Иван Кудинов - Переворот

• Название: Переворот
• Автор: Иван Кудинов
• Издательство: Издательство «Современник»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5 – 270 – 00729 – 0

Историко-революционный роман барнаульского прозаика Ивана Кудинова «Переворот» посвящен первым годам революции и гражданской войны в Сибири. Автор рассказывает, как непросто проходило становление Советской власти на Алтае, как использовали политические авантюристы всех мастей идею Алтайской автономии, натравливая коренное население на большевиков, как разжигали белогвардейцы национальную рознь, прикрываясь именем честного, уважаемого всеми художника Гуркина, ставшего во главе Каракорум-Алтайского округа… Многие страницы истории, нашедшие отражение в романе, малоизвестны широкому читателю.

---

Прошли еще сутки. Ни подкрепления, ни самого командующего. В довершение ко всему — кончились продукты. Решено было послать «продотряд» — группу бойцов из трех человек — в ближние деревни для реквизиции провианта. Группа ушла — и как в воду канула. Так и осталось загадкой — погибли бойцы или дезертировали?…

Наконец, к исходу третьего дня, когда напряжение достигло предела, прибыл состав во главе с командующим. Задержку свою Иванов объяснил просто: штаб разрабатывал план наступления. Как выяснилось потом, никакого плана не было.

А чехословаки, словно и ждали только этого момента, повели плотный, массированный артиллерийский огонь. И левый берег Чумыша взбугрился воронками… Отряды Долгих и Огородникова, принявшие на себя основной удар, вынуждены были отходить.

Вскоре положение еще больше усугубилось. Разведка донесла, что на пятой версте по направлению к Алтайской изорван железнодорожный путь. Вот это была полнейшая неожиданность. Выходит, противник не случайно маскировал свои действия внешней пассивностью — и теперь отряды бийчан и барнаульцев оказались как бы в клещах. Надо было немедленно выходить из этой ловушки. Но тут произошло такое, что не в переносном, а в буквальном смысле — удар в спину. Милицейский отряд, прибывший с эшелоном командующего и больше, чем наполовину, как на подбор, состоявший из бывших офицеров, в самый решающий момент повернул оружие против своих… Плетнев со своими конниками хотел смять перебежчиков, но был встречен заградительным огнем с противоположного берега и, понеся потери, вынужден отступить.

Хватились командующего — а его и след простыл.

Оказалось, поезд его успел проскочить еще по исправному пути и, судя по всему, находился теперь где-нибудь между Озерками и Повалихой…

Наступила ночь. Долгих и Огородников решили двигаться сомкнутой цепью, чтобы не растерять в темноте людей. Однако вскоре пошли места болотистые, лесистые — и волей-неволей цепь то и дело рвалась, люди отставали… Пришлось остановиться и ждать рассвета. А когда рассвело, увидели прямо перед собой разъезд, платформы на нем, какие-то вагоны… Пока судили-рядили, как быть, оттуда заметили и открыли стрельбу. Решили атаковать засевших на разъезде — и попали под такой жестокий и яростный пулеметный огонь, что непонятным было, как удалось проскочить открытое поле, ворваться на разъезд с двух сторон и смять, уничтожить немногочисленный, как оказалось, дозорный отряд. Забрали трофеи — два пулемета, еще горячие после боя, винтовки, патроны… Но было не до трофеев. Подсчитали свои потери и ужаснулись: убитых и раненых не один десяток… Стоило ли ввязываться в этот бой? Не разумнее ли было бы после перестрелки углубиться в лес — и уйти, сохранив людей и не усложнив дальнейшего продвижения? Теперь же вся надежда на то, что из Алтайской навстречу им будет послан поезд. Иначе раненых не вынести и не спасти. Отправили на всякий случай вперед конную разведку. Вскоре разведчики вернулись и доложили, что все мосты на ближайших железнодорожных перегонах сожжены.

Посовещались, посоветовались и решили раненых оставить в ближайших деревнях. Другого выхода не было. И двинулись дальше вдоль железной дороги, поражаясь увиденному: мосты были уничтожены на всем пути от Озерок до станции Алтайской, куда поздно вечером, пройдя без малого шестьдесят верст, прибыли усталые, измотанные переходом, голодные красногвардейцы. Здесь готовились к обороне. Станция была объявлена на военном положении. Штаб возглавил Казаков. Он уже знал о неудаче тальменской операции, знал и о бегстве командующего. Выслушав Долгих и Огородникова, Казаков нахмурился и сказал:

— Мерзавцем этот Иванов оказался. Его надо было арестовать еще тогда… после первого случая.

— Его расстрелять мало! — возмущенно прибавил Долгих.[4]

Узловая станция Алтайская оказалась и узловым моментом стремительно развивающихся событий восемнадцатого года, когда решалась судьба Советской власти на Алтае; отсюда, с Алтайской, чехословаки, если их здесь не остановить, двинутся по железной дороге в двух направлениях — по западной ветке на Барнаул и южной — на Бийск. Так и случилось. Остановить чехов не удалось.

А еще через несколько дней начальник штаба обороны Бийска Тимофей Бачурин отдал приказ: город оставить, отрядам отходить.

— Куда отходить? — спрашивали его.

— Куда угодно: в горы, в тайгу… Важно сберечь людей и сохранить силы для будущих боев.

— А город? А Советская власть?

— Сегодня у нас нет достаточных сил для защиты города. Но временное отступление — это еще не падение Советской власти, — ответил Бачурин. — Завтра, когда эти силы появятся, разговор будет другой…

— Откуда ж эти силы появятся? — высказал кто-то сомнение.

— Появятся, если мы с вами не будем сидеть сложа руки, — поддержал Бачурина Двойных. — Народ еще не сказал своего последнего слова.

— Какой народ?

— Сибирский народ, крестьянский. Вот когда он возьмет в руки оружие и скажет свое слово…

— А если не возьмет?

— Возьмет. Если мы, большевики и революционеры, не будем сидеть сложа руки. Так что вся борьба впереди. А пока все… все, товарищи! — голос его дрогнул. — Большевистская организация Бийска временно объявляется на нелегальном положении.

Ночью, под покровом темноты, остатки красногвардейских частей оставили город.

А утром, чуть свет, ударили колокола. И мгновенно по городу разнеслась новость: «Советская власть пала. Большевики во главе с Захаром Двойных, прихватив совдеповскую казну, скрылись в неизвестном направлении».

Во всех церквах отслужили литургию. А в полдень на Соборной площади состоялось торжественное молебствие, на котором епископ Иннокентий обратился к «освободителям» со словами приветствия, благодарности и напутствия: «Се даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью! И поддержка вам будет от господа бога и от его посланников на земле…»

Замелькали на улицах в толпе, темно-синие бриджи чехословацких легионеров. Распахнулись двери городских забегаловок и ресторанов. Все, казалось, возвращается на круги своя.

Потом еще одна новость просочилась: руководителям совдепа скрыться не удалось. Двойных, Михайлов, Бачурин и другие арестованы и скоро предстанут перед судом…

«Переворот!» — кричали с первой страницы вновь объявившейся газеты «Алтай» аршинные буквы. И редактор этой газеты некто Орнатский, взъерошенный и потный от волнения и восторга, ходил по кабинету, заложив за спину руки, и торопливо, слегка нараспев, диктовал машинистке передовую статью в очередной номер: «Граждане города Бийска! Вы свободны. Не отдавайте Сибирь большевикам! «Да здравствует Учредительное собрание!».

Вечером того уже дня собралась городская дума.

Огородников повел остатки отряда в сторону Березовки. Но в последний момент засомневался и решил обойти деревню стороной, чтобы не наскочить на засаду каракорумцев. Свернули на проселок. Трава зашумела под ногами. Пахнуло свежестью близкой реки…

— Что-то не пойму я тебя, — сказал Пашка, колюче поглядывая на брата. — С каких это пор ты стал избегать встреч с Кайгородовым?

— Пеший конному не товарищ, — ответил Степан. — Арифметика простая. Сколько у тебя патронов?

— Три.

— Вот видишь — три. А у других и того меньше. На каком же языке собираешься ты разговаривать с Кайгородовым?

Пашка махнул рукой и отвернулся. Митяй Сивуха тронул его за руку:

— Погодь, Павло, погодь чуток, мы ишшо это… спроворим свиданку с Кайгородом.

— Да ладно, дядька Митяй, чего там… — мотнул головой Пашка. — Разве я не понимаю.

— Ну дак и я говорю: понимаешь. А то как же ж без понимания, — щурился Митяй, поглядывая весело, и в глазах его, узковатых и чуть раскосых, уже копилась, копилась голубизна — первый признак того, что душа Митяя обретает спокойствие, равновесие и настраивается на песню. Он глубоко вздохнул, набирая полную грудь воздуха, но запел негромко, вполголоса, как бы с оглядкой:

Шли, брели да два гнеды тура…

Огородников хотел оборвать его, но передумал и шел, прислушиваясь, удивляясь: и откуда у него эта песня?

Белоногие да златорогие,
Они шли, брели на Киян-остров…

Был высокий июньский полдень. Отряд шел навстречу своей судьбе.

22

Ночью Татьяна Николаевна услышала осторожный и настойчивый стук в раму. Показалось, что за окном, в темноте, мелькнуло чье-то лицо. Пересиливая страх и минутную растерянность, она приблизилась, на цыпочках подошла к окну. Снаружи тотчас возникло и снова обозначилось за стеклом лицо. Татьяна Николаевна отшатнулась, прижалась щекой к косяку. Сердце стучало, подкатывая к горлу. И в это время с улицы донеслось: