Георгий Фруменков - Декабристы на Севере

• Название: Декабристы на Севере
• Автор: Георгий Фруменков
• Издательство: Северо-Западное книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Книга рассказывает о судьбе декабристов находившихся в тюрьме и ссылке в Архангельской губернии. Авторы, заслуженный деятель науки РСФСР, доктор исторических наук, профессор Г.Г Фруменков и научный сотрудник Государственного архива Архангельской области В.А. Волынская, использовали богатый архивный материал, многие документы они вводят в оборот впервые.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

7 февраля 1827 года Кашкина зачислили в штат канцелярии архангельского, вологодского и олонецкого генерал-губернатора Миницкого. Почему именно сюда, Миницкий прямодушно объяснил министру внутренних дел Ланскому: “Я решился Кашкина определить в мою канцелярию наиболее потому, чтобы он не оставался в праздности и чтобы иметь его ближе под глазами”.[199] Яснее не скажешь. Судя по цитируемому письму, генерал-губернатор отдавал себе отчет в том, с каким опасным “преступником” он имеет дело. Декабриста вынудили дать клятву, что он “верно и нелицемерно служить будет и во всем повиноваться…”

Выполняя “высочайшую волю”, архангельский гражданский губернатор с помощью тайных агентов внимательно следил за поведением, образом мыслей и за связями нового чиновника канцелярии Миницкого, но так и не сумел заметить в его поведении ничего, заслуживающего порицания. В первой докладной, от 4 марта 1827 года, как и в последующих донесениях, Ланской уведомлялся, что “Кашкин ведет себя скромно, равно образ мыслей и все поступки и действия его ни в чем противном не усмотрены”.[200] Вместе с тем гражданский губернатор, боясь ответственности за возможные промахи в наблюдении за ссыльным, просил министра возложить обременительные для него обязанности на генерал-губернатора, которому якобы сподручнее заниматься этим, поскольку Кашкин находился в его канцелярии и под его началом. Насколько позволяют судить документы, просьба не удостоилась внимания,[201] так как этот вопрос был ранее решен самим императором.

Сообщая о беспорочной службе и высоконравственном поведении Кашкина, архангельский гражданский губернатор говорил сущую правду. На самом деле, С.Н. Кашкин вел себя сдержанно, не выставлял напоказ своих родословных и личных связей, не заводил знакомств, если не считать деловых отношений с комендантом города Шульцем, лекарем адмиралтейства Рихтером и дружбы с товарищами по несчастью — И.П. Жуковым и А.М. Иванчиным-Писаревым.

С.Н. Кашкин, бесспорно, догадывался, что за ним шпионят, и не желал подводить тех из числа местных интеллигентов и сослуживцев по канцелярии, кто сочувствовал ему и не прочь был завести близкое знакомство. Он понимал, что дружеские связи с северянами принесут лишь неприятности обеим сторонам и усугубят его и без того бесправное политическое и незавидное материальное положение. Следует признать, что губернский секретарь оказался предусмотрительным человеком. Когда, уже после выезда из Архангельска, в 1833 году Кашкин установил приятельские отношения с калужским гражданским губернатором Бибиковым, в столицу мгновенно полетел анонимный донос. Тайный агент сообщал, что Кашкин и Бибиков часто посещают друг друга, несмотря на расстояние между их домами в 70 верст, и знакомство “превратилось между ними в некоторую связь”.[202] Донос послужил сигналом для проверки взаимоотношений между Кашкиным и Бибиковым. Факты подтвердились. Декабрист имел неприятности. На подозрение попал и губернатор. Нечто подобное, только с более неприятными последствиями, могло иметь место и в Архангельске, где Кашкин находился на “перевоспитании”. Ссыльный понимал это и не давал повода для доноса.

8 июня 1827 года С.Н Кашкин обратился к Миницкому с письмом. Приведем отрывок из него: “Я лишился моего родителя,[203] единственной опоры семейства. Имея сестру и оставшись старшим в семействе, я обязан пещись о ее состоянии. Наше имение состоит в деревнях, на коих лежат огромные казенные и частные долги; при деревнях есть заведения, кои требуют присмотра”.[204] Поместье декабриста действительно находилось в расстроенном экономическом положении и было заложено в опекунском совете.[205] Но обращает на себя внимание другое: Кашкин выдвигает только хозяйственные мотивы для перевода в Тульскую губернию. В заявлении нет и тени раскаяния в том, за что был выслан на далекий Север. Это дает основание думать, что взгляды и убеждения Кашкина оставались неизменными; он сохранял верность декабристским идеалам.

11 июня Миницкий пересказал Ланскому содержание письма Кашкина. Со своей стороны, генерал-губернатор робко осведомлялся, нет ли возможности исходатайствовать Кашкину позволение съездить на некоторое время в деревни Тульской губернии для устройства хозяйственных дел или разрешить ему вовсе переехать в Тульскую губернию. Опасаясь, как бы за такое ходатайство не упрекнули в снисходительном отношении к участнику “происшествия 14-го декабря”, Миницкий кончал письмо верноподданнической фразой: “Впрочем, если Вы изволите встретить в сем какое-либо препятствие, то я покорнейше прошу просьбу мою оставить без последствий”.[206]

26 июня Ланской сообщил о просьбе Миницкого начальнику главного штаба Дибичу, а тот — Николаю I. 5 июля Дибич дал знать Бенкендорфу и Ланскому, что царь разрешил Кашкину “отправиться на жительство в Тульскую губернию с тем, чтоб он никуда из оной не отлучался, состоял бы под секретным надзором полиции”. При этом царь пожелал, “чтоб гражданский губернатор о поведении и образе жизни его, Кашкина, уведомлял меня ежемесячно”.[207]

21 июля 1827 года Кашкин уволился из канцелярии Миницкого и выехал в Тульскую губернию. В ноябре того же года по просьбе сестры, Варвары Николаевны Кашкиной, декабристу разрешили проживать и в Калужской губернии, где находилась значительная часть его хозяйства, обремененного долгами. 9 декабря 1827 года Сергей Николаевич выехал в Калужскую губернию и поселился в родовом имении, в деревне Нижние Прыски Козельского уезда. В Калужской и Тульской губерниях С. Н. Кашкин занялся сельским хозяйством и увлекся практической агрономией.

В литературе на основании официальных документов и с легкой руки внука декабриста, Николая Николаевича, родослова Кашкиных, распространилось мнение, что Сергей Николаевич “был всемилостивейше прощен” царем, получив право на жительство в родном поместье, а позднее и в других местах.[208] Это недоразумение. О каком “помиловании” можно говорить, если тульский и калужский губернаторы должны были установить за С.Н. Кашкиным негласное бдительное наблюдение и ежемесячно доносить в два учреждения — в главный штаб и в 3-е отделение — о взглядах, поведении и связях декабриста. Каждый шаг Кашкина становился известным царю и его прислужникам. Петербург постоянно напоминал местным блюстителям “законного порядка”, чтобы надзор за ссыльным не ослабевал.

В деле С.Н. Кашкина по 3-му отделению сохранились месячные рапорты калужского гражданского губернатора князя Оболенского, предшественника Бибикова, о поведении Кашкина за 1828 год. Все они стереотипны. Приведем докладную за октябрь: “Губернский секретарь Кашкин в течение минувшего месяца вел себя скромно и благопристойно”.[209]

Выезжать из Тульской и Калужской губерний С.Н. Кашкин не имел права. Когда же его сестра попросила разрешить брату съездить в Москву по хозяйственным делам, на докладе шефа жандармов появилась 28 марта 1830 года выразительная царская резолюция: “Таким образом из одного снисхождения к другому, меры не будет”.[210] Въезд в Москву решительно воспрещался.

Вовсе нетерпимо отнеслось правительство к просьбе Кашкина от сентября 1832 года позволить ему участвовать в дворянских выборах с целью получить должность и средства для безбедного существования. Бенкендорф бесцеремонно ответил просителю, что он не считает возможным разрешить бывшему члену “злоумышленного общества службу по дворянским выборам и даже не будет спрашивать на это всемилостивейшего повеления”.[211]

Как видим, ссылка для С.Н. Кашкина после выезда из Архангельска не прекратилась. Изменилось лишь место ссылки. Поэтому нелепо говорить о милосердии коронованного деспота по отношению к С.Н. Кашкину.

Лишь в 1834 году по ходатайству шурина декабриста, адъютанта великого князя Михаила, Грессера С.Н. Кашкину разрешили въезд в Москву и проживание в ней. Однако не успел Сергей Николаевич воспользоваться этой “милостью”, как Бенкендорф в январе 1835 года поручил начальнику 2-го округа корпуса жандармов полковнику Шубинскому “за поведением в Москве Кашкина иметь секретное наблюдение”.[212] Только спустя полгода появился в Москве объект слежки.[213]

В мае 1841 года Сергей Николаевич через Бенкендорфа обратился к императору с просьбой разрешить ему приехать в будущем году месяца на два в Петербург для подготовки сына к вступительным экзаменам в Царскосельский лицей.

5 июля 1841 года на докладе Бенкендорфа о дозволении Кашкину временного въезда в Петербург Николай I наложил резолюцию — “согласен”, с тем, однако, условием, что гость столицы будет находиться под опекой полковника Грессера, который выдал ручательство за Кашкина.[214] Так мстил царь декабристу, за которым Следственная комиссия не выявила слишком тяжкой вины.

Сергей Николаевич Кашкин скончался 7 ноября 1868 года.

Вольнолюбивый дух и декабристская атмосфера витали в семье Кашкиных. Старший сын декабриста, Николай, продолжил доброе дело отца. Он вступил в борьбу за переустройство крепостнической и самодержавной России в рядах петрашевцев — сторонников демократических и социалистических идей.