Билл Драммонд - Дурная мудрость

• Название: Дурная мудрость
• Автор: Билл Драммонд
• Издательство: ACT, Адаптек
• Жанр: Контркультура
• Год: 2005

Истощенные роком и истощившие эту религию молодых – рок-н-ролл, – Билл Драммонд и Марк Мэннинг отправляются в эпохально-эпическое путешествие на Северный полюс, где собираются принести в жертву икону Элвиса Пресли.

«Дурная мудрость» – это два параллельных потока, две точки зрения, два описания одного путешествия, которые перехлестывают друг друга, пока дзен-арктические пилигримы идут по замерзшим просторам к верхушкам мира.

---

Тьма снаружи притихла, молчит. Фонари кое-как разгоняют сумрак, в пятнах желтого света беззвучно кружатся снежинки. Детские качели во дворике перед домом замерли неподвижно, на сиденье – слой девственно белого снега толщиной дюймов в шесть. Горки и лазилки безропотно пережидают зиму: ждут свою малышню, смешливых девчонок и реактивных мальчишек.

Войдя в дом, мы решаем, что сейчас самое время впасть в психоз, вызванный долговременным пребыванием в четырех стенах. Сказано – сделано. Впадаем по полной программе. Буйство умеренной степени. Мы тут кукуем уже полгода, отрезанные от внешнего мира; голодные белые медведи воют под окнами, и мы сами скоро завоем, потому что питаемся исключительно мороженым мясом скунса и сушеными горькими листьями. Шанс пережить эту зиму неумолимо стремится к нулю. Так что мы загружаемся в наш «Эскорт» и мчимся обратно в Ивало. За провизией – в супермаркет.

В супермаркете, понятное дело, есть всё, но нам нужны только яйца, фасоль, бекон, хлеб, масло и кровяная колбаса. Находим, что нужно, а потом долго стоим перед большой морозилкой, втыкаем на что-то похожее на горелую рыбу и благодарим Господа Бога, что мы не какие-то там иностранцы. Англичане за границей – это вообще разговор отдельный. Народ начинает коситься на нас с подозрением – и его можно понять, – когда мы берем с полок всякие штуки, тычем в них пальцем и громко смеемся. Хэви-металлические журналы на финском: сплошные прически с укладкой феном и японские электрогитары. Как, интересно, эти америкосы умудряются отращивать такой хаер, и где они учатся так играть на гитаре – так блестяще и мастерски, и так зубодробительно скучно? И при этом у них такой вид, будто они до сих пор верят в то, чем они занимаются.

Так, а есть тут ебабельные кассирши? Ну, хотя бы одна? Ни одной.

Мы с Z зависаем у прилавка с охотничьими ножами. Строим из себя крутых знатоков: подробно расспрашиваем продавца про качество изделий и репутацию компаний-производителей. Понятно, что мы в этом деле ни в зуб ногой, мы уже видим себя героями старых комиксов про коммандос: бравые английские парни режут глотки япошкам в бирманских джунглях и расправляются в одиночку с десятком фрицев, не потратив на это ни одного патрона, потому что верный армейский нож никогда не подводит, и все такое. Фантазии постепенно приобретают совсем уже мрачный и злобный оттенок, так что, пожалуй, я лучше не буду вдаваться в подробности. В каждом мужчине живет мальчишка, завороженный остро отточенной сталью, что убивает мгновенно. Одним ударом. Это – любовь на всю жизнь. Мы с Z рассматриваем недорогие модели с красной пластмассовой рукояткой и лезвием из нержавеющей стали.

– Испробуй его. Ну, давай, полосни себя по руке. – Голос.

Я едва поборол искушение пустить себе кровь. Нож – в скромных пластмассовых ножнах. Все очень функционально. Ножик сделает свое дело, сработает чисто, без дураков, и заржавеет уже через пару дней. Кладу на место, беру другой. Реальность, реальность, гребаная реальность. Гимпо ждет нас с тележкой в очереди у кассы.

От неумолимого, яркого света торгового зала – обратно в ночь, в темноту и холод. Студеный ветер швыряет в лицо пригоршни колючего снега. Сваливаем все покупки в багажник. Там, на той стороне дороги, вроде бы бар. Идем туда. Ну да, бар. Все тот же убогий постмодерн с претензией: снаружи – унылый бетон, внутри – псевдоэтническая избушка. Все тот же дерьмовый лагер по двадцать фунтов за кружку. Но там хотя бы тепло.

– Ну, двадцать фунтов – это ты гонишь.

Потом мы еще посетили местный стрип-бар. Страшные тетки – хоббиты женского пола – в национальных костюмах изобразили молниеносное раздевание под рваные ритмы финского панк-рока и устроили показательную мастурбацию посредством оленьих рогов. В общем, даже неплохо. Во всяком случае, оригинально. Но бывает и лучше. Местные завсегдатаи потихонечку дули пиво, дрочили, не стесняясь присутствия посторонних, и ширялись у всех на глазах. Помню, я еще подумал, что все это напоминает Килбурн. Но, несмотря на все прелести жизни: изобретательное порно-шоу, занимательное представление с ножами и т. д., и т. п., – я все думал об этих странных волшебных созданиях из отеля, двойниках Клаудии Шифер, сиамских близняшках-монголках с огромными сиськами, об этих нордических порно-фейри из некоей параллельной вселенной сплошного безудержного эротизма. Гимпо громко смеялся над местными прелестницами, дул крепкий лапландский лагер и смачно пердел. Билл сидел, погруженный в свой собственный мир: рассеянно поглаживал споран, курил свою трубку и разговаривал сам с собой. Я заметил, что он любовно ласкает пальцем лезвие крошечного ножа с пурпурной рукояткой.

Сидим, значит, в баре. Угрюмые чужаки, что приехали в город в поисках приключений на задницу, развлекухи и большого сатори. Вестерны мы смотрим, мы знаем, как это бывает – как это должно быть. Но ничего не происходит. Даже как-то обидно. Играет легкая музыка, несколько пожилых пар ублаготворенного вида с искренним недоумением поглядывают на нас, типа, а это еще что за чуды в перьях? Где угроза? Где риск? Где опасность? Где шлюхи с золотым сердцем, которых мы могли бы спасти от их постыдной, убогой участи, увести прочь отсюда и бросить через неделю? Я представляю себе, что сижу в баре в «Золоте Калифорнии» вместе с Клинтом Иствудом и Ли Марвином.[10]

– О чем задумался, Билл? О том же, о чем и я? – спросил я, недружелюбно насупившись. Он усмехнулся, показав заостренные зубы.

Кстати, музыка тут играет вполне приличная. «Wandering Star», например. Бродячая звезда. Я тихонечко подпеваю.

Берем еще по пиву, но без особой охоты. Вся стена за барной стойкой обклеена банкнотами разных стран. Ненавижу. Пытаюсь вдохнуть новую жизнь в мою увядающую фантазию на тему «Золота Калифорнии» и «Бродячей звезды», но фантазия упорно вянет. Возвращаюсь к унылой реальности, где, как выясняется, мы грохнули 120 фунтов на утоление жажды, которой, собственно, и не испытывали.

– Опять гонишь. Уж никак не сто двадцать.

Скучно. Пишу заметки.

Мы вернулись обратно в отель с полным багажником водки. Навозные мухи вновь разжужжались – страшное дело. Папа Придурь надрался достаточно быстро, но все же не раньше чем опустошил две бутылки. Причем водку он пил стаканами, и не разбавляя. Дочурки, надо сказать, тоже пили, как кони.

– Всё, бля, достало! Да еще доченьки уродились… вот жизнь, сука драная, – объявил папа Придурь. Билла вдруг переклинило, он вынул свой ножик с пурпурной рукояткой и разрезал близняшек посередине. Он был ужратый в корягу и, наверное, искренне полагал, что делает им одолжение. Папа Придурь завыл белугой, схватил своих свежеразделенных дочек и принялся прилеплять их обратно друг к другу. А те только невразумительно булькали и хрипели. Такие уроды – это уже извращение природы. Они не имеют права на существование. И потом, я ненавижу сентиментальность. Так что пришлось прибить безутешного папеньку смертельным ударом сверхзвукового каратэ «кролик метит в висок». Его глаза вылетели из глазниц, шмякнулись о противоположную стену и растеклись там двумя подрагивающими глазуньями. Он наделал в штаны – судя по характерному запаху. Мы очистили кассу и быстренько смылись.

Возвращаемся в наш милый домик, готовим пиршество. Психоз, конечно, присутствует – куда ж без психоза, – но теперь у нас есть, что покушать. Яичница с колбасой и беконом в количествах просто немереных, ведро чая, толстые ломти ржаного хлеба, благословен будь Шеф-Повар на небеси! Милый домик постепенно приобретает милый сердцу вид мусорной свалки: тяжкий дух сытого пердежа и разбросанные бычки. Вот она, жизнь! Разговор – идиотские шутки и громоздкая ложь. Снаружи по-прежнему воют белые медведи и ревут сибирские саблезубые тигры. Гимпо сидит за столом, сверяет квитанции и чеки, подсчитывает сегодняшние расходы. Мы с Z занимаемся путевыми журналами: перечитываем написанное за день, исправляем неточности, заполняем пробелы. Иногда достаем свои новые ножички – с лезвиями в пять дюймов длиной, – кидаем их в деревянный пол, так, чтобы втыкались, или сосредоточенно вырезаем узоры на наших дзен-палках. Несем всякий бред – как всегда, с умным видом. Гимпо уже завалился в койку и тихонько похрапывает. Да, у него был тяжелый день. С утра за рулем. И плюс – груз ответственности за двоих раздолбаев в нашем с Z лице.

Психоз на почве клаустрофобии. Страшная вещь.

В тот же вечер, чуть позже. Бар при коттеджном поселке: атмосфера модерновой школьной столовой. Сплошная сосна. Еще по лагеру – здесь он уже не такой дорогой. Отдыхающие семейства играют в карты. Все очень прилично и чинно: не какой-то сомнительный покер или, скажем, очко – только благопристойный вист. Тишина, приглушенный шепот, редкий сдавленный смех. Ощущения странные. Они есть, но я не возьмусь их описывать.

Мы с Z пытаемся разговаривать, но получается как-то натужно. Сидим, пишем заметки. После вчерашних событий в поезде (накал страстей, драматизм ситуаций) сегодня все как-то… вообще никак. Ничего выдающегося. Можно, конечно, дать волю фантазии и напридумывать всякого разного, но у Z это получится лучше. Гораздо лучше. Похоже, за эти два дня мы изрядно друг другу поднадоели. Разговор как-то не клеится. Сидим, тупо пялимся в телевизор: что-то типа конкурса красоты, только для мужиков. Мальчики – хоть сейчас на обложку печатных изданий в жанре жесткого порно для геев. Моя латентная гомофобия вмиг пробуждается и начинает вовсю гомофобствовать, но либерал во мне призывает к терпимости. И это – семейное развлечение? Странно. Телевизор работал без звука, но в колонках наигрывало что-то депрессивно финское народное – заунывное и трескучее. Настроения нет никакого. Настал тот самый унылый миг, когда ты сидишь в баре с друзьями и вдруг понимаешь, что это может быть любой бар в любой части света, и говорить больше не о чем, и ты в очередной раз проникаешься мыслью, что жизнь – это нудно и скучно, и вовсе не так увлекательно, как когда-то казалось. И тут входит сияющий Гимпо. Его улыбка буквально слепит.