Алексей Ивакин - Десантура

• Название: Десантура
• Автор: Алексей Ивакин
• Жанр: О войне

1942 год. Десантная операция в Демьянском котле. Крайне драматичная и мало изученая страница истории Великой Отечественной войны. Львиная доля документов по этой операции до сих пор ещё хранится под грифом «Сов. Секретно». Этой десантной операцией интересуются немцы, американцы, а у нас — молчание. Только поисковики, пытаясь разобраться в делах давно минувших дней, «утюжат» осенью демянские леса и болота, а зимой — архивы.

Находясь в тех сложнейших условиях, десантники сделали всё, что только можно было сделать. Страшные испытания выпали на долю этих 18–19 летних мальчишек, большинство из которых так и остались навсегда 18–19 летними. Так и лежат они до сих пор в демянских лесах и болотах, где настигла их вражеская пуля или осколок, где оставили их, присыпав снегом, боевые товарищи.

… Почему они смогли свой долг выполнить, а мы не можем? Почему они свою страну, своих близких спасли, а мы не можем? Ведь им было-то по восемнадцать! Они в два раза младше меня. Или в в три раза старше?

---

Тарасову это польстило. Признание заслуг — пусть и врагом, а может быть, тем более врагом? — всегда приятно. Но он не показал вида.

— Почему же мы готовились к смерти… Вовсе нет. Вы не правы, господин обер-лейтенант. Мы готовились к победе. И о жизни мы не забывали. Нельзя идти на войну, забыв обо всем на свете.

— Не совсем вас понимаю…

— Все очень просто. Например, во время выполнения бригадой боевого задания, мы сыграли свадьбу.

— Что??? — фон Вальдерзее аж привстал.

— А что? — удивился Тарасов.

— Свадьбу? Это как? Кого? С кем? — в сознании немца не укладывалось то, что на войне можно играть свадьбы. И ещё не укладывалось, что Тарасов так спокойно об этом говорит.

— А что такого-то? Жизнь, она и на войне — жизнь! А женился у нас один лейтенант на переводчице второго батальона.

— С вами что, женщины были?

— Девушки, господин обер-лейтенант. Девушки… Десантницы…

* * *

— Товарищ подполковник, а товарищ подполковник! — Тарасова старательно тряс за плечо адъютант.

— Немцы? — подскочил Тарасов.

— Да не! — отшатнулся младший лейтенант Михайлов. Его и так-то качало на ветру — тощего, черного, грязного — а тут ещё и испугался звериного оскала комбрига.

— Штаб? Связь? Что случилось? самолёты?

— Товарищ подполковник… Тут до вас Кузнечик… В смысле, лейтенант Олешко… С невестой…

— Даниил… Ты об пень брякнулся? Какая в едрену матерь невеста? — Тарасов старательно протер покрасневшие со сна глаза.

— Ну, товарищ подполковник… Я-то тут причем… — виновато извиняясь, шагнул назад адъютант. — Они сами…

— Ни черта не понимаю… — Тарасов встал с лежанки под разлапистой елью. Встал с трудом… Сон в промозглой жиже не способствовал нормальному отдыху. Даже и не встал… Выполз…

Перед ним стоял в изгвазданном — когда-то белом — полушубке бывший командир взвода, а сейчас уже и роты, лейтенант Дмитрий Олешко.

Кузнечиком его прозвали за невероятную схожесть… Тощий, длиннорукий, большеногий и большеглазый. По снегу идёт и ноги так высоко-высоко поднимает! Как кузнечик, право слово… И все время шмыгающий носом.

Кличка прижилась. Даже в штабе на совещаниях, порой, прорывалось…

Из-за плеча лейтенанта выглядывала девчонка.

Тарасов нагнулся. Взял горсть чернеющего снега. Протер им с силой лицо. Распрямился. Утерся рукавом кожанки. Только после этого разглядел, что за Кузнечиком осторожно прячется переводчица, техник-интендант третьего ранга Наташа Довгаль. Маленького ростика, с грязными, неровно обкусанными ногтями. Серенькая такая мышка с сияющими глазами. Влюбленными глазами. Влюбленными на войне…

— Что хотели? — сердито спросил Тарасов. — Языка, что ли достали?

— Не совсем… То есть совсем нет… Товарищ подполковник… — зачем-то снял извазюканную грязью ушанку Олешко.

— Полгода как подполковник! — рявкнул злой от хронического недосыпания Тарасов. — Что случилось?

Олешко совсем оробел:

— Да ничего не случилось…

— Твою ж мать… — Тарасова опять пошатнуло… — Зачем пришли тогда?

— Жениться хотим! — пискнула из-за спины лейтенанта переводчица.

— Что???? — Тарасов едва не упал. То ли от неожиданности, то ли от слабости… Но схватился за еловую лапу и устоял.

— Жениться хотим… — почти прошептал совсем стушевавшийся лейтенант.

— Любовь у нас, товарищ подполковник! — почти крикнула Довгаль.

— Да понял я… — Тарасов, наверное, в первый раз растерялся за весь поход. — Что кричать-то…

Но собрался быстро. И сразу заорал на влюбленных:

— Совсем обалдели? Шутки решили пошутить? Какая, к чертовой матери, женитьба? Вы где, придурки, находитесь? Это война, если вы ещё не поняли! ещё и беременная, небось? — заорал Тарасов на переводчицу. — Зов плоти, значит! Я вам покажу, зов плоти, епметь!

— Товарищ подполковник… Не надо матом… — Кузнечик неожиданно покраснел лицом и сделал шаг вперёд, закрывая Наташу собой…

А она вдруг заплакала.

И эти слезы вдруг…

Тарасов словно натолкнулся на какую-то невидимую никому, кроме него, стену. И имя это стене было… Надя… Он вдруг увидел, что эти совсем ещё юные — Господи! Ей восемнадцать, ему девятнадцать!!! — любят друг друга. Она только и умела, как переводить испуганную речь пленных, он только и умел командовать такими же мальчишками-головорезами. Сердце защемило…

А вслух комбриг сказал:

— Ничего не понимаю! Объясните, лейтенант Олешко!

Тот совершенно по-граждански пожал плечами:

— А что тут объяснять, товарищ подполковник. Мы с Наташей любим друг друга. И хотим пожениться.

— Давно?

— Очень. Уже два дня.

Тарасов прикусил губу. Два дня на войне — это вечность. Да ещё и в тылу врага…

— Свадьбу отложу, — ответил он, прищурившись. — Завтра операция. Когда выйдем в наш тыл, тогда и будем вас женить. Всей бригадой.

— Нет! Мы сегодня хотим! — Наташа вышла вперёд и упрямо посмотрела на Тарасова. — Завтра может быть поздно.

Подполковник не успел ответить. На его плечо опустилась исхудалая рука Мачихина:

— А они правы, Ефимыч… Завтра может быть поздно… Отойдем?

— Ждите, — бросил влюбленным Тарасов. И отошёл с комиссаром шагов на десять, мешая трофейными ботинками грязь и снег новгородских болот…

— Как думаешь? — шепнул Наташе лейтенант Димка Олешко, научившийся целоваться позавчера. Научившийся убивать месяц назад…

— Комиссар уговорит, — шепнула ему переводчица техник-интендант третьего ранга Наташа Довгаль.

— Думаешь?

— Думаю…

— Люблю…

— И я…

Они яростно сцепились руками, ожидая разговора — нет! Приговора! И смотрели, как подполковник, сложив руки за спиной, молча кивал бурно жестикулирующему комиссару.

Потом буркнул что-то, развернулся и рявкнул на адъютанта:

— Писаря сюда!

А потом резким шагом подошёл к Кузнечику с Наташей.

— Рота в курсе?

— Так точно, товарищ подполковник! — вытянулся Олешко. А Довгаль добавила:

— Как же не в курсе-то…

— Как бойцы отнеслись? — спросил подошедший за комбригом Мачихин.

— Ну…. Вроде нормально… — застеснялся Кузнечик.

Тарасов неодобрительно покачал головой. А Мачихин опять положил ему руку на плечо:

— Ты, лейтенант, не «вроде» должен знать, а точно! Как же ты жене своей объяснять будешь — где и с кем задержался? Тоже — «Вроде я тут с ребятами засиделся…» Так?

— Товарищ комиссар! Вы за нашу семейную жизнь не волнуйтесь! — вступила в разговор Наталья.

— Ваша семейная жизнь в тылу у немцев это моя жизнь! Понятно? — прикрикнул на них Тарасов. Мачихин снова чуть сжал его плечо.

А из-за другого плеча выскочил адьютант Михайлов:

— Как просили, товарищ подполковник, вот печать бригады, вот бланки…

— Хххе — опять качнул головой Тарасов. И, чуть присев и положив на колено серый лист бумаги, что-то зачеркал на нм карандашом. Потом дыхнул на печать и смачно шлепнул по бланку.

— Первый раз, блин, женю… — ухмыльнулся он. — Что тут говорить-то надо, а комиссар? — повернулся он к Мачихину.

Тот по-доброму улыбнулся:

— Ты женат-то, а не я…

Тарасов улыбчиво повернулся к новобрачным:

— Объявляю вас мужем и женой, в общем! Документ вот, а в книжках красноармейских мы дома штампы поставим. Как вернемся. Договорились?

— Так точно, товарищ подполковник! — а голоса-то у Наташи с Митей дрожали…

— Шагайте по подразделениям. трёхдневный отпуск получите за линией фронта.

— Николай Ефимович… — укоризненно протянул Мачихин. — Ну, нельзя же так…

— Не понял, товарищ комиссар? — развернулся Тарасов к Мачихину.

Вместо ответа тот махнул рукой адъютанту. Тот протянул комбригу вещмешок.

Тарасов засмеялся от неожиданности:

— Вот я старый пень. Забыл совсем…. Держите подарки, ребята!

Кузнечик смущено взял из рук командира бригады худой мешок.

— Удачи вам. И детишек нарожайте после войны! Лады? Пойдем, комиссар!

Скрипя мокрым мартовским снегом командир и комиссар бригады удалились в подлесник.

— Комиссар, собери-ка политработников. Пусть объявят по бригаде, что свадьбу играем сегодня.

— Понял тебя, командир, сделаем…

* * *

А Наташка, по неистребимому своему женскому любопытству сунула нос в вещмешок.

— Митька! Живем!

В мешке оказалась буханка хлеба, банка каких-то консервов и фляжка с чем-то булькающим…

Свадебный подарок — это самое дорогое, что есть у тебя сегодня.

Это была последняя буханка хлеба, последний спирт и последняя трофейная тушёнка.

Если, конечно, не считать госпитальные запасы. Их, как говорят в Одессе ещё есть. Ещё…

Тарасов надеялся, что завтра это «ещё» считать не будет.