Валентина Мухина-Петринская - Корабли Санди

• Название: Корабли Санди
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Издательство: ПРИВОЛЖСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
• Жанр: Детская проза
• Год: 1982
• ISBN: ИБ № 670

В книгу вошла дилогия «Корабли Санди» и «Утро. Ветер. Дороги». Поиски своего призвания, первые самостоятельные жизненные открытия, первое светлое чувство любви — таково основное содержание произведений писательницы.

---

А когда я рассказывал «Таинственный остров» Жюля Верна, ребята сделали большую карту Таинственного острова. Там и гранитный дворец, и мыс. Учителя приходили смотреть эту карту, и географ вздыхал, потому что на уроках ему ни разу так не сделали. И сами. Никто ведь их не заставлял. Это был сюрприз мне.

«Таинственный остров» многие читали, но тоже слушали и даже уверяли, будто у «Санди как-то интереснее».

Вообще эти два года прошли тихо. Дома у нас все работали, где и прежде. Папа уже был начальником цеха. В этом году он заканчивал судостроительный институт и ночами писал дипломную работу. Время от времени приходилось вызывать «скорую помощь»…

Иван Баблак стал отличным монтажником. Дедушка Саша очень им доволен. Баблак жил в общежитии. Ему сказали: как только женится, сразу дадут комнату. Но он пока не хочет жениться. Он вбил себе в голову, что хорошая девушка не пойдет за бывшего вора-рецидивиста, а на плохой он сам не хочет жениться. Иван часто бывает у Ермака и у дедушки. Когда Баблак поступил на вечернее отделение судостроительного института, дедушка предложил переехать к нему: мол, они с тетей Ксенией все равно решили сдавать одну комнату. Иван охотно перебрался. Ему надоело мотаться по общежитиям. Иван говорит, что инженеру скорей поверят, что он больше не будет воровать. И не посмеют «тыкать в глаза» прошлым. Такие, как бабушка, несомненно. Мама, например, смотрит глубже. Какая душа у человека. И это, по-моему, правильно.

Когда Рождественскому пришлось уйти на пенсию, он сначала сильно загрустил. Жена у него давно умерла, только и есть что Лялька. Но потом он взял себя в руки и решил для окончательного успокоения пройти пешком через горы одному ему известной тропой и спуститься к Священной роще. Что это за роща, Лялька не знала. Знала только, что в молодости Петр Константинович каждый год ездил туда с женой, Лялькиной матерью. У них двадцать лет не было детей. Потом родилась Лялька, а мать ее умерла, — так она ее никогда и не видела, только что на портрете. Я много раз смотрел на этот портрет. Просто необыкновенное какое-то лицо — хочется смотреть и смотреть. Я все старался понять, в чем его прелесть, и наконец разобрал: в выражении рта — нежном и грустном, а глаза правдивые и пылкие. Может, это только на портрете? А Лялька похожа на отца и скорее дурнушка, чем красивая. Разве что глаза материны.

Когда жена умерла, Петр Константинович больше не ездил в Священную рощу. Он так и не забыл свою жену и больше не женился, — сам воспитывал Ляльку. И вдруг собрался в эту самую рощу. Лялька просто в ужас пришла. Значит, ему настолько тяжело, что тяжелее все равно уже некуда…

Они собрались тогда вдвоем. Каждое лето старый географ ходил с учениками по туристским маршрутам. Иногда пешком с рюкзаком за плечами, чаще на боте «Орленок», который он сам с ребятами и смастерил. В нынешнем году другой учитель поехал с учениками на «Орленке».

И вот Лялька надумала собрать туристскую группу, чтобы отцу было не так одиноко, и пригласила меня, Ермака и Вовку.

— Ату можно взять? — спросил я Ляльку.

— Ату никак нельзя! — не задумываясь, отрезала Ляля. Но Петр Константинович разрешил. Гришка, узнав, что мы собираемся в маршрут, сам напросился (его-то мама очень довольна!), а Ивана Баблака предложил пригласить Ермак, так как у Ивана как раз отпуск и он не знает, где его провести.

Так мы отправились, восемь таких разных, в путь, к неведомой Священной роще, где был когда-то счастлив наш Петр Константинович. Продуктами ведал Иван Баблак, он же и нес на себе втрое больше, чем каждый из нас. Деньги на питание мы собрали в складчину, кто сколько мог. Вечером разбивали палатку, готовили ужин — здесь хозяйничала Лялька, а мы только все бегали по ее поручениям да собирали топливо.

Никогда я не думал, что так вкусна полевая каша, так крепко спится на берегу под плеск волн, так славно разговаривать после чая у костра, когда уже слипаются глаза, но жаль прервать интересную беседу. Вовка взял с собой транзистор, и мы прослушивали последние известия и какой-нибудь хороший концерт. Вовка хотел, чтобы радио все время «горланило», но Петр Константинович категорически запретил, и Вовка злился: выходит, он напрасно таскал транзистор. Вовка не раз спорил из-за этого с Петром Константиновичем.

— Почему нельзя? — хмуро осведомлялся Вовка и даже начинал косить.

Когда он разозлится, у него один глаз — на запад, другой — на восток. А вообще мальчишка как мальчишка. Веснушек, пожалуй, слишком много, не только на носу и щеках, но даже на руках.

— Не мешай слушать шум моря, — спокойно пояснял Рождественский.

— А чего его слушать? Ну, море, ну, шумит? А тут как раз концерт передают… эстрадный!

— Современный человек все дальше отходит от природы, — огорченно говорил Петр Константинович. — У многих даже потребности нет в общении с природой. Отдыхать едут туда, где огромные скопления людей, шум, пыль, теснота, дикая музыка…

— Вы старый и не любите музыку, — брякнул Вовка, — а молодежь даже не может без радио.

— Я люблю музыку, особенно Чайковского и Грига. Люблю и современных композиторов: Прокофьева, позднего Шостаковича, Соловьева-Седого. Зимой с удовольствием посещаю концерты и оперу. То, что слушает современная молодежь, трудно назвать музыкой — какофония какая-то. Да они ее и не слушают. Просто нужен шум — беспрерывный, въедливый. Как-то я был проездом в Сочи и наблюдал, как некоторые молодые люди проводят на берегу моря свой отпуск. На пляже ступить негде от распаренных, обожженных солнцем тел. Кто играет в карты, кто загорает, и радио, радио на полную громкость… Неужели им не хочется послушать голоса леса, моря? Голоса земли? Ведь они забыли, как поют птицы (или даже не знают — нынешнее поколение), как шелестят листья на ветру, как поскрипывают ветви деревьев, когда ветер усиливается. Как по-разному шумят волны — днем или ночью, в пасмурную или солнечную погоду. Как совсем особенно звучит в горах эхо… Да они не отличат скворца от жаворонка. Они соловья-то никогда не слышали! Потому что и в соловьиную рощу явились бы со своим радио. Им джаз-банд приятнее. Вот почему я старался всю жизнь, чтоб мои ученики знали и любили природу. Я вел их по нехоженым тропам.

Петр Константинович крякнул и замолк. Лицо его омрачилось. Должно быть, вспомнил, что нет у него больше учеников. Мы с Ермаком переглянулись, как всегда понимая друг друга и переживая одно: здорово мы сочувствовали нашему директору!

— Интересно, где сейчас отец? — вспомнил по какой-то ассоциации Ермак. Может, посмотрел на задумавшуюся Ляльку и подумал: вот какой у нее отец!

Он часто вспоминал отца. Станислав Львович так и не написал письмо. Наверно, и не знал, что жена его умерла.

Костер уж гаснул. Сухие ветки, набранные засветло, кончались. Серебряная дорожка от луны, через все море, вела прямо к нам. «Бегущая по волнам», наверно, любила гулять по такой дорожке. Я посмотрел на Ату. Странная она была девочка… Она всегда говорила что-нибудь неожиданное. Поступала не похоже на себя, не так совсем, как от нее ожидали.

И теперь, не сказав никому ни слова, она медленно прошла к берегу, сбросила платье и поплыла прямо по серебряной дорожке.

— Не заплывай далеко! — крикнул озабоченно Петр Константинович.

Ата не ответила. Она всегда заплывала далеко. Не боясь утонуть. Держалась на воде легко, как дельфинчик.

— Кривляка! — прошептала Лялька. Отец услышал и строго ее одернул.

Почему Лялька так невзлюбила Ату? Как можно ее не любить?

Глубокая ночь на пустынном прибрежье. Все уснули, только мне что-то не спится. Петр Константинович, девочки и Вовка, у которого стреляло в ухе, спят в палатке. Остальные прямо на берегу. Отгребли искрящуюся золу от костра, застелили горячий песок старым одеялом, под головой рюкзак и спим вповалку. Два одеяла на четверых хватает. До утра лежишь, как на печке. «Пригревает добре», как говорит Иван.

Ночью море шумит сильнее. Многотонной тяжестью обрушиваются волны на берег, скрежещет галька — волны то волокут ее на берег, то оттесняют обратно. Сизифов труд. Пахнет морем и еще чем-то чистым, тонким — ночью ветер с гор. Горы заросли лесом.

До чего хорошо! Только уж очень ярко светит луна — не могу спать при свете. Утром еле добудятся. Я такой сонный, что не могу разомкнуть глаз. Ребята смеются, они уже полчаса как встали.

— Ты окунись! — советует Петр Константинович.

С разбегу бросаюсь в море. Ох, какая холодная вода! Но сна как не бывало. Короткий завтрак — и снова в путь. Сегодня перевал через горный хребет.

Ветер с моря шумит нам навстречу, С неба сыплется звездная пыль…

Глава четырнадцатая СВЯЩЕННАЯ РОЩА

В заповедную рощу мы пришли затемно, очень усталые, и, наскоро поужинав кое-чем, сразу улеглись спать. Утром, когда еще все спали, меня разбудила Ата: