Георг Брандес - Шекспир, Жизнь и произведения

• Название: Шекспир, Жизнь и произведения
• Автор: Георг Брандес
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5-88878-003-0

 Книга рассказывает о жизни и творчестве одного из величайших деятелей эпохи Возрождения. Из всей огромной литературы, посвященной Шекспиру, ее выделяет отсутствие суховатой академичности, непосредственное живое восприятие огромного наследия, оставленного гением потомству. Чтобы читатель лучше мог уяснить, в каких условиях создавались бессмертные творения, приводятся исторический анализ положения Англии при Елизавете и Иакове. Книга является ярким доказательством слов, высказанной Беном Джонсоном в поэме, посвященной памяти Шекспира:

"Гордись, моя Британия, у тебя есть тот, перед кем преклоняются все сцены Европы. Он был не для одного века, но для всех времен".

---

Она не желает зла своим врагам; под конец, когда приносят весть о том, что умерла злодейка королева, она, ради отца, сожалеет о ней, не подозревая, что только эта смерть, смерть отравительницы спасла жизнь ее отцу.

В одном только отношении проявляет она страстность, в чувстве своем к Постуму. Прощаясь с ним, она говорит (I, 1):

Ты должен ехать, я останусь здесь

Всегдашней целью взоров раздраженных.

Останется одно мне утешенье,

Что мир хранит сокровище мое,

Чтоб возвратить ко мне.

На его прощальный привет она отвечает такими словами:

О, не спеши! Когда б ты уезжал

Лишь на прогулку получасовую,

Так коротко мы верно б не прощались.

Он ушел, и она восклицает:

Таких тяжелых мук, как эта,

У смерти нет!

Бранные слова отца она выслушивает равнодушно:

Не сокрушайте, государь, себя

Досадою; она меня не тронет.

Под игом скорби тяжкой и глубокой

Исчез мой страх.

Она отвечает ему лишь восторженным отзывом о Постуме:

Он стоит каждой женщины и, верно,

Меня собой далеко превосходит.

Но страсть ее возрастает после отъезда Постума. Имоджена завидует платку, который он целовал; она печалится о том, что не могла следить взорами за кораблем, на котором он уехал. Она напрягала бы глазные нервы, пока они не разорвались бы. И ей пришлось расстаться с милым, когда ей надо еще было сказать ему столько дорогих вещей: как она будет думать о нем и его просит думать о ней три раза в день, в известный час, как она просит его поклясться, что он не променяет ее на итальянских женщин. Он ушел, прежде чем она успела дать ему прощальный поцелуй в промежутке между двух волшебных слов.

У нее нет честолюбия. Она рада была бы отдать свой княжеский сан за идиллическое счастье в сельском уединении, по какому сам Шекспир теперь томится. Когда Постум простился с ней, она восклицает (I, 1):

...О, когда бы

Отец мой был пастух, а Леонат

Соседа сын!

Иными словами, она желает себе доли, достающейся в удел королевской дочери Пердите и королевскому сыну Флоризелю в "Зимней сказке". В сцене перед появлением Иахимо она говорит в том же духе (I, 6):

Блаженны те, хотя и в низкой доле,

Чьи скромные сбываются желанья

На радость им!

И когда затем Иахимо (маленький Яго) является к ней и начинает чернить перед ней Постума, подобно тому, как вскоре он будет перед Постумом чернить ее, насколько расходятся тогда ее действия с действиями Постума! Она побледнела при входе иностранца. Побледнела только потому, что Пизанио доложил ей о приезде дворянина из Рима с письмом от мужа. Намеки Иахимо на легкомысленное увлечение Постума итальянками встречают с ее стороны лишь такой ответ:

Уж не забыл ли муж мой Британию?

Но когда он принимается расписывать с самоуслаждением распутную жизнь Постума, мало того - осмеливается предложить самого себя как средство отомстить неверному, у нее вырывается один лишь крик:

Эй, Пизанио!

Она зовет слугу; она окончательно разделалась с этим итальянцем. Даже когда она ничего не говорит, она наполняет собою сцену, например, когда лежит в постели в своей спальне, когда читает, лежа в постели, когда отсылает свою прислужницу, закрывает книгу и засыпает. Как верно передал Шекспир атмосферу непорочности в этой спальне уже одними влюбленными словами, вложенными им в уста Иахимо (II, 2):

...О Цитера,

Как можешь ты свое украсить ложе!

Ты - лилия, белее всех покровов!

Могу ль тебя коснуться поцелуем,

Одним лишь поцелуем? Вы, рубины

Небесные, как нежно вы сомкнулись!

Все здесь ее дыханья ароматом

Наполнено.

По всей вероятности, именно эта сцена, подавляющее впечатление, исходящее из самой комнаты, обитаемой избранным женским существом, притягательная сила почти мистического свойства, присущая непорочности в союзе с красотой, - составляет подкладку восторженного упоения, которое ощущает Фауст у Гете, когда входит с Мефистофелем в комнату Гретхен. Иахимо - это влюбленный Фауст и злобный Мефистофель в одном лице. Вопреки различию ситуаций, не может быть сомнения в том, то здесь имело место воздействие одного поэта на другого.

Как бы в восторге перед этим редким созданием Шекспир вновь становится теперь лириком. Через всю пьесу проходит взрыв лирики как благоговейная дань Имоджене. В первый раз в утренней песне Клотена "Чу! Жаворонка песнь звучит, и Феб уж в путь готов" и позднее, когда ее братья, думая, что она умерла, поют над нею свой гимн.

Шекспир впервые показывает ее нам забывшей всякую сдержанность в разговоре с Клотеном. Это в той сцене, где принц осмеливается отзываться в оскорбительных выражениях о ее супруге, имеет дерзость назвать его рабом, нищим, вскормленным крохами двора, мальчишкой, служащим на посылках из-за одежды и пищи и т. д. Тогда она разражается потоком слов таких необузданных, какие обыкновенно произносятся только мужчинами, и таких грубых, что они едва ли уступают словам Клотена:

Презренный, будь Юпитера ты сыном,

А в остальном таким, как и теперь,

То и тогда не стоил бы назваться

Его рабом; и если по заслугам

Обоих вас ценить, высокой честью

Ты был бы облечен, когда бы стал

Подручным палача в его владеньях

В связи с этим страстным порывом произносит она слова, дающие повод к столь смехотворному бешенству Клотена и столь ужасному его намерению, - что старое платье Леоната дороже для нее всей особы Клотена, - слова, над которыми опасный идиот не перестает раздумывать, и которые под конец побуждают его пуститься в погоню за ней.

Новую прелесть и новые ценные свойства души обнаруживает она, когда получает письмо от своего мужа, предназначенное коварным образом заманить ее туда, где ее ожидает смерть. Сначала вся ее мечтательность, затем вся ее любовная страсть вспыхивают и горят чистейшим пламенем. Вот эта сцена (III, 2):

Мой господин письмо вам посылает.

Имоджена. Как? Господин твой? Стало быть и мой!

О, как бы тот прославился астроном,

Который звезды знал бы так, как я

Его письмо: он будущее знал бы.

О боги, пусть, что здесь хранит бумага,

Мне говорит лишь о любви, о том,

Что он здоров, доволен, но разлукой

Лишь огорчен. Целительна бывает

Для нас печаль, и здесь она усилит

Его любовь. Пускай он всем доволен,

Но только бы не этим. Милый воск,

Позволь мне снять тебя. Благословенье

Да будет, пчелы, вам, что вы слепили

Такой замок любовных тайн!

И она читает, что ее супруг назначает ей свидание в Милфордской гавани, и ни на миг не возникает в ней подозрение, что ее зовут туда для того, чтобы убить.

Скорей! Коня крылатого! Ты слышал,

Пизанио? В Милфорде он. Скажи,

Далеко ль это? Ведь иной туда

Из пустяков в неделю доползает,

Так не могу ли в день я долететь?

. . .

И как Уэльс так счастлив стал, что в нем

Такая гавань есть? Иль нет? Во-первых,

Скажи, как нам отсюда ускользнуть

И чем отлучки время до возврата

Нам извинить? Но прежде - как уйти?

К чему вперед об извиненьях думать?

Их после мы приищем. О, скажи,

Мы много ли проехать можем в час

Десятков миль?

Пизанио. Десятка одного,

Принцесса, вам на целый день достанет.

Имоджена. И тот, кого ведут на казнь, не будет

Тащиться так. Про скачки я слыхала,

Где лошади бегут быстрей песка

В часах. Но нет, ребячество ведь это

Скажи моей служанке и т. д.

На одном уровне с этими, стоящими выше всяких похвал восклицаниями находится ответ ее, когда Пизашю показывает ей в Милфордской гавани письмо к нему Постума с самыми грубыми ругательствами по ее адресу, и когда ей становится ясной вся глубина ее несчастья. Тогда у нее вырывается реплика:

Я неверна? Что значит быть неверной?

Без сна лежать и думать лишь о нем?

И плакать каждый час? А одолеет

Природу сон - дрожать от страшной грезы

О нем и вскакивать в испуге? Это ль

Неверной ложу значит быть?

В высшей степени знаменательна здесь следующая черта: Имоджена ни минуты не верит, что Постум действительно считает ее способной на измену. Она иначе объясняет себе его непостижимый при других обстоятельствах образ действий.

...Римская сорока,

Расписанная матерью своей,

Опутала его.

Но это малоутешительно для нее, и она просит Пизанио, решившего дать ей пощаду, скорее зарезать ее, так как жизнь потеряла для нее отныне цену. Когда она хочет обнажить грудь для удара, следуют эти восхитительные строки:

Вот грудь моя! Что это? Прочь, не нужно

Ей никакой охраны - пусть она

Покорна будет, как ножны. Что это?

А, письма Леоната! Вы теперь

Не ересью ли стали? Вы сгубили