Юрий Рытхэу - Сон в начале тумана

• Название: Сон в начале тумана
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1981

4 сентября 1910 года взрыв потряс яранги маленького чукотского селения Энмын, расположенного на берегу Ледовитого океана. Канадское торговое судно «Белинда» пыталось освободиться от ледяного плена.

Спустя некоторое время в Анадырь повезли на нартах окровавленного человека, помощника капитана судна Джона Макленнана — зарядом взрывчатки у него оторвало пальцы обеих рук. Но когда Джон Макленнан вернулся на побережье, корабля уже не было — моряки бросили своего товарища.

Так поселился среди чукчей канадец Джон Макленнан. О его нелегкой жизни рассказывается в романе

---

— Прежде всего надо собрать сход и подумать вместе, — медленно сказал Антон. — И позвать на него Джона Макленнана.

Сход собрался в тот же вечер, когда небо запылало сполохами полярного сияния и заискрился, заблестел снег. Было так светло и празднично, что и Джон, и Антон вдруг взглянули друг на друга и в один голос произнесли:

— Так ведь сегодня рождество!

Орво, шедший чуть сбоку, спросил:

— Что такое?

Антон долго объяснял, пока старик не кивнул:

— А-а, знаю — кристмесс!

Охотники были усталые и неразговорчивые. Сегодня повезло одному Армолю. Он притащил крошечную нерпу, которая разошлась по всем ярангам. Печень принесли в ярангу Джона Макленнана, и жена Армоля подчеркнула, что это для учителя.

Первым заговорил Антон. Он сообщил о решении временно закрыть школу. Известие никого не опечалило и даже не заинтересовало. Это неприятно кольнуло Антона. Затем он коротко рассказал о том, что намеревается сделать Совет. Прежде всего нужно послать гонца в Уэлен, чтобы оттуда помогли продовольствием. Надо снарядить одну хорошую нарту и послать верного человека. Долго перебирали, кому это поручить, пока не остановились на Тнарате.

— А пока Тнарат едет, я буду охотиться вместе с вами, — с вызовом заявил Антон и оглядел сидящих в яранге.

— Будем сети ставить на нерпу, — сказал Джон Макленнан. — Раз Антон хочет попытать счастья в море, беру его с собой с завтрашнего дня.

Это заявление Джона Макленнана было встречено одобрительными возгласами, а Орво с удовольствием подумал, что, быть может, это и уничтожит отчуждение между двумя белыми людьми, каждый из которых был ему дорог.

Весь вечер Антон сочинял письмо в Уэлен.

Единственным подходящим местом для письменных занятий была холодная каморка. Антон сидел при свете длинного коптящего язычка жирника и старательно выводил:

«…Положение с продовольствием настолько ухудшилось, что я прошу для населения возможно большего количества муки, чаю, сахара и патоки. Совет, избранный населением Энмына, функционирует нормально. Занятия в школе в силу трудного продовольственного положения пришлось временно прекратить. Кроме вышеперечисленного, прошу выслать в счет жалованья продуктов лично мне в любом виде, вплоть до тюленьего мяса и жира в доступном количестве.

Внутреннее положение в Энмыне спокойно, если не считать того, что близкого контакта с проживающим здесь Джоном Макленнаном, уроженцем Канады, так и не установил. Открытого противодействия мероприятиям Ревкома канадец не оказывает, но его влияние чувствуется, что порой затрудняет работу среди местного населения…»

С большим трудом Кравченко исписал четыре листка бумаги и, собрав последние остатки тепла в застывших пальцах, написал личную записку Бычкову, где между прочим сказал: «Канадец ужасно мешает мне. Возможно, что он неплохой человек, но на данном этапе революционной работы он является помехой. Надеюсь справиться с ним. Живу в его доме, питаюсь им добытым, и все это, конечно, далеко не желательное положение для вестника новой жизни…»

Антон Кравченко едва успел запечатать письмо, как в каморку постучал Джон:

— Энтони, идите в полог, а то здесь вы окончательно замерзнете.

В пологе показалось так жарко, что Кравченко тут же скинул с себя меховую кухлянку. Здесь уже дожидался Тнарат. Приняв из рук Кравченко конверты, он поспешил к себе: надо было выехать спозаранку.

— А вы оставайтесь ночевать здесь, — посоветовал Джон Антону. — Завтра нам рано уходить в холодное море. Вы должны накопить в себе хоть немного тепла.

Антону и самому так не хотелось уходить из теплого мехового полога, что он без колебания согласился.

14

Охотничье снаряжение, которое досталось Антону Кравченко, принадлежало Токо: его камлейка и кухлянка из отборных оленьих шкур, которая нисколько не пострадала от времени.

Пыльмау помогала одеваться и невольно вспоминала давно прошедшее, когда она так же снаряжала молодого Джона Макленнана вместе с мужем Токо на первую морскую охоту.

Странное чувство охватило ее, и ей казалось, что она возвратилась на много лет назад: Джон был как Токо, а Антон — как давний Джон, которого она тогда училась называть Соном… Из глубины сознания выплывала, как назойливый поплавок, мысль: а вдруг Антон убьет Джона, как когда-то Джон… Нет, это глупая мысль.

Антон натянул на себя ладно пригнанную обувь с новыми травяными подстилками, аккуратно завязал края у щиколоток так, что меховые штаны и торбаса образовали одно целое, надел пыжиковую, мехом внутрь, кухлянку и на нее верхнюю — мехом наружу. Потом, уже в чоттагине, облачился в белую, истончившуюся от множества стирок, но еще крепкую камлейку, сшитую из мешков из-под американской белой муки.

Когда Джон подал Антону старый винчестер, тот самый, из которого он нечаянно застрелил Токо, Пыльмау не удержалась и отвернулась.

Джон не заметил ее состояния. Он был поглощен мыслью о предстоящем промысле и думал, куда лучше всего направиться, чтобы найти хоть маленькое разводье. Всю ночь он прислушивался к наружному шуму, стараясь уловить хоть малейшее дуновение ветерка, который мог бы разогнать прочно спаянные морозом льды, но тишина была до звона напряженная, заполненная сонным дыханием людей и собак. Он искоса посматривал на товарища, который казался неуклюжим в Токовой камлейке, с винчестером, в выбеленной тюленьей коже за плечами, и усилием воли Джон подавлял растущее внутри раздражение и злорадное желание показать этому большевистскому миссионеру, как достается настоящая жизнь.

Они вышли в синий сумрак, и студеный воздух ворвался в легкие, на секунду задержав дыхание. Громкий скрип снега под подошвами разнесся по застывшей тишине.

Немеркнущие зимние звезды усыпали все небо и казались такими большими, ясными и чистыми, что Антон удивился, вспомнив прочитанное где-то утверждение, что южные звезды — самые яркие и крупные.

Охотники зашагали под тень скал, нависших в конце косы, на которой стояли яранги. Антон старался идти след в след за Джоном. Канадец шагал молча, а Антон поначалу ждал от него хотя бы слова, потом утешился мыслью о том, что разговаривать на таком холоде трудно и бессмысленно. Прежде чем ступить под скалы, Антон замедлил шаг и оглянулся. Услышав, что его товарищ приотстал, Джон посмотрел назад и увидел неподвижно стоящего Антона.

— Что с вами?

— Смотрю на Энмын, — пробормотал Антон, — какое жалкое зрелище!

Джон, который никогда этого не делал, тоже глянул на утонувшие в снегу яранги и вдруг ясно различил у своей яранги фигуру Пыльмау. Она стояла неподвижно, как изваяние, и Джон подумал вдруг, так стоит всегда ли она, когда провожает его на охоту, или только сегодня? Теперь Джон вспомнил, какая она была сегодня необычная, странная, сосредоточенная, словно какая-то глубокая мысль затаилась в ее душе…

Джон вздохнул: тяжелая доля досталась Мау. С утра до позднего вечера на ногах, в непрерывных заботах о детях, муже и жилище. Кроме того, надо так распределить скудную добычу, чтобы ее хватило на длительный срок, и незаметно сделать так, чтобы кормильцу доставалось побольше. А сколько дополнительных хлопог принесло вселение в ярангу Антона Кравченко! Врожденное чувство гостеприимства столкнулось с ревностью, с желанием оградить мужа от постороннего влияния, оставить таким, какой он есть, и в то же время сохранить его в собственных и в глазах жителей Энмына достойным уважения.

Джон шел, машинально переставляя ноги: эту часть пути он мог пройти с закрытыми глазами, несмотря на го, что запорошенная снегом поверхность льда была покрыта торчащими со всех сторон острыми краями ропаков и торосов. Льдины сливались с белизной снегов, в синем сумраке полярной ночи горизонт придвигался вплотную и казался таким близким, что до него оставалось всего лишь несколько шагов.

Антон Кравченко старался идти след в след за Джоном. Но это ему плохо удавалось. Казалось, он ставил ноги прямо в ложбинки в снегу, оставляемые ногами Джона, но на пути движения ступни слишком часто попадались острые края торчащих льдин, которые больно били по пальцам и щекотали. Кроме того, несколько раз то правая, то левая нога так подворачивались, что только чудом Антон не растянул связки.

Пришлось идти, полагаясь на свое зрение. Стало немного легче, но Антон все же не уберегся и несколько раз упал, мысленно проклиная чернильную густоту сумерек и неприязненно глядя в спокойную спину Джона Макленнана, который шагал впереди, как хорошо налаженная машина. Канадец ни разу не обернулся, хотя не мог не слышать звука падающего товарища. Очевидно, он щадил его самолюбие.

Винчестер Антона болтался и разъезжал по спине, куда ему вздумается. Конечно, можно было поправлять его время от времени, но как это сделать, если обе руки заняты: в одной — посох с кружком, в другой — багорчик с крючком на одном конце и острым наконечником на другом для прощупывания крепости льда.