Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

• Название: Дом на берегу лагуны
• Автор: Росарио Ферре
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

Автор этого романа – популярная пуэрто-риканская писательница Росарио Ферре. Ее героиня в течение долгих лет пишет книгу, которая называется «Дом на берегу лагуны». В ней она рассказывает полную тайн и трагедий историю своей семьи, пытаясь тем самым разобраться в собственной судьбе. Яркие, самобытные характеры по-разному проходят испытания любовью и ненавистью в этой захватывающей семейной саге, от страниц которой трудно оторваться.

---

Вторая дверь в глубине правой части общей комнаты, окованная бронзой и украшенная морскими звездами и ракушками, вела в грот, где находился источник. Павел сделал там прекрасную ванну из синих изразцов, под сводом, инкрустированным золотыми рыбками. Буэнавентуре нравилась эта ванна, и он не захотел уничтожать ее, когда разрушали дом. Он часто купался в водах источника, потому что был убежден, что это его омолаживает. В помещении, смежном с ванной, стояла обыкновенная каменная лохань под цементным сводом без всяких украшений, которая тоже наполнялась водами из подземного источника. В лохани купались слуги.

Третья дверь в глубине комнаты, в ее левой части, вела в кухню. Она сообщалась с кухней винтовой лестницей, поскольку кухня располагалась на первом этаже. Блюда быстро поднимались в столовую с помощью специальной платформы, которая называлась «еще тепленькая», чтобы кушанья не успели остыть. Рядом с кухней, как раз под террасой, целый день сновали поставщики товаров. Они предлагали свой товар семьям и других домов Аламареса, к которым можно было подойти прямо по воде. Голубая рыба-султанка, красная чилийская лиса, желтые кочаны брюссельской капусты яркими пятнами выделялись на палубе баркаса рядом с плодами манго, агуакате, китайской сливы и дерева мамей. Каждое утро к террасе дома Мендисабалей причаливал настоящий плавучий рынок.

Из кухни можно было выйти в патио, отгороженный от проспекта поляной маков. Там развешивали на солнце белье всей семьи, которое Бригида и Брунильда стирали в больших лоханях.

В правом конце нижнего этажа четвертая дверь вела в корраль, где держали скот. Там же стояла будка доберман-пинчера Буэнавентуры. Фаусто, легендарный пес, прибывший из Германии на одном из судов Буэнавентуры, умер некоторое время назад. Но до этого Буэнавентура успел случить его с красивой сукой той же породы, и она принесла двух щенков: Фаусто и Мефистофеля, его любимцев. У Буэнавентуры была также корова, потому что он любил по утрам пить парное молоко, дюжина куриц, которые ежедневно неслись, и несколько свиней, которых содержали в отдельном загоне и за которыми Петра тщательно наблюдала, чтобы выбрать ту, у какой самые упитанные ножки, и потом приготовить ее Буэнавентуре на обед с жареными бобами.

Была там еще одна клеть, не принадлежавшая Буэнавентуре и его семье, – клеть с крабами. Это был простой ящик, сколоченный из досок, стоявший на опорах и с большим камнем на крышке, чтобы крабы не могли ее открыть. Порой там накапливалось тридцать-сорок штук, – крабы карабкались друг на друга, стараясь вылезти наружу. Особенно много их было по углам, где им было на что опереться, и таким образом они представляли собой длинную пирамиду, которая почти достигала края ящика, но каждый раз она неизбежно обрушивалась, и крабы с глухим шуршанием разнимали перепутавшиеся клешни. Брамбону вменялось в обязанность кормить их твердой кукурузой и ежедневно прикреплять к ящику специальный рукав. Крабы часто проникали в дом из прибрежных зарослей, и слуги ловили их, чтобы они не расползлись по всему этажу. Когда шли дожди и вода в лагуне поднималась на несколько ладоней, они заползали в нижний этаж по железным опорам, и порой какой-нибудь краб потерянно бродил по террасе, ища выхода. К счастью, Фаусто и Мефистофель моментально их чуяли. Стоило им увидеть хоть одного, они хватали его за клешни и перемалывали мощными челюстями.

Семья Мендисабаль не ела крабов; считалось, что это пища для слуг. А вот у слуг они составляли важную часть рациона. Петра была убеждена, что крабы – замечательные воины и потому их мясо придает людям храбрости. Каждую субботу, вечером, слуги собирались все вместе вокруг стола, где высилась настоящая гора чего-то, напоминавшего голубоватые камешки. Правда, у этих камешков были лапки с клешнями, а над панцирем выпуклые маленькие глазки, похожие на красные зернышки. Каждый из слуг брал деревянную колотушку, разламывал краба одним ударом и выпивал вкусную черную жидкость, которой был наполнен панцирь, а затем вилкой выковыривал из клешней нежное мясо.

Комната Петры была первой из каморок нижнего этажа, по правую руку от входа в коридор. Вдоль стен стояли ряды кувшинов и бутылей с разными лекарственными средствами: лист апельсинового дерева для снятия нервного напряжения, спорынья для уменьшения болей во время менструаций, можжевельник от укусов насекомых, подорожник от ячменей и ушных болезней. Слуги очень уважали Петру, потому что свято верили в могущество ее рук. Петра умела вправлять вывихи, устранять опущение матки, примочками залечивать раны и перевязывать их листом подорожника, который называла универсальным средством. В ее каморке был алтарь с множеством святых, у каждого из которых было два имени: христианское и африканское. В центре помещалась фигурка Элеггуа, «Того, кто главнее Бога».

Петра ежедневно приготавливала Буэнавентуре ванну из целебных вод источника. Каждые две-три недели она кипятила коренья, которые, по ее убеждению, имели магическую силу, и добавляла отвар в ванну из синей мозаики, куда погружался Буэнавентура. Тот был уверен, что ванны Петры помогают ему в делах. Например, если начиналась война цен и какая-нибудь калифорнийская фирма пыталась установить на рынке свои порядки на торговлю зеленой спаржей марки «Грин вэлли», продавая ее по заниженной цене, Буэнавентура принимал ванну Петры, и его белая спаржа из Аранхуэса тут же становилась самой популярной. Люди предпочитали фрикадельки из белой спаржи под майонезом, салат из белой спаржи с сыром бри или форшмак из лангустов с белой спаржей. Его спаржа продавалась как горячий хлеб, без всякого снижения цены, и через день-другой Буэнавентура получал несколько тысяч долларов прибыли.

Петра была маршалом Буэнавентуры, она претворяла в жизнь дома его приказы. Ребека считалась второстепенным авторитетом. Прежде чем исполнить какое-нибудь распоряжение Ребеки, слуги вначале советовались с Петрой. Они испытывали к ней глубокое почтение, ведь именно благодаря ей многие выбрались с болот Лас-Минаса и смогли жить под крышей Буэнавентуры относительно вольготно.

Петра всегда относилась к Кинтину с особенным вниманием, не забывая напоминать о том, что этим он обязан своему отцу. Буэнавентура с годами стал несколько склоняться в пользу независимости для Острова, однажды он даже вложил деньги в какое-то нелегальное предприятие. Он прожил на Острове много лет, говорил он, намного больше, чем в Испании, и ему трудно жить с мыслью, что его приемная родина не управляет собой самостоятельно. К примеру, не может торговать с другими странами, не имеет своей армии, не в состоянии сама выбирать себе президента – все это не укладывалось в голове потомка конкистадоров.

Кинтин тяготел к интеграции в состав США, возможно, не без влияния своего деда Арриготии. Аристидес внушил ему восхищение перед Соединенными Штатами, одним из подлинно демократических государств в мире, и был убежден, что Остров должен входить в состав этой страны. «Соединенные Штаты завоевали нас в 1898 году, а через двадцать лет дали нам свое гражданство, не спросив, надо нам это или нет. Эта страна поставила нас в затруднительное положение и теперь должна вывести из него с честью».

В день первого причастия Кинтин получил от своего деда в подарок экземпляр доклада Линкольна в Геттисбурге, на больших листах с золотым обрезом, чтобы внук повесил его на стену у себя в комнате. Когда Кинтин окончил школу высшей ступени, Аристид ее подарил ему брошюру Алексиса Токкевиля «Американская демократия» и книгу «Воспоминания» Томаса Джефферсона. Кинтин прочитал обе книги с большим вниманием, и его восхищение Соединенными Штатами возросло еще более.

В юности Кинтин любил поговорить об этом с Буэнавентурой за ужином. Их споры носили вполне дружеский характер, и Кинтин пытался объяснить отцу, что близость к Америке в течение последних пятидесяти лет американизировала нас гораздо больше, чем мы сами думаем. Пуэрториканцы храбро сражались за демократические ценности и свободу во время Второй мировой войны, войны в Корее и во Вьетнаме; нет никаких причин для того, чтобы американцы отбирали у нас право составлять часть своей страны.

Буэнавентура уважал мнение сына, поскольку видел, как серьезно относится Кинтин к вопросу о независимости. Сам он был уже не в том возрасте, чтобы принимать все это слишком близко к сердцу. А вот Петра очень сердилась. Она тут же влезала в разговор и начинала поносить Кинтина.

– Ты храбрый воин, как твой отец, или ты трус? – спрашивала она его, вскинув голову. – Ты боишься независимости, и тебе хочется, чтобы наша страна навсегда осталась протекторатом Соединенных Штатов.

Кинтин не отвечал.

Слуги никогда не входили в дом и не выходили из него через парадную дверь – готическую арку, которую Буэнавентура отделал серым гранитом из Вальдевердехи. Эта дверь была предназначена только для членов хозяйской семьи, для их друзей и родственников. Слуги периодически навещали свои семьи в предместье, но выходили всегда через заднюю дверь, которая вела на причал, построенный на сваях, где Буэнавентура держал моторную лодку. Они добирались до Лас-Минаса и обратно на легких яликах, которые запросто проходили по узким каналам, заросшим кустарником. Они привозили от родственников всякую снедь, которую потом съедали, по большей части плоды пальмовых деревьев и ямс, еще хранившие запах гор.