Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.

• Название: Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.
• Автор: Роберт Грейвз
• Издательство: ТЕРРА - Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02057-5

Роберт Грейвз (1895–1985) — крупнейший английский прозаик и лирический поэт, знаток античности, творчество которого популярно во всем мире.

В четвертый том Собрания сочинений включены роман о великом английском писателе XVII в. «Жена господина Мильтона», а также избранные стихотворения Р. Грейвза.

Перевод с английского О. Юмашевой.

Комментарии А. Николаевской.

---

Мой отец сказал, что мы празднуем канун Крещения, а если она будет всем мешать, то он представит ей обвинения в том, что она пытается испортить праздник, и тогда Владыка Буянов начнет взрывать у нее над ухом петарды. Тетушка попросила прощения и замолчала надолго, сохраняя кислое и мрачное выражение лица.

В перерыве между танцами я разрезала праздничный пирог, начиненный изюмом, сливами, имбирем, медом и украшенный глазированным сахаром. В центре пирога находилась повозка с дровами из фруктового сахара; на верхнем пласте теста лежали разные фрукты — яблоки, лимоны, апельсины, сливы, груши — тоже из сахара и раскрашенные, как настоящие фрукты. Я была очень благодарна крестной за подарок и постаралась, чтобы ей достался кусок пирога с бобом, который приносит счастье. Я была в кухне, когда боб положили в пирог, и заметила это место. Тетушка радостно, будто дитя, вытащила боб, и ее короновали Бобовой Королевой. Она выбрала моего брата Джеймса своим королем, меня назначила своим пажом, а Владыку Буянов — гофмейстером.[2]

Став королевой, моя крестная принялась назначать своим подданным кому что исполнять. Сэр Роберт Пай должен был, стоя рядом с ней, прочитать молитву в честь священного права епископов. Мой отец начал было протестовать, потому что сэр Роберт Пай Старший, член парламента от Вудстока, а парламент решил безжалостно изгнать епископов из правительственных учреждений; отцу не хотелось никого из Пайев обижать, потому что он был им благодарен — они дали ему в долг крупную сумму денег.

Сэр Роберт не был негодяем, он был благородным рыцарем, а потому незамедлительно повиновался Бобовой Королеве: начал с глубокой иронией расхваливать епископов до небес, сравнивая их с сельскими разносчиками, которые успевают не только присматривать за лошадьми и товаром, но и подслушивать сплетни в харчевнях и пабах; они не брезговали даже старыми сплетницами и их собутыльниками. Вот так, сказал он, епископы добывают самые горячие новости. Сэр Роберт жутко разозлил двух университетских профессоров — Брауна и Пребендария Иля из Крист-черч. Они не были прелатами, но догадались, что сэр Роберт издевается над епископом Оксфорда доктором Бенкрофтом, который во время посещения Вудстока совал свой нос в дела отца сэра Роберта. Разгневанные господа закутались в плащи, сверкая глазами, доктор Браун пробормотал, что существуют такие рождественские пироги, от которых у него болит живот.[3]

Услышав это, мой брат Джеймс нахмурился, повернулся к Королеве и громко сказал.

— Ваше величество, здесь сидят две кислые личности, им следует напомнить о необходимости почитать нас!

Вся компания радостно восприняла это замечание, и Джеймс назначил им штраф — они должны были выпить по пол-галлона шотландского эля[4]«в честь Синих Беретов», имея в виду антипрелатских шотландских Ковенантеров, {9} с оружием в руках выступавших против молитвенника, который наш архиепископ Лод {10} пытался им навязать. Доктора не рискнули отказаться, к тому же им очень нравился наш эль, который я сама помогала готовить (мы его заливали в бочки из-под десертного вина), он получился отличного качества.

Когда я поставила перед ними кувшин, они пробормотали подобающие случаю слова благодарности, но к ним добавили еще и молитву, от которой Синие Береты действительно посинели бы от носа до пяток: они молились о мире и спокойствии в двух королевствах. Все расхохотались, и наши набожные гости пришли в хорошее настроение. Они выпили, и эль на них так подействовал, что они замигали, будто совы, а вскоре вообще позабыли, за что их наказали.

Было уже половина десятого, мы сели ужинать, когда раздался стук в дверь, и перед нами предстал приходской констебль, дюжий детина, который за шиворот держал какого-то беднягу.

Констебль спросил:

— Его Милость судья дома? Он не сможет разобраться с этим мошенником? У меня есть свидетели, подтверждающие, что этот бродяга пытался совершить ограбление.

Я подошла к дверям и спросила:

— Мистер констебль, у его Милости нет на это времени. Разве вам не известно, что сегодня канун Крещения?

Но констебль не хотел уводить беднягу, твердил, что в городской тюрьме нет замка, потому что плотник об этом не позаботился, преступник чего доброго сбежит. Он умолял меня, чтобы судья поместил бродягу в какое-нибудь надежное место на ночь, а обвиняемый, набравшись смелости, закричал:

— Я требую справедливости! Я не жулик, а честный человек из Ноука. Я заблудился, потерял дорогу и лошадь в пурге. Мне надо спешить: моя жена рожает.

Слуга пошел к отцу и передал слова пойманного. Отец приказал:

— Пусть констебль проведет его со свидетелями в гостиную, пошлите туда моего секретаря,[5] пусть приготовит mittimus {11} и все, что ему потребуется. — Затем отец обратился к сэру Роберту: — Кузен, пойдемте со мной. Вам будет интересно присутствовать при разбирательстве этого дела.

Отец взял черную полумаску и надел ее сэру Роберту. Из кухни бегом прибежал клерк, одетый в черную одежду, на которой были нарисованы белые кости скелета. На лице у него была маска с изображением черепа.

— Ваша Милость! — воскликнул клерк. — Позвольте мне сходить домой и переодеться в мое обычное платье.

— Зачем же, мешок с костями? — удивился отец. — Мы проведем это дело в соответствующем стиле. Оставайтесь в своем наряде!

Констебль привел предполагаемого преступника в гостиную, это оказался честный малый, бедняк Джон Форд из Ноука, что в нескольких милях от нас, мой отец его знал. Лошадь действительно выбросила его в снег, он попытался спрятаться от пурги неподалеку в курятнике, где его и обнаружили. Его схватили с криками: «Грабитель! Грабитель!» — один из схвативших беднягу побежал за констеблем. От яркого освещения и шума голосов свидетели притихли, а когда они вошли в гостиную… Боже, что предстало их взглядам! Сам Дьявол, и с вымазанным чем-то желтым лицом. В ход пустили, видно, отличную охру, которую добывали в шахте на земле Тайррелла на границе Шотоувер-Форест. Дьявол сидел в большом кресле, накрытом ярко желтым атласом. Рядом с ним возвышался высокий человек в черной маске, а в руках он держал обнаженный меч. За столом сидел скелет и чистил перья. Рядом три маленькие обезьянки, сидя на корточках, энергично почесывались. Свечи под красными колпачками заливали все вокруг мрачным красноватым светом.

Меня в гостиной не было, и поэтому я не могу рассказать, что и как там происходило, а мой отец всегда старался приукрасить рассказ, но все происходило приблизительно так.

Констебль знал, что мой отец горазд на выдумки, но изо всех сил сдерживался, а бедняга из Ноука, побледнев, воскликнул:

— Ваша Милость Сатана, я чист духом и совестью! Клянусь, я вас не боюсь, и я не жулик! Я — Джон Форд, пасу гусей и никогда в жизни мухи не обидел, у меня были почтенные родители!

— Ха-ха, Джон Форд! — Дьявол заржал, как конь. — Мне нравятся твои слова. Но смотри, если я поймаю тебя на лжи и если ты впредь не будешь себя вести прилично, попадешь в пекло!

— Ваша Милость, обещаю! — заикаясь пролепетал бедняга: он, видно, вспомнил за собой кое-какие грешки. — Самое позднее завтра я постараюсь разделаться со всеми долгами, правда, мне придется продать золотое кольцо жены.

— Теперь перейдем к другому делу. Где люди, обвиняющие тебя в преступлении? — строго спросил Дьявол. — Ну-ка выйдите вперед, господа-а!

Свидетелями оказались меховщик с сыном из Вотлингтона, что за Уитли, онемевшие от ужаса. Сын завопил и выскочил из комнаты, а папаша следом за ним. Все, кроме Джона Форда, разразились громовым смехом. Среди раскатов смеха, отец обратился к трем обезьянкам, моим братишкам:

— Эй, эй, мои храбрые мошенники! Найдите их поскорее, мои красавчики! В погоню!

Обезьянки схватили шутихи, подожгли от свечек и бросили их в коридор вслед удиравшим меховщикам. Те никак не могли протиснуться между гостями, метались по лестнице, даже рискнули прыгнуть в окно, они, бедняги, наверняка разбились бы, но им повезло, и они приземлились на старый сарай, покрытый толстым слоем соломы. Крыша под ними рухнула, и они провалились внутрь сарая. Им повезло: они не разбились, вскочили и помчались прочь сквозь пургу.

— Констебль, — сказал отец, стараясь говорить как можно степеннее и достойнее. — Оба обвинителя этого честного человека убежали, эсквайру Билзбабу и мне не в чем их обвинить, ибо не существует никаких доказательств. Отпустите его с миром, но прежде ступайте на кухню и угостите его глинтвейном с мятой. А затем отправьте домой к жене в повозке.

После ужина гости поиграли в жмурки, потанцевали, веселье длилось до полуночи. Когда закончилось Рождество, Владыка Буянов постучал своей тростью в дверь и приказал нам снять со стен плющ и остролист. Мы выполнили его приказ и бросили зелень в огонь, а потом пили глинтвейн и пели песню «Прощай Рождество» Правда, пели лишь те, кто оставался на ногах: взрослые не выдержали — кто улегся спать, а кто приказал подать кареты и повозки. Компания из пяти юношей выбежала на двор, чтобы охладиться в снегу, и тут же бегом вернулась назад. Они сильно опьянели от перемены температуры, трое из них рухнули в беспамятстве на пол. Слуги уложили их на диван, а мы укрыли их одеялами, они как шпроты — голова-ноги-голова-ноги лежали там до самого утра, оглушая все вокруг диким храпом.