Юрий Мушкетик - Семен Палий

• Название: Семен Палий
• Автор: Юрий Мушкетик
• Жанр: Историческая проза

---

— Тсс, — послышалось оттуда, — батько играет.

Паткуль догадался: это были слушатели. Палий тоже заметил их и крикнул в сад:

— Подходите, хлопцы, да споем-ка вместе. Послушаете, пан посол?

— Охотно.

Крыльцо окружили казаки. Палий ударил по струнам, над садом взлетела дружная песня:

Із-за гори сонце сяє,
Казак коника сідлає.

В песне говорилось о том, как казак пошел в поход, как ждут его любимая и старушка-мать, как умирает казак и конь несет домой печальную весть…

Разошлись поздно. Паткуль долго не мог уснуть, перебирая в памяти события прошедшего дня. В голове путались противоречивые мысли и впечатления. Наконец он задремал, и всю ночь ему снились такие же путаные и странные сны.

…Его никто не будил, и Паткуль проспал чуть ли не до полудня. После завтрака Палий пошел с ним осматривать крепость. Подходя к базарной площади, они услыхали смех и громкие удары, похожие на пистолетные выстрелы. Палий хотел свернуть в переулок, но Паткуль потащил его прямо. На площади у корчмы они увидели большую группу казаков, которые играли в «овес». Здесь же находились и русские солдаты из паткулева эскорта. На завалинке сидел молодой безусый казак с шапкой в руках. Один из казаков наклонялся и, спрятав лицо в шапку, забрасывал руку за спину; по руке звонко шлепали играющие, а он должен был отгадать, кто ударил.

Палий и Паткуль остановились в стороне. Из круга, потирая покрасневшую руку, вышел высокий плотный казачина, а на его место стал Гусак. Он нагнулся, спрятав лицо в подставленную шапку, но его долго никто не бил. Казаки нарочно спорили, топали ногами, перешептывались, но так, чтобы слыхал тот, кто «ел овес».

— Дай я. Расступитесь, размахнуться негде! — слышались выкрики.

Больше всех шумел Дмитрий. Когда кто-то уже занес было руку для удара, он подался вперед и громко закричал:

— Не надо сапогом, хлопцы, человека покалечите!

Гусак испуганно рванулся и отскочил в сторону. Вокруг раздался громкий хохот. Поняв, что никто не собирался бить его сапогом, Гусак погрозил Дмитрию кулаком.

— Становись! — подтолкнул его Дмитрий.

Гусак снова уткнулся лицом в шапку. Паткуль думал, что казаки не замечают их. Но вот один отступил немного в сторону и кивнул Палию.

От Паткуля не укрылось, что и Палий неприметно подмигнул казаку, тот вернулся на прежнее место.

Паткуль понял этот немой разговор. Видимо, Палий тоже иногда принимал участие в играх, и его подмигивание на этот раз означало: «Нельзя, видишь, я с послом». Паткуль от всей души улыбнулся и взял полковника под руку. Они пошли дальше. С нескрываемым любопытством разглядывал дипломат казаков, вооружение, одежду, наблюдал их взаимоотношения с полковником.

— Смелый и веселый народ. Любви солдат к вам, могу поручиться, любой полководец позавидует.

— Ну, уж это вы… преувеличиваете, — улыбнулся в усы Палий.

Паткуль прогостил в Белой Церкви несколько дней и на прощание долго жал мозолистую руку Палия. Перед самым отъездом написал письмо королю. Взвесив все, Паткуль писал, что напрасно король ведет войну с Палием и очень кстати было бы попытаться перетянуть полковника на свою сторону. А дальше писал, что в Польше глубоко ошибаются, думая, что Палий — атаман разбойничьей шайки. Палий — человек большого ума, большой культуры, с незаурядным талантом полководца. В Варшаве только головами качали, читая это письмо, а когда дочитали до слов: «Я думаю, что такой полководец, как Палий, смог бы возродить ослабевшие силы Польши», король даже ногою топнул:

— В своем ли Паткуль уме?! Подумать только: какой-то хлоп так окрутил первого дипломата! Чем он его обворожил, не бочку ли золота высыпал в руки?

После отъезда Паткуля Палий еще несколько дней оставался в Белой Церкви. Каждый день приходили новые вести. Опять на Правобережье стал подниматься народ. Восстал Немиров, но шляхта уже собирала отряд, чтобы расправиться с непокорными хлопами. Тогда Палий послал в Немиров сотника Грицька Борисенко, чей брат был казнен вместе с Абазиным. Борисенко остался в Немирове, а половину выросшей сотни, во главе с сотником Наливайко, прислал в Белую Церковь. Наливайко привел захваченных пленных.

Прошло две недели с тех пор, как Палий получил известие о том, что Мазепа с войском переправился через Днепр и стал лагерем у Фастова. Он знал: Мазепа послан на соединение с Сенявским, чтобы вместе ударить на шведов, но почему гетман не двигается дальше — оставалось загадкой.

— Братья, — сказал он на раде, — кончается время нашего ожидания. Захарий Искра и Самусь передали булаву, пернач и бунчук русскому послу. Все Правобережье взывает к нам, чтоб мы людей из-под шляхетского батога вызволили. Пришла пора. Русское войско скоро будет здесь. Прежде чем придет оно, нам надо народ поднять. Скличем всех, кто только может держать в руках саблю, и выйдем против шведа. И себя защитим, и русским людям поможем. Царь сам тогда возьмет нас под свою руку и навсегда защитит от шляхты. Говорите, что у кого в мыслях, все надо решить сегодня же.

— На мою думку, не все правильно говоришь, батько, — поднялся со скамьи Савва. — Народ поднять надо и разослать сотни, а тут оставить только добрый заслон. Это верно. А к Мазепе торопиться нечего. Коль сюда должно прийти русское войско, так давайте его и подождем.

— Правильно, — поддержал Лесько Семарин. — Не то еще, прежде чем мы русское войско увидим, Мазепа здесь панов насажает. Не я буду, если он и сейчас не продаст, как до сих пор продавал. Для чего это, интересно, он табор под Фастовом раскинул?

— А я думаю, батько верно сказал: к Мазепе надо итти.

— Разве я говорил итти к Мазепе?.. Ну, добре, добре, говорите вы, а я свое еще раз скажу.

— Не пойдем к Мазепе, — взволновались сотники, — не пойдем!

— Кто не пойдет, если батько скажет?

Цыганчук, стоявший у двери, прислонясь к косяку, выступил вперед:

— Я не пойду! Довольно я панских волов погонял но толокам. И разве только я? Посмотрите на себя, панове старшина! Вы теперь вольные люди, а кем раньше были? Добрая половина панское поле пахала и снова пахать будет, если к Мазепе пойдете. А казаки наши? Среди них бывших реестровых и десятой доли не наберется.

Палий высвободил из-за пояса руку:

— Правду молвишь. Я тоже не собирался итти к Мазепе. Не ждать нам добра от него. Однако и ссориться с ним нельзя. Я завтра к нему поеду, разведаю, что к чему. А вы сегодня же выделите по три десятка из каждой сотни, пусть едут по всем волостям и поднимают народ. К запорожцам надо тоже кого-нибудь послать. Там, правда, теперь целая катавасия, недавно Сечь чуть было совсем не разделилась. Донской казак Булавин против бояр встал и Сечь за собой зовет. Старшина против, а голота хочет итти… Пока Сечь кипит, надо и нам кого-нибудь туда послать; может, перетянем их на свою сторону. Кто поедет?

— Давайте я поеду! — попросил Семашко.

— Надо бы кого-нибудь из старших послать. Может, ты, Корней, поедешь?

— Можно. Давно я у запорожцев не был, а теперь уж, верно, в последний раз съезжу.

На следующий день Палий, Кодацкий и Семашко выезжали из Белой Церкви. На улице то и дело встречались казаки, едущие в волости. У городских ворот догнали человек тридцать. Палий подъехал ближе, поздоровался.

— Далеко ли? — спросил он.

— Где панов всего больше. Куда же еще таким молодцам дорога? — отвечал степенный казак. — Гляди, батько: один в одного. Что у котла с кулешом, что в рубке — удержу на них нет.

— А ты отстаешь? — спросил Палий.

— Я у них ватажок возле чугунков.

— Постой, не ты ли приезжал ко мне на пасеку?

— Я.

— Тебя и не узнать. Только рыштунок[26] твой незавидный. Не можешь разве саблю хорошую себе добыть?

— Этот рыштунок дедовский, нельзя его менять. Да и денег на новый жалко, я на фольварк собираю.

— Как звать тебя?

— Батько звал Максимом, жинка — пропойцей, а хлопцы зовут кумом.

— А ты куда, батько, в такую рань? — спросил кто-то сбоку.

— И ты здесь, Гусак? Эге, да тут все из бывшей Цвилевой сотни!.. К Мазепе, хлопцы, в гости еду.

Гусак протянул руку к кисету Палия, набрал табаку, потом, как бы о чем-то вспомнив, еще раз запустил руку:

— Это я для Максима, он у нас такой несмелый…

Все засмеялись: Максим первый успел захватить из кисета. Когда смех затих, Гусак продолжал уже серьезно:

— Вряд ли будет пиво из этого дива. Не езжай туда, батько. Обходились мы без него до сих пор и сейчас обойдемся. Не стряслось бы чего лихого.

— И ты веришь в лихо? Ты же знаешь, что я чортом от пуль заколдованный, не то что от Мазепы.

— Мазепа и чорта расколдовать может… Ну, я поехал, сотник зовет…

Семашко и Кодацкий ехали быстро, почти не останавливаясь на отдых. У самой Сечи их даже не задержала стража. Сечь клокотала, как вода в раскаленном чугуне. Семашке с Кодацким не довелось даже выступить на сечевой раде. Они стояли сзади и только слушали сечевиков; один за другим поднимались они на бочку, поставленную посреди радного майдана. Пока кто-либо взбирался, все молчали, но едва тот начинал говорить, его голос тонул в выкриках: