Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3

• Название: Собрание сочинений. Том 3
• Автор: Варлам Шаламов
• Издательство: Вагриус, Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1998
• ISBN: ISBN 5-280-03163-1,5-7027-0718-4

Варлам Тихонович Шаламов родился в Вологде. Сын священника. Учился на юрфаке МГУ в 1926–1929 годах. Впервые был арестован за распространение так называемого Завещания Ленина в 1929-м. Выйдя в 1932-м, был опять арестован в 1937-м и 17 лет пробыл на Колыме. Вернувшись, с 1957 года начал печатать стихи в «Юности», в «Москве». В его глазах была некая рассеянная безуминка неприсутствия. Наверно, потому что он в это время писал свои «Колымские рассказы» и даже на свободе продолжал оставаться там, на Колыме. Эти рассказы начали ходить из рук в руки на машинке года с 1966-го и вышли отдельным изданием в Лондоне в 1977 году. Шаламова заставили отречься от этого издания, и он написал нечто невразумительно-унизительное, как бы протестуя. Он умер в доме для престарелых, так и не увидев свою прозу напечатанной. (Она вышла в СССР лишь в 1987-м.) Это великая «Колымиада», показывающая гениальное умение людей сохранить лик своей души в мире лагерного обезличивания. Шаламов стал Пименом Гулага, но и добру внимая отнюдь неравнодушно, и написал ад изнутри, а вовсе не из белоснежной кельи.

В третьем томе впервые в наиболее полном объеме представлено поэтическое наследие В Шаламова — стихотворения 1937–1981 гг.

---

* * *

Густеет темный воздух,
И видно в вышине,
Как проступают звезды
На синем полотне.

Походною палаткой
Натягивают ночь.
Пилюли и облатки
Не могут мне помочь.

И я один на свете,
Седеет голова.
И брошены на ветер
Бумажные слова…

* * *

Стучался я в калитку,
Просился в райский сад
Бесплодная попытка —
Вернулся я назад.

Там горькая услада,
Секрет моей беды.
Мальчишеского сада
Незрелые плоды.

Казалось мне, что руку
Довольно протянуть,
Исчезнет моя мука
За несколько минут.

Их вкус живет доселе
В моем иссохшем рту.
И к той же самой цели
Я взрослым подойду.

И яблоки литые
К моим ногам летят,
Как солнца золотые,
И озаряют сад.

Лирично то, что лично,
Что пережил я сам.
Едва ли нам прилично
Не верить чудесам.

ФОРТИНБРАС

Ходят взад-вперед дозоры,
Не сводя солдатских глаз
С дальних спален Эльсинора,
Где ночует Фортинбрас.

Королевские террасы
Темный замысел таят.
Здесь, по мненью Фортинбраса,
В каждой склянке налит яд.

Здесь фамильные портреты,
Притушив тяжелый взгляд,
Поздней ночью с датским ветром
Об убийстве говорят.

В спальне на ночь стелет шубу
Победитель Фортинбрас
И сует усы и губы
В ледяной прозрачный квас.

Он достиг заветной цели,
Все пред ним склонились ниц
И на смертных спят постелях
Восемь действующих лиц.

Он не верит даже страже,
Сам выходит на балкон.
И готов с любым миражем
Завести беседу он.

Он не будет слушать глупых
Увещаний мертвеца,
Что ему наследство трупов,
Страсти сына и отца.

Что ему цветы Офелий,
Преступления Гертруд.
Что ему тот, еле-еле
Сохранивший череп шут.

Он не будет звать актеров,
Чтоб решить загадку ту,
То волнение, в котором
Скрыла жизнь свою тщету.

Больше нет ни планов адских,
Ни высоких скорбных дум,
Все спокойно в царстве датском,
Равномерен моря шум.

Фортинбрас идет обратно,
Потушив огонь свечи.
На полу, чертя квадраты,
Скачут лунные лучи.

Кто же тронул занавеску,
Кто прижался у стены,
Озарен холодным блеском
Наблюдательной луны?

Кто сумел войти в покои
И его развеял сны
Нарушителем покоя
Покорителя страны?

Чья-то речь, как волны, бьется,
Как морской прибой шумит,
И над ухом полководца
Чей-то голос говорит:

«Ты пришел за древним троном
В самый знатный из дворцов,
Ты спешил почтить поклоном
Неостывших мертвецов.

Знаю, ты боишься смерти,
Не солдатской, не простой
И не той, что жаждут черти
За могильною чертой.

Ты боишься смерти славы,
Смерти в памяти людей —
Где частенько прав неправый
И святым слывет злодей.

Только я даю бессмертье,
Место в вечности даю.
Запишу сестру Лаэрта
В Книгу Светлую мою…

Год пройдет — не будет флага,
Фортинбрасова значка,
Но отравленная шпага
Проблестит еще века.

Лишь свидетельство поэта,
Вдохновенного творца —
Книга Жизни, Книга Света
Без предела и конца.

Может быть, язык библейский
В совершенстве простоты,
Суете, вполне житейской,
Дал значенье и мечты.

Подчинить себе я властен,
Мудреца и дурака,
Даже тех, кто не согласен
Уходить со мной в века.

Разбегутся сны и люди
По углам музейных зал,
Даже те, кто здесь о чуде
Никогда и не мечтал.

Может быть, глаза портретов
Старых рыцарских времен
Шлют проклятие поэтам,
Разбудившим вечный сон.

Может, им не надо славы,
Их пугает кисть и стих,
Может быть, они не вправе
Выдать горестей своих.

Но художника ли дело
Человеческий покой,
Если чувство завладело
Задрожавшею рукой.

Даст ответ не перед веком,
Перед собственным судом —
Почему завел калеку
В королевский пышный дом…

Ты в критическом явленье
В пьесу ввел свои войска,
Создавая затрудненье
Для финального стиха.

Без твоих военных акций
Обойдется наш спектакль.
Я найду других редакций
Черновой последний акт.

Все, что сказано на сцене,
Говорилось не тобой,
Не тебе шептали тени,
Что диктовано судьбой.

Знай, что принца монологи
И отравленная сталь
Без тебя найдут дорогу
В расколдованную даль,

Если совести поэта
Доверяешь жизнь и честь,
Если ждешь его совета,
Ненавидя ложь и лесть…

Выбирай судьбу заране,
Полководец Фортинбрас.
Будет первой датской данью
Мой эпический рассказ…»

Снова слышен шелест шелка
Занавески золотой.
Пляшут лунные осколки
В темной комнате пустой.

Фортинбрас, собравшись с духом,
Гонит бредовые сны.
Не слова звучали глухо,
А далекий плеск волны.

Ходят взад-вперед солдаты.
В замке — тишь и благодать.
Он отстегивает латы,
Опускаясь на кровать.

ЗЛАТЫЕ ГОРЫ

ЛИЛОВЫЙ МЕД[29]

Упадет моя тоска,
Как шиповник спелый,
С тонкой веточки стиха,
Чуть заледенелой.

На хрустальный, жесткий снег
Брызнут капли сока,
Улыбнется человек,
Путник одинокий.

И, мешая грязный пот
С чистотой слезинки,
Осторожно соберет
Крашеные льдинки.

Он сосет лиловый мед
Этой терпкой сласти,
И кривит иссохший рот:
Судорога счастья.

ИНСТРУМЕНТ[30]

До чего же примитивен
Инструмент нехитрый наш:
Десть бумаги в десять гривен,
Торопливый карандаш —

Вот и все, что людям нужно,
Чтобы выстроить любой
Замок, истинно воздушный,
Над житейскою судьбой.

Все, что Данту было надо
Для постройки тех ворот,
Что ведут к воронке ада,
Упирающейся в лед.

* * *

Тебя я слышу, слышу, сердце,
Твой слабый стук из тайника.
И в клетке ребер нету дверцы,
Чтоб отомкнуть ключом стиха.

И я прочту в зловещем стуке,
В твоих ослабленных толчках
Рассказ о той, о смертной муке
В далеких горных рудниках.

Ты замуровано, как вечник.
Все глуше, глуше ты стучишь,
Пока под пыткой спазм сердечных
Ты навсегда не замолчишь.

У КРЫЛЬЦА[31]

У крыльца к моей бумаге
Тянут шеи длинные
Вопросительные знаки —
Головы гусиные.

Буквы приняли за зерна
Наши гуси глупые.
Та ошибка — не зазорна
И не так уж грубая.

Я и сам считаю пищей,
Что туда накрошено,
Что в листок бумаги писчей
Неумело брошено.

То, что люди называли
Просто — добрым семенем,
Смело сеяли и ждали
Урожай со временем.

* * *