С. Алесько - О людях и нелюдях

• Название: О людях и нелюдях
• Автор: С. Алесько
• Жанр: Фэнтези

Эта история произошла в мире, где оборотни, не таясь, живут рядом с людьми. Рядом, но не в согласии. Есть в ней приключения, верная дружба и немножко любви.

---

— Нет, я не хочу, — парня начало трясти.

— Давай-давай, не капризничай, не маленький. Делай, что говорят. Иначе потом в лесу сдохнешь, даже если зайцы у тебя на голове скакать будут.

— Я… не смогу просто.

— Сможешь.

— Нет.

— Ну, нет, так нет, — неожиданно согласился Лунь. — Значит, Коготь все-таки неплохой вожак. Не зря тебя тухлятиной кормил, прочный барьер поставил. Теперь и сбежишь, так далеко не уйдешь, с пустым-то брюхом.

Старый оборотень закрыл туесок плетеной крышкой и направился в угол, видимо, собираясь вновь спрятать его там.

— Выродок твой Коготь, а не вожак.

Последнее слово захлебнулось в глухом рычании, но Лунь не обернулся и неспеша принялся пристраивать корзинку в известный ему тайничок. А уже через мгновение черный пес вырвал плетенку у обротня из рук, вытащил зубами кролика и принялся есть, тщательно жуя, перемалывая мощными зубами тоненькие косточки.

— Молодец, раздеться не забыл, — похвалил Лунь, глянув на валяющуюся рядом с лежанкой одежду. — Ты не думай, я не издеваюсь вовсе. Оборотням нужно время от времени сырое мясо есть, тело требует. Особенно после болезни. Но на нем одном тоже не протянешь. Вон, даже Несытька не удержалась, пришла супчика похлебать. Вот такие странные создания дети Клыкастого. Не звери, не люди.

Пес доел кролика, пошел к лежанке и перекинулся, потом оделся.

— Почему ты со мной возишься?

— Трудный вопрос, — вздохнул Лунь, садясь за стол и кивком приглашая парня устраиваться напротив. — Вернее, вопрос простой, ответ трудный.

Он потянул из-за пазухи волосяной шнурок, на котором висел кожаный мешочек. Повертел в пальцах, раскрыл и достал маленький крылик с оборванным тонким шнурочком. Протянул пленнику.

Парень взял вещицу. Крылик оказался непривычно легким. Люди отливали их из серебра, этот был вырезан из светлого дерева, наверное, сосны. Правда, большая часть солнечного диска, объятого двумя крылами, пропиталась чем-то темным и утратила свой первоначальный цвет.

— Кровь? — тихо спросил парень.

— Да.

— Крылик деревянный. Я думал, их делают только из серебра, чтобы нелюдя всегда можно было распознать. Кому понадобился такой?

— Моему сыну.

— Его мать была человеком?

— Нет, волчицей. Думаешь, Крылатая делает различие между детьми людей и оборотней?

— Клыкастый — ее извечный враг, значит, его порождения ненавистны Всеблагой.

— Ты сам-то подумай, что сказал. Разве Всеблагая может кого-то ненавидеть? Особенно маленького ребенка. Ты знаешь, что дети оборотней начинают перекидываться только после того, как им десять исполнится?

— Нет.

— Ну да, откуда тебе. Вот погоди, своих заведешь… — Парень угрюмо зыркнул на Луня. Старик все-таки издевается. Даже если удастся каким-то образом спастись из лап Когтя, он никогда не позволит себе осквернить род Соколиного потомком-оборотнем. Собеседник, углубившись в воспоминания, не заметил выражения лица пленника и продолжал. — Так вот, до этого возраста они ничем не отличаются от человеческих, разве что о серебро обжигаются. Думаю, Крылатая хранит и их. Наверное, и потом хранит. Тех, кто не отворачивается от нее.

— Но твою семью, как я понял, не сохранила?

— Так ведь и твою тоже.

Парень выглядел ошарашенным. Эта мысль ему в голову не приходила. А если подумать, почему погибли почти все его родные? Много лет назад оборотни убили мать, Соколиную княгиню. Не просто убили, замучили. Он тогда был слишком мал и не узнал подробностей. Уже потом, когда подрос, понял, что и не желает их знать. Понял по обмолвкам челяди, по выражению, которое появлялось на лице князя, стоило кому-нибудь вскользь упомянуть о гибели жены.

По большому счету, вместе с матерью они с братом лишились и отца, ибо Соколиный изменился. Война с племенем нелюдей стала единственным его занятием. Он с дружиной целый год ездил по всему немалому княжеству и истреблял оборотней. Жестоко, под корень, не щадя ни младенцев, ни женщин, ни немощных старцев. Младший княжич хорошо помнил, как возвращался Соколиный из тех походов, с окаменевшим лицом, в пропитанной чужой кровью и запахом дыма одежде. Мальчику казалось, это сам Клыкастый спешивается во дворе замка, а вовсе не любимый отец.

К концу того ужасного года в княжестве не осталось ни одного мирного нелюдя. Единицам удалось тайно перейти границу и спастись, большинство нашли свой конец в землях Соколиного. Лишь в чащобах и горах прятались шайки оборотней-людоедов, да хорошо организованные отряды ордена Воинов Клыка, с незапамятных времен боровшегося за изменение существующего порядка в пользу детей Клыкастого. Соколиный не смирился с их существованием, но сражаться с вооруженным обученным противником было гораздо труднее, чем с ремесленниками и землепашцами. Объявленная князем война растянулась на годы, собирая кровавый урожай и никому не принося удовлетворения.

Старший сын Соколиного быстро стал помогать в военных операциях. Младший, наоборот, чурался этого. Ему нравилось быть воином, с мечом он упражнялся с утра до ночи, не пренебрегал и другими боевыми искусствами. Но одержимость отца, а теперь и брата, отвращала. Слишком живо стоял перед внутренним взором образ возвращавшегося из первых походов князя, накрепко слившийся в детском сознании с образом Клыкастого.

Но у сына Соколиного выбора быть не могло. Когда отец счел младшего достаточно взрослым, он отправил братьев в один из отрогов Кедрового кряжа, где видели небольшой отряд оборотней. Князь решил, что его дети уже оперились и должны учиться действовать самостоятельно. И они бы вернулись с победой, если б это действительно был небольшой отряд, а не хорошо организованная засада. Старший княжич погиб, голову его отправили Соколиному, а младший попал в плен и стал оборотнем. А значит, для отца был, пожалуй, хуже, чем мертвый.

Как же Крылатая допустила такое? Почему? Ведь отец творил угодное ей дело, уничтожая тварей Клыкастого…

— Я случайно видел, как погибла Соколиная княгиня, — прервал молчание Лунь. — Не мог понять, почему Крылатая это допутила. Сам тогда недавно женился, Льнуша моя ждала первенца… Молодой был, счастливый, любил весь мир, а тут такое творят с беззащитной женщиной…

— Мать ждала ребенка? — в голове вдруг вспыхнула кошмарная догадка.

Лунь не ответил.

— Что ж, я еще лучше понимаю отца.

— Я его тоже понимал. До тех пор, пока он сам или его люди не пришли ко мне домой… Эта подлость натуры есть и у людей, и у оборотней. Оправдывать вора, пока он не залезет к тебе в карман. Или проявлять милосердие к убийце до тех пор, пока… Вот крылик ты держишь. Моему младшему было всего три. Старшей дочери — двенадцать. Ей ошейник надели, чтоб не перекинулась… Льнуше тоже… — Лунь помолчал. — Мы еще волчонка ждали, шестого.

— А ты где был? — слова стекали с языка медленно, с трудом, будто застывающий свинец.

— На дальнем хуторе, у больного. Лекарь я. Был. Не слишком распространенное занятие среди оборотней, но и мы хвораем. Большей частью теми же болезнями, что и люди, так что и ваших лечить приходилось.

Парень молчал. От услышанного ему стало дурно и снова захотелось умереть. Он привык считать оборотней грязными тварями, средоточием всех возможных пороков и зол, какими их представляли проповеди служителей Крылатой да скупые фразы отца и брата. Небогатый опыт общения с нелюдями лишь укреплял это мнение. Но рассказ Луня рисовал совсем другой образ. Нормальный, обыденный, ничуть не отличимый от образа любой крепкой человеческой семьи. Слышать подобные рассказы приходилось и раньше от воинов и селян, только пострадавшими в них всегда были люди. Истории эти становились дополнительным топливом в костре его ненависти. И ни на одно крохотное мгновение в голову не пришло, что то же самое могло случиться с оборотнями. Простыми, мирными, никого не трогавшими, жившими в любви и согласии, растившими детей.

Пакостный голосок нашептывал, что Лунь врет, что все это случилось с человеческой семьей, которую он же и загрыз, но одного взгляда на лицо седого нелюдя хватило, чтобы поверить окончательно и бесповоротно. Волк не сводил глаз с маленького деревянного крылика, который пленник сжимал в пальцах.

— Похоронил я их и ушел в горы, к Воинам Клыка. Очень хотел людей убивать. Даже представлял иногда, как загрызаю младенца в колыбели. Легче становилось. Не стояло перед глазами то, что я у себя дома застал, когда от больного вернулся. А потом, на первой же вылазке, понял, что не смогу. Ни в людском обличье, ни волком. Стоило жертву за горло взять, и я тут же начинал думать, что это ведь чей-то сын, чья-то дочь, жена, брат… Тогда и решил в вылазках больше не участвовать. Меня поначалу трусом называли, да я внимания не обращал…