесовцы бьются яростно, не на жизнь, а на смерть. У них у каждого по две катаны – это такие длинные мечи с кривым лезвием, оружие японских самураев. Они – умелые бойцы и опасные противники. Педрила, как я заметил, наиболее искусно владеет приемами этого древнего пидорского боевого искусства сражения на мечах. Он кружится на месте, словно миниатюрный смерч, и одним взмахом меча подрубает ноги сразу нескольким чиппендейловским скакунам. Страшный, безжалостный бой: бензопилы против катан. Кто-то из гомоэсесовцев задевает Гимпо: полосует клинком по лицу. Гимпо в ярости. Он валит обидчика на пол и вгрызается зубами ему в живот – потрошит его заживо. Потом вырывает аппендикс поверженного врага и бросает его мне. Я швыряю аппендикс на сковородку, и он сразу же начинает шкворчать в хорошо разогретом жиру.

Еще два стакана красного вина. Z беседует с каким-то модным кренделем в клешах. Да, нам легко издеваться над этим народом, но чего вы от нас хотите? Еще вчера мы сидели в гостеприимном лапландском доме, и нас посвящали в шаманские ритуалы и угощали олениной, а мы пили за здоровье хозяев и слушали их песни; а сегодня мы оказались среди навороченной золотой молодежи, будущих читателей «i-D», которые, должно быть, жалеют, что «Face» и другие журналы из прошлого десятилетия уже не печатают рубрики типа «Пройдемся по модным клубешникам всех европейских столиц», а то бы они всей толпой непременно попали на глянцевый разворот. Нота смерти по-прежнему звенит у меня в ушах, вечный поиск зовет.

Мы с Z слоняемся из угла в угол, но не уходим, чего-то ждем. Наверное, в силу привычки. Как будто сейчас что-то произойдет: скажем, раскроется потолок, и архангел Гавриил уведет нас на собрание небесной коммуны с ангельскими песнопениями, или же пол разверзнется под ногами, и Данте пригласит нас на экскурсию по Аду Но нет, бля. Это всего лишь очередная уродская вечеринка.

– Ага, ну а что насчет девочек? – Голос.

Вот только этого мне сейчас и не хватает для полного счастья – возбудиться на какую-нибудь чужестранную девицу. И почувствовать себя неуклюжим куском бесполого дерьма. Потому что именно так я себя и почувствую. И потом, что вы хотите, чтобы я с ней сделал?

Царица Чума продолжает свое омерзительное представление. Она все воет и воет одну строку – свою черную мантру, что сопровождает гудение Анти-Аккорда.

– Реки крови из моей вонючей пизды – вот ваше крещение на шабаше в конце всех времен, – стонет адская сучка.

Хотите, чтобы я расковырял ей живот своим девственным ножиком с красной пластмассовой рукояткой?

Мир за пределами студии, где идет битва, медленно догорает.

Да, разумеется, все спрашивают про килт. И да, мое самолюбие довольно урчит, когда кто-то из них говорит, что ему очень нравятся вещи KLF, что это великие вещи.

Z хочет свалить. И я с ним солидарен.

Уходим из этого мрачного места.

И когда мы уже спускаемся по лестнице, до меня вдруг доходит, что мы, наверное, произвели впечатление двух занудных дебилов, которым, по сути, и сказать-то нечего. Не люблю, когда люди, которых я вижу в первый раз в жизни, уже что-то про меня знают – они ждут, что я буду всячески их развлекать, проявлю себя остроумным, интересным собеседником; они ждут занимательного общения с человеком радикальным, ну, или хотя бы странным, с какой-нибудь основательной придурью – и что они получают? В меру милого и симпатичного дядьку, который не может связать двух слов. Ладно, в жопу все эти эгоцентрические заморочки на тему «я, я, я, любимый». У нас с Z с собой карта города, так что мы вполне благополучно возвращаемся к себе в отель – сквозь блекнущий свет и порывистый дождь, который то затихает, то снова льет.