Иван Кудинов - Переворот

• Название: Переворот
• Автор: Иван Кудинов
• Издательство: Издательство «Современник»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5 – 270 – 00729 – 0

Историко-революционный роман барнаульского прозаика Ивана Кудинова «Переворот» посвящен первым годам революции и гражданской войны в Сибири. Автор рассказывает, как непросто проходило становление Советской власти на Алтае, как использовали политические авантюристы всех мастей идею Алтайской автономии, натравливая коренное население на большевиков, как разжигали белогвардейцы национальную рознь, прикрываясь именем честного, уважаемого всеми художника Гуркина, ставшего во главе Каракорум-Алтайского округа… Многие страницы истории, нашедшие отражение в романе, малоизвестны широкому читателю.

---

А за окнами вагона — чудесная забайкальская зима. Леса и горы окутаны дымкой. Падает снег. И такой безмятежностью, таким покоем веет от этих гор и лесов, от этих бесконечных снежных равнин и маленьких деревенек, утонувших в снегах, что временами Катанаеву неправдоподобными кажутся и вежливо-невозмутимые японские офицеры со своими услужливо-молчаливыми денщиками, и этот поезд, несущийся неизвестно куда и зачем… Трудно поверить, что где-то и кто-то может враждовать и убивать друг друга — война кажется бессмысленной и противоестественной в этом прекрасном и бесконечном мире.

Однако мысль о предстоящей встрече с атаманом Семеновым возвращает генерала к реальности — и он уже совсем иначе воспринимает присутствие японцев, приставленных к комиссии, должно быть, с целью скорейшего (и главное, как нетрудно догадаться, соответствующего интересам японцев) улаживания конфликта. Но как они это себе представляют, генералу неведомо. Он и сам не знает, как удастся ему и удастся ли вообще уладить это сложное и весьма затянувшееся дело. Одно знает генерал: никто и ничто не сможет помешать его объективности.

Поезд пришел в Читу ночью. Но несмотря на поздний час, комиссию встречали полковник Окомура и представитель семеновской ставки подполковник Меди, что более всего удивило и обнадежило Катанаева. Обменялись рукопожатиями и вежливо-привычными в подобных случаях вопросами и ответами, общими и ничего не значащими.

— Атаман в Чите? — осведомился генерал.

— Да, — ответил подполковник Меди. — Но сегодня ночью он отбывает во Владивосток.

Полковник Окомура улыбчиво возразил:

— Нет, пет, Семенов никуда сегодня не едет. Генерал может не беспокоиться.

Меди смущенно крякнул и отвернулся. Подполковник ведал в штабе Семенова передвижением войск, что касается «передвижения» самого атамана — тут более осведомленными, как понял генерал, были японцы. Окомура с тою же слащаво-этикетной улыбкой сообщил, что генерал Оаба просит Катанаева и других членов комиссии пожаловать к ужину. Катанаев несколько растерялся и озадачился:

— Не слишком ли поздний час для ужина? Передайте генералу Оаба нашу признательность. Но…

— Генерал Оаба ждет вас, — настаивал Окомура. — Генерал Оаба рад приветствовать ваше превосходительство в любой час.

Ничего не поделаешь — гостеприимство. Катанаев и члены следственной комиссии, наскоро приведя себя в надлежащий порядок, отправились на прием к японскому генералу — как говорится, с корабля и на бал.

Ставка генерала Оаба обосновалась в лучшем здании Читы, в бывшем Второвском пассаже. Здесь же размещался штаб дивизии, квартиры штабных офицеров, канцелярия, телеграф, лазарет, музыкальная команда, потребительская лавка…

Гостей встречал сам хозяин, человек лет пятидесяти, невысокий (но русским меркам), с проседью на висках. Держался генерал Оаба корректно, просто, но с достоинством. И первое, что бросилось в глаза и не то чтобы шокировало, но несколько удивило Катанаева — это орден св. Владимира 3-й степени, висевший на груди японского генерала. «За какие же такие заслуги перед Россией получил он эту награду?» — подумал Катанаев.

Кроме русских гостей, на ужине были начальник штаба дивизии полковник Окомура, начальник японской военной миссии Куросава, знакомый уже капитан Хори, несколько казачьих и японских офицеров, судя по всему, из контрразведки, переводчик… Хотя генерал Оаба и без переводчика мог обойтись: по-русски он говорил чисто, владел французским, немецким…

— Европу я знаю хорошо, — похвастался генерал, обращаясь главным образом к Катанаеву. — Бывал не раз во Франции, в Англии… теперь вот в России нахожусь, — улыбнулся. — И я, признаться, всегда был сторонником дружбы и тесного сотрудничества между нашими странами. Надеюсь в вашем лице, генерал, найти надежного партнера.

Катанаев сдержанно отвечал:

— Дружба между соседними странами — всегда во благо народов этих стран, если, разумеется, зиждется она на равных началах.

— Да, да, это несомненно, — покивал согласно Оаба и широким жестом пригласил гостей к столу.

Большая гостиная, с наглухо задрапированными окнами, была хорошо освещена. Тяжелые бронзовые канделябры с электрическими лампочками создавали какой-то особый, интимный уют. Пахло глициниями, которые, как заметил Катанаев, стояли во всех углах, иные поднимались до самого потолка. Были тут и другие восточные растения, загадочно-зеленые, крупнолистные, источающие изысканно-тонкий, волнующий аромат…

Стол был сервирован продуманно: с соблюдением японского этикета и в то же время с учетом европейских навыков и вкусов, дабы гости чувствовали себя, как дома, но и не забывали, где находятся… Подле каждого гостя стояло несколько разнокалиберных бокалов с различными винами. Но для начала выпили сакэ, закусив жареными каштанами. И генерал Оаба, повернувшись к рядом сидевшему Катанаеву, возобновил разговор:

— Сотрудничество между нашими странами, генерал, я надеюсь, будет и дальше развиваться… Поэтому лично меня очень беспокоит и печалит разлад между такими патриотами России, как адмирал Колчак и атаман Семенов. Полагаю, что это… как это у вас говорится, — улыбнулся, — чистейшей воды недоразумение. А вы, генерал, как относитесь к этому конфликту?

— Мне пока рано судить об этом, тем более делать какие-либо выводы, — ответил Катаев. — Для того и создана комиссия, чтобы объективно и во всех деталях разобраться в этом деле.

Оаба задумчиво покивал, наверное, прикидывая что-то в уме, и озабоченно проговорил:

— Надо положить конец этому недоразумению. И я готов со своей стороны всячески содействовать. Сейчас не до личных счетов. И это, поверьте, не в интересах России. Разве не так? — глянул на Катанаева. И тут же задал другой вопрос: — Вы, наверное, удивляетесь, генерал, что при всей неравнозначности этих лиц мы ставим их… на одну доску?

— Удивляюсь, — признался Катанаев. — Слишком несоразмерные фигуры…

— Скажите, генерал, — перебил Оаба, — вы в шахматы играете? В таком случае вам, надеюсь, известно, что иная пешка при благоприятных обстоятельствах может сама стать фигурой… Ай, Моська, знать, она сильна, коль лает на Слона! — засмеялся вдруг. — Кажется, так сказал ваш великий баснописец?

— Что вы этим хотите сказать?

— Вот видите, генерал, — воскликнул Оаба, — а утверждали, что нет у вас к этому конфликту своего отношения! Есть, оказывается. — Он построжел и нахмурился. — Что касается двух этих сторон, Колчака с одной и Семенова с другой, поверьте, мы ясно себе представляем их неравнозначность сегодня, но мы смотрим и в будущее. И потом… не забывайте, генерал, о том, что есть еще и третья сторона — большевики. Вот против них и надо бороться сообща, а не распылять свои силы.

Катанаев вспомнил, как несколько дней назад эту же мысль настойчиво внушал ему английский генерал Нокс, буквально теми же словами говорил о конфликте «двух патриотов России» и о своей готовности поскорее уладить этот конфликт.

— Время покажет, — уклончиво сказал Катанаев. — Будем надеяться, что все уладится…

Оаба встал и предложил выпить за дружбу и процветание двух великих держав. Потом он показывал гостям новогодние подарки: рисовая солома с разноцветными бумажными лентами, висевшими на стене, символизировала богатый урожай, благополучие.

— Япония — страна символов, — говорил Оаба, дружески трогая Катанаева за локоть. — А новогодний праздник я очень люблю. Насколько я знаю, в России к нему тоже по-особому относятся.

— Да, — кивнул Катанаев. — Встречая новый год, всегда ждешь чего-то лучшего, надеешься на перемены…

Оаба улыбнулся.

— Что ж, генерал, будем надеяться, что 1919-й принесет нам немало добрых перемен!

— Будем надеяться.

— А теперь, господа, как это по-русски… выпьем на посошок, — жестом гостеприимного хозяина пригласил всех к столу. Выпили стоя. И начали прощаться. Оаба извинялся за скромное угощенье. Придерживая Катанаева за локоть, говорил, слегка щурясь и продолжая улыбаться.

— Надеюсь, генерал, мы еще встретимся? Мне было приятно с вами познакомиться. Прошу завтра к семи вечера пожаловать на официальный ужин в общественное собрание. Уверяю вас, там будет гораздо веселее. Будет музыка, дамы…

— Благодарю. Что касается дам, — усмехнулся Катанаев, — в моем возрасте этот вопрос далеко не главный…

— О-о! — шутливо погрозил пальцем Оаба. — Я с вами не согласен. Как это у вас? Любви все возрасты покорны! — И пожимая руку на прощанье, не переставая улыбаться, тихонько, доверительно спросил: — Скажите, генерал, вы не станете возражать, если на ужине будет присутствовать атаман Семенов?

Катанаев пожал плечами.

— Очень хорошо, очень!.. — закивал Оаба. — До завтра, генерал!