Андрей Погудин - Безумие стали

• Название: Безумие стали
• Автор: Андрей Погудин
• Жанр: Фэнтези

- Ты будешь гонцом. Как это каким? Ты что, гонцов не видел? Это такие люди, которые привозят добрые или злые вести, а их в зависимости от этого одаривают золотом или рубят головы. Теперь понятно? Вот. Ты будешь гонцом злым.

---

– Это твой нож? – спросил Гильг Тельми.

Джаб.

Ларкин так хлопнул курьера на радостях по плечу, что тот даже присел. Джаб подмигнул растерянному юноше. Получается, Гроуверк оказался не таким уж толстокожим, только его прижали, а он уже и поплыл! Не теряя времени, они отправились во дворец. Редкие прохожие жались к стенам, едва завидев двух драгуаров, огромных и черных, как даймоны ночи. Бока коней лоснились в свете фонарей, цокот копыт гулко отдавался в арках, где изредка мелькали подозрительные силуэты. Вроде бы Краснорукий и обезврежен, но Нивельхейму до сих пор в каждой тени мерещился убийца. Джаб посмотрел на Ларкина. Вот кому плевать на все страхи – знай только, понукает Раша, а в глазах светится охотничий азарт, как у лайки, загнавшей в овраг медведя – не терпится Змею услышать признание барона.

Гвардейцы на воротах отсалютовали алебардами. Генри соскочил с коня первым и небрежно бросил поводья подбежавшему конюху. От стены донёсся стук, посыпалась мраморная крошка. Джаб задрал голову. Серую глыбу освещали гирлянды фонарей, на лесах стояло несколько слуг, а у самого верха огромной статуи работал молотком и зубилом король Родрик собственной персоной.

– Чего это ему не спится? – тихо спросил Нивельхейм.

– Вдохновение, – ответил Ларкин.

Они прошли длинным коридором до окованной медью двери. В подземельях дворца, как и в казематах Дома Закона, Джаб не бывал ни разу, но всё когда-то происходит впервые. Поговаривали, что холм под королевской резиденцией изрыт ходами наподобие головки далузского сыра, катакомбы тянутся далеко за стены города и через них можно попасть в любое место Таггарда. Именно благодаря подземным коридорам в прежние времена уцелело несколько венценосных особ, но большинство простых людей ждала здесь другая участь – пристальное внимание пыточных дел мастера. Нынешнего звали Папаша Вислоу.

В комнате ярко пылал очаг, из огня торчали металлические рукоятки. Каменный пол шел под наклоном к центру, где чернело забранное решеткой отверстие. Оттуда тянуло холодом, плесенью и, как показалось Нивельхейму, что-то булькало. У левой стены стояли жутковатого вида приспособления, у правой сидели Монкар и трое гвардейцев. Ларкин пошел к вскочившему лейтенанту, а Джаб остановился на пороге, разглядывая королевского дознавателя.

Папаша Вислоу напоминал краба. Он горбился, двигался боком, его толстые руки постоянно пребывали в движении: любовно перебирали разложенные на столах инструменты, вытаскивали из огня раскаленные пруты или просто почесывали волосатую грудь. Одеждой толстяку служил кожаный, засаленный фартук в бурых пятнах, такие же штаны и грубые сапоги на толстой подошве. Голый череп со складками кожи лоснился от пота, губы обрамляли вислые усы с подпалинами на концах, один глаз постоянно щурился, а второй, напротив, был настолько выпучен, что казалось чудом, как он еще не выпадает из глазницы. Выгнутый на дыбе Гроуверк с ужасом следил за мучителем и вздрагивал всякий раз, когда тот брал в руки очередной нож или щипцы и со значением смотрел на пленника. Джаб поежился. Лишь только увидев хозяина подземелий, сразу пропадало желание юлить и отмалчиваться, а уж обстановка пыточной настраивала на максимально правдивую беседу.

Тем временем Генри выслушал лейтенанта и подошел к барону. Тот замычал сквозь кляп, безуспешно пытаясь освободиться от стягивающих руки веревок. Змей подал знак, Папаша Вислоу уменьшил натяжение и освободил Гроуверку рот. Барон закашлялся.

– Ларкин, даймон тебя задери! Что ты творишь?! Я дворянин и требую честного суда! В чем меня обвиняют?!

– Фи, барон. Мне передали, что вы хотите сделать признание, а пока я слышу только вопли оскорбленного достоинства. Дайте ему воды… Достаточно, иначе захлебнется.

– Я требую справедливости!

– Хорошо, милейший, я отвечу на ваши вопросы, но в надежде, что вы ответите на мои. Первое. Творю я, сказать по правде, что хочу. Если вы не в курсе, у Королевской гвардии прав побольше, чем у стражи, Суда и Трибунала вместе взятых. Есть какие-то возражения? Рекомендую высказать их лично его величеству. Второе. Обвиняют вас, если еще не поняли, в организации и осуществлении покушения на лейтенанта Железных Тигров, а также в поддержании связей с Гильдией Красноруких, что само по себе уже карается смертью. Такие вот у нас законы, не нравится – опять-таки это не ко мне, а к нашему королю. Он почему-то очень не любит наемных убийц и их приспешников.

– Вы ничего не докажете, – буркнул барон.

– А я и не буду, – отрезал Змей. – Мне нужно знать, почему вы хотели убить виконта Нивельхейма, и я это скоро услышу. Не так ли, милейший?

Джаб знал, что когда Ларкин злится, он становится предельно вежлив. Если собеседник правильно и вовремя оценивал подобную вежливость и сдавал назад, дело обычно заканчивалось миром, Генри мог до определенного момента обуздать себя; если же нет – несчастный терял передние зубы, сознание, а зачастую и жизнь. Что-то такое почувствовал и Гроуверк. Он зыркнул на Вислоу, который опирался на рычаг и ждал команды капитана, посмотрел на застывших у стены гвардейцев, готовых по первому приказу того же капитана изрубить его на куски, обвел мутным взглядом пыточную и сплюнул красноватой слюной под ноги Змею.

– Твоя взяла, Ларкин. Я расскажу всё.

Генри кивнул с таким видом, словно и не сомневался в ответе. Он подал знак Папаше. Тот крутанул барабан, заскрипели шестерни, и пленник обмяк на дыбе. Гвардейцы усадили его на стул. Выпученный глаз пыточных дел мастера буравил Гроуверку затылок, точно надеялся пробить череп и заглянуть внутрь. Огромные лапища поигрывали внушительными щипцами, предназначенными, по всей видимости, для вырывания ногтей инистым великанам, не меньше. Хвала Троице, что я нахожусь здесь по доброй воле, подумал Джаб. Лучше сразиться с парочкой Красноруких, чем оказаться в руках Папаши Вислоу. В сливном отверстии вновь что-то забулькало, по комнате разнесся запах тухлых яиц. Гроуверк прокашлялся и сказал:

– Никогда не думал, что могу оказаться на месте своих коров.

– Ну, вас же не забили, – заметил Ларкин. – А уж до разделки, надеюсь, дело и вовсе не дойдет.

Барон покосился на обтянутое фартуком пузо, позвякивающие щипцы и содрогнулся.

– Я тоже на это очень надеюсь. Не считайте меня трусом, граф, просто я знаю, что можно сотворить с помощью всех этих милых приспособлений, мясо разделывал часто. Гм, считаю, что лучше сделать признание сейчас, когда у меня еще две руки, две ноги и на месте все пальцы, чем всё равно сознаться потом, но уже превращенным в окорок.

– Мне всегда нравились благоразумные люди, – сказал Генри. – Даю слово, что никто не будет вас мучить, если вы расскажете правду. Так чем же вам не угодил мой друг?

Гроуверк поднял голову и посмотрел в глаза Нивельхейму. Во взгляде барона не было ни злобы, ни ненависти, а лишь безграничная усталость старого и больного человека, и еще, пожалуй, облегчение. Конечно, когда тебя снимут с дыбы, и темница озарится светом, подумал Джаб, но оказалось, что пленник радуется совсем по другому поводу.

– Я не желал вам смерти и рад, что вы остались живы.

– Серьезно? – спросил Джаб. – Но ведь именно вы были тем возницей в капюшоне?

– Да. Но поверьте, меня просто использовали, – зачастил Гроуверк, поглядывая на придвинувшегося Вислоу. – Тот юноша, которого пристрелил ваш человек, действительно мой родственник. Племянник. Я не видел его уже много зим, а тут он заявляется и говорит, что его отца – моего брата – убил в поединке один молодой дворянин. Причем сделал это каким-то нечестным способом. Я, конечно, начал расспрашивать, а он только и твердил, что должен отомстить. Собаке – собачью смерть, так он сказал. Младший брат давно в Форволке с семьей жил, и я, хоть и рассорились тогда с ним, помнил его и любил. Честно. Потому и решил помочь Смурглу, поверил ему. Оказалось – зря. После этого неудачного покушения я сообразил, что вы, виконт, никак не могли Руика порешить. Попросил купца знакомого, он по кошу весточку в Форволк передал, так ему ответили, что брат мой жив и здоров, а вот сына своего, первенца, схоронил еще десять зим назад. Представляете?

– Нет, – обронил Ларкин. – Но вы продолжайте, занимательная история получается.

– Куда уж занимательнее! – воскликнул Гроуверк и тут же сник под взглядом выпученного глаза Папаши. – Я Смургла гнать хотел, а он мне кулак под нос. Красный! Да еще и ножичком так поигрывает, что сразу ясно – пришьет в любой момент. Сказал, что поживет у меня немного, а я пускай его оруженосцем представляю везде. Сами знаете, какая слава у Красноруких, а тут еще у меня половина коров от чего-то издохла, убытки огромные, а этот паршивец аж десять руалов мне дал за хлопоты. Не смог отказать я ему.

– А я-то гадал, откуда у мясника столько золотых? – сказал Ларкин. – Уже сам подумывал скотобойню открывать.