Алексей Ивакин - Десантура

• Название: Десантура
• Автор: Алексей Ивакин
• Жанр: О войне

1942 год. Десантная операция в Демьянском котле. Крайне драматичная и мало изученая страница истории Великой Отечественной войны. Львиная доля документов по этой операции до сих пор ещё хранится под грифом «Сов. Секретно». Этой десантной операцией интересуются немцы, американцы, а у нас — молчание. Только поисковики, пытаясь разобраться в делах давно минувших дней, «утюжат» осенью демянские леса и болота, а зимой — архивы.

Находясь в тех сложнейших условиях, десантники сделали всё, что только можно было сделать. Страшные испытания выпали на долю этих 18–19 летних мальчишек, большинство из которых так и остались навсегда 18–19 летними. Так и лежат они до сих пор в демянских лесах и болотах, где настигла их вражеская пуля или осколок, где оставили их, присыпав снегом, боевые товарищи.

… Почему они смогли свой долг выполнить, а мы не можем? Почему они свою страну, своих близких спасли, а мы не можем? Ведь им было-то по восемнадцать! Они в два раза младше меня. Или в в три раза старше?

---

— Ранен, что ли?

— А нах? — ответил Култышев.

— А пох…

Вдруг зашевелились кусты и оттуда вышел почему-то немец.

Парни не успели ничего сказать, как тот послушно выбросил карабин в снег и поднял руки:

— Ich bin Kommunisten!

Немая сцена длилась не меньше часа. Секунд десять точно.

После этого фрица сбили могучим ударом в спину. Старший лейтенант Малеев потер обмороженный кулак. Оглядел сцену боя и сказал только одно слово:

— Молодцы!

Потом потащил одной лапищей фрица в сторону шалашей. Немец волочился за ним ровно половая тряпка.

Сделав несколько шагов, комроты разведчиков оглянулся:

— Дохликов прикопайте, гляжу и лопатки есть…

И утащил фрица за собой.

Старались парни не особо. Разгребли снег и уложили изрубленные немецкие тела в ямку. Потом стали заваливать. Молча. Потому как руки ходуном ходили, и смотреть друг на друга было почему-то стыдно.

Чтобы скрыть смущение, сержант Клепиков стал разбираться с пулемётом. И только он его взял в руки, как появился Малеев.

— За мной, бойцы.

Все пятеро послушно побрели за командиром.

— Здесь стоять, — остановил он их перед шалашом комбрига. Через минуту оттуда вывели пленного немца.

За фрицем вышёл и сам комбриг. Осунувшийся, с рыжей щетиной на почерневшем лице, но с прежним огнём в глазах.

— Выдайте им личное оружие, — скомандовал Тарасов.

Бойцы из взвода охраны сноровисто раздали винтовки отделению сержанта Клепикова.

Тарасов обвел их взглядом. Помолчал. Потом резко произнес:

— Расстрелять фрица.

Машинально бойцы стали поднимать винтовки.

Комбриг напрягся, чуть не отпрыгнув в сторону:

— Да не здесь, долбодятлы! В сторону отведите. И прикопайте там. По исполнению задания доложите командиру роты старшему лейтенанту Малееву. Потом в строй.

Немец тихо плакал, когда они шли в те же берёзки, откуда он выскочил, потеряв направление в суматохе боя. На голове его была немецкая пилотка, натянутая почти до ушей, а шея обвязана серым старушачьим платком.

— Стой! — скомандовал Малеев, когда они отошли в сторону. — Снимай с фрица!

Разведчик одним движением сдернул с него стеганку.

— Валенки потом снимем… Пусть пока погреется

Капитан отошёл в сторону.

— Целься!

Пацаны подняли винтовки, ставшие почему-то очень тяжелыми.

Ствол ходил. Через мушку все казалось очень четким, даже резким. Кроме фигуры этого трясущегося немца. То ли от холода он трясся, то ли от страха. И что-то бормотал себе под нос…

Расплывался он в прицеле… Ну вот расплывался и все. И не надо думать, что ты бы смог, пока сам не стрелял. Вот так вот. В безоружного. В глаза в глаза. Во врага.

— Огонь!

Залп хлестанул так, что осыпалась мелкая труха с деревьев. А фрица просто отбросило назад. Он ещё сучил ногами, а бойцы комендантского взвода уже стаскивали с него валенки.

— В расположение. Отдыхать. Завтра пообщаемся, — проводил отделение взглядом капитан Малеев.

Десантники шли молча. Опустив головы. Мельник даже не заметил, что комендач, добежав до них, бросил ему на плечо пять ремней.

— Парни, а парни… А я ведь глаза-то закрыл, когда стрелял… — подал голос Ваня Кочуров.

А я — нет! — Клепиков резко остановился. Развернулся к отделению. Сунул руку за пазуху. Достал оттуда фляжку. Открутил пробку. Хлебанул сам. Передернулся. Потом протянул по кругу. Дождавшись, когда трофейная фляжка ополовинится, сунул ее обратно. Потом развернулся и повел бойцов в расположение роты.

Заканчивалось пятнадцатое марта тысяча девятьсот сорок второго года.

10

Немец сидел и старательно делал вид, что пишет протокол. Сам же, украдкой, разглядывал подполковника. Тот прикрыл глаза, в ожидании следующего вопроса и не замечал как обер-лейтенант наблюдает за ним. А может быть и замечал.

Фон Вальдерзее пытался понять этого чертовски уставшего, дважды раненого, грязного человека. Поняв его, он бы понял логику и всей этой безумной операции.

— Скажите, Николай Ефимович… Вас я понимаю. То, что вы до последнего следовали присяге и своему воинскому долгу вызывает у меня неподдельное восхищение и уважение к вам…

«Как он не по-русски все-таки строит фразы…» — заметил про себя Тарасов, не поднимая век.

— Вы жутко голодали, почему же ваши совсем молодые ребята не сдавались в плен? Ведь они же понимали, что смерть неизбежна? Почему они, как правило, дрались до последнего?

Тарасов удивился и открыл глаза:

— А вы до сих пор этого не поняли?

— Я понимаю, что они были фанатики, практически все до одного…

— Вовсе нет.

— Как вас прикажете понимать?

— Если Красная армия придёт на Одер и Шпрее, вы это поймете, — осторожно подчеркнул слово «если» Тарасов.

Фон Вальдерзее поморщился:

— Я это слышал уже десятки раз, допрашивая пленных. Первый раз ещё прошлым летом. Однако почти год с начала русской кампании уже прошёл, а мы под Москвой. И давайте не будем придумывать альтернативное будущее. Оно четко предопределено.

— Кем же? — усмехнулся подполковник.

— Германией, конечно же! К концу этого года вы сами это увидите! Когда вермахт возьмет Петербург, Москву и Сталинград!

Тарасов, хмуро потер небритую щеку, услышал в словах обер-лейтенанта намек на жизнь:

— Увижу, если вы меня сегодня не расстреляете. Не Вы лично, конечно!

— Таких ценных людей мы не расстреливаем, — откинулся на спинку стула обер-лейтенант. — Зачем же расходовать вас так по глупому?

— А как меня израсходовать по-умному? — левая щека у Тарасова вдруг слегка задергалась, что случалось с ним только в минуты большой злости…

* * *

— Что ты сказал? Повтори! — Тарасов схватил командира разведроты Малеева за грудки и стал яростно трясти.

— Товарищ подполковник, — руки старший лейтенант пытался держать по швам, сдерживая рефлексы разведчика. Пока получалось. — Товарищ подполковник, разведгруппа не вернулась из под Малого Опуева. Должны были вернуться к утру, а нету…

— Почему раньше не доложил! С ума сошёл? Потери прикрываешь? Немцы бригаду уже ищут из-за твоих лопухов! — Тарасова трясло от злости. И опять стала дергаться левая щека. След той ещё, с гражданской войны, контузии.

— Почему это, товарищ подполковник?

— В плен твои орелики попали. Если просто не сдались! Не орелики, а курицы!

— Десантники в плен не сдаются! — набычился здоровенный Малеев. А руки его сжались в пудовые кулаки. — Вы же сами знаете, товарищ командир, что у немцев приказ — русских десантников в плен не брать!

— Ты эти сказки, старший лейтенант, бойцам своим рассказывай! Да почаще! А мне не надо! Немцы за одного пленного десантника сейчас рады десять своих положить! Лишь бы языка взять! Шишкин!

— Слушаю, Николай Ефимович! — флегматичный начальник штаба бригады был полной противоположностью, вспыхивающему как порох Тарасову.

— Сколько у нас на сегодня пропавших без вести?

— К точке сбора после выхода в немецкий тыл не дошли тридцать два бойца. В стычках пропало еще шестеро. Итого, на сегодняшний день, не считая разведгруппы — сорок восемь.

— Слышал, Малеев? Сорок восемь бойцов неизвестно где шляются! Дай Бог, чтобы погибли, а не в немецком плену прохлаждались!

— Николай Ефимович! Попридержи коней… — взял комбрига за рукав Мачихин.

— Лучше, комиссар! Лучше! Для всей бригады лучше! Что остальные разведчики докладывают, звуки боя слышали?

— Никак нет!

— Либо заблудились, либо в плен сдались, — вставил свое мнение начштаба.

— Не могли они сдаться! Генерала могли упустить по неопытности да раззявистости, а сдаться не могли! Верю я им! Они же комсомольцы! — почти закричал, вконец обидевшийся Малеев.

— А я, старлей, беспартийный, значит, мне веры по твоей логике нет? — прищурился Тарасов. — Да ещё и репрессированный, когда-то! А мне командование поверило. И отправило сюда. Вместе с вами. Только я вот перед тобой стою, а твои комсомольцы — нет. Не в комсомольском билете дело, а в мозгах!

Мачихин покачал головой, чувствуя неизбежный и тяжелый разговор с командиром бригады…

Тарасов же поиграл желваками.

— Что за разведгруппа пропала?

— Отделение сержанта Клепикова…

— Те самые, проштрафившиеся? С генералом?

— Те самые… — совсем убито, почти прошептал, Малеев.

Тарасов внезапно успокоился:

— Ладно, деревню возьмем, разберемся. Что остальные докладывают? Шишкин, давай карту!

По наблюдениям разведчиков, в Малом Опуево немцы, действительно, сосредоточили какой-то склад. В Большом же Опуево, сосредоточена основная часть немецкого гарнизона. Обе деревни обнесены ледовым заграждением — в снег вкопаны доски и бревна и густо залиты водой. За речкой — да какая речка — так, ручеек! — немецкая миномётная батарея. А от Глебовщины — деревни под самим Демянском, — может достать артиллерия фрицев.