Валентина Мухина- Петринская - Океан и кораблик

• Название: Океан и кораблик
• Автор: Валентина Мухина- Петринская
• Издательство: Приволжское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987
• ISBN: 4702010200-014 153(03)-87 84 Р7

В книгу вошли повести «Путешествие вокруг вулкана», «Океан и кораблик» и романы «Плато доктора Черкасова», «Встреча с неведомым», объединенные темой освоения Севера. Многие города и поселки придуманы автором, но реальны судьбы героев, испытания, которыми встречает их суровый северный край.

---

Кто-то еще вышел им помочь. Они закрепили морскими узлами пеньковые тросы и сразу исчезли, мокрые с ног до головы.

Пристегнув страховочный пояс к лееру — то же сделал, к моему удивлению, и Харитон, — я было подняла анемометр, и кабы не Харитон, прибор вырвался б из моих рук. Ветер внезапно и резко усилился. Харитон деловито проверил, правильно ли пристегнут у меня пояс и в порядке ли страховочная цепь.

Установив термометры, мы по леерам же добрались до датчиков скорости и направления ветра.

Остальные ученые сидели в лабораториях — какие уж тут станции! От их датчиков и приемников тянулись по мокрой палубе провода дистанционного управления в лаборатории, где у каждого были свои столы с приборами.

Я споткнулась о провод, ветер бил и валил с ног, но крепкая рука боцмана удержала меня. Затем я неудачно повернулась лицом к ветру и захлебнулась: ветер был плотнее воды. Такое ощущение, будто я тонула. Какое-то время, видимо невероятно растянувшиеся секунды, я претерпела все муки утопающего. Уцепилась за Харитона, как цепляются все тонущие — в невероятном страхе.

Он что-то крикнул, успокаивая, обнял меня и вдруг, крепко прижав к себе, поцеловал прямо на глазах у капитана и начальника экспедиции, которые с беспокойством наблюдали за нами из штурманской рубки.

Ветер в этот час «пел», как какой-то жуткий хор — высоко, однообразно и страшно. Я с детства не могла слышать завывания ветра — нападала тоска, а это даже не походило на ветер — словно бы пел хор приговоренных к смерти… Никогда мне не было так страшно за все мои девятнадцать лет. А Иннокентий- был так далеко — за стеклом, как в том сне, где он был седой и между нами — неразбиваемое стекло.

Сама не понимаю, почему я так испугалась. Но едва я ощутила обветренные, солоноватые губы Харитона, его крепкие руки, надежно обхватившие меня, как страх отступил. Я вдруг подумала, что рядом с этим человеком можно ничего не бояться. И впервые поняла выражение: за ним как за каменной стеной.

Под защитой Харитона я сняла с приборов все показания, провела наблюдение до конца.

Только мы спустились по трапу с палубы, капитан дал команду задраить все иллюминаторы и выходные двери на штормзаглушки и проверить крепления.

Когда я, уже переодевшись в сухое, поднялась по внутреннему трапу в штурманскую рубку и положила перед капитаном метеорологическую сводку, начальник экспедиции уставился на меня, как на чудо: словно перед ними появился летучий голландец. Он был явно шокирован моим поведением — ведь они своими глазами видели, что боцман целовал меня. А то, что меня в тот момент охватил мистический ужас перед океаном, он же не мог знать. Оправдываться я не люблю. Иннокентий должен был меня знать. Поэтому, насупившись, я прочла им вслух сводку:

— «Ветер — норд-вест. Скорость — 30 метров в секунду. Давление — 746. Высота волны 8–9 метров…» Пойду в радиорубку…

— Нет. В эфир передаст Козырев. Отдыхай.

Это сказал капитан. Иннокентий не смотрел на меня. Может быть, думал сейчас, что я такая же, как Лариса, ничуть не лучше.

— Убавить обороты двигателя до… — командовал капитан.

Над океаном спускается преждевременная ночь, приборы светятся ярче, экран радара стал белым от плотных дождевых туч. Я вгляделась в стекло. Харитон и Миша Нестеров запускали зонд.

Миша, едва удерживаясь на ногах, под напором все усиливающегося ветра развертывал полотно. Харитон помог ему накрыть зонд полотном — для сохранности. Харитон проверил у Миши страховочную цепь, подбадривая, потрепал его по плечу, и они стали пробираться на левый борт к радиолокационному аппарату «Метеорит».

Я видела, как их накрыла с головой огромная волна и потащила за собой в океан, но Харитон удержался, вцепившись в штормовой леер, и удержал Мишу, который обеими руками держал зонд. Харитон, нагнувшись, отвернул крепления, и прибор ожил. Зонд с датчиком рванулся вверх, в туман, темноту, ливень, и головка «Метеорита» начала вращаться, передавая сигналы исчезнувшего зонда.

— Иди в лабораторию, — сухо сказал Иннокентий. Он тоже наблюдал за ними, через мое плечо. Я ушла, ничего не сказав.

Ну и ну! Надо же такому случиться. Сколько раз мы сидели вдвоем с Харитоном за шлюпками, на ботдеке или в библиотеке, и никогда он не позволял себе ничего подобного. За все время нашего знакомства один раз поцеловал мне руку, и все.

И вот, в такую-то бурю, да еще на глазах капитана и Иннокентия, задумал целоваться. Но сердиться на него я почему-то не могла.

Да, это был шторм, и за несколько часов он прошел по шкале Бофорта все градации: сильный шторм, крепкий шторм, жестокий шторм, перейдя под утро в шторм ураганный. Продолжать работы на палубе было разрешено только метеорологам, но не мне… Наблюдения вели по очереди Миша Нестеров и Яша Протасов. Страховал каждого Харитон. Больше они никому не доверяли.

Сережа Козырев сидел почти безвыходно в радиорубке (куда меня тоже ночью не допускали). Пока никаких сигналов бедствия не давали. Машины работают четко, «Ассоль» мужественно держится против волны. Легли в дрейф, и нос на волну. Чуть в сторону — и «Ассоль» валится на борт, топя мачты в воде.

Океан озверел. Воистину Великий, но никак не Тихий. Все чаще обрушивает на корму страшные удары, так что судно содрогается всем телом. Кажется, что еще один-два таких удара — и хрупкая «Ассоль» переломится пополам. Но каким-то чудом «Ассоль» держится.

Ужин не запоздал. Был вкуснее обычного. Посерьезневшая Миэль расстелила на столы мокрые салфетки, чтоб чайники не скользили. Подняла предохранительные бортики, чтоб не билась посуда.

В этот вечер места в кают-компании пустовали. Под конец ужина нас осталось пятеро: капитан Ича, кок Настасья Акимовна, Иннокентий, дядя и я.

— Иди, Настенька, ляг! — озабоченно сказал Ича жене. Она заметно сдала последнее время: стала какая-то желтая, по лицу коричневые пятна. Но готовила она хорошо, команда была очень ею довольна. О Миэль она заботилась, как мать.

— Это со мной не от качки, — сказала она. — Хотелось посидеть с вами. Но, пожалуй, пойду. Постараюсь уснуть. Не провожай меня, дойду.

Она пожелала нам спокойной ночи. Ича все-таки пошел проводить жену.

— Настасью Акимовну надо будет переправить на материк, — сказал дядя Иннокентию. Тот кивнул головой.

Скоро вернулся Ича. Взглянул на часы и присел к столу.

— Посижу с вами немного и пойду пораньше, сменю Мартина. Сегодня тяжелая вахта. Неужели это Течение на всем протяжении сопровождается штормами? — сказал Ича раздумчиво.

— Ерунда! — пожал плечами Иннокентий. — Этого не может быть.

— Но наше первое знакомство с ним… еле уцелели тогда.

— А рассказы Яланова о промысловой шхуне «Зима»? И вот теперь…

— Совпадение. И затем — одно время года. Ты-то уж должен знать, капитан.

Ича, такой молчаливый всегда, в этот вечер разговорился. Рассказал о своем детстве. Он был родом из корякского округа, родился и вырос на побережье. Хорошо знал родную тетку Ренаты Тутавы корячку Ланге. С десяти лет Ича ходил с отцом и старшим братом на морского зверя. Уже в те годы появилась у него мечта о корабле…

Ича страстно хотел стать капитаном. После окончания десятилетки он поступил в Дальневосточный технический институт рыбной промышленности на судоводительский факультет. День, когда он прочел свое имя в списках принятых, был одним из самых счастливых дней его жизни.

Уходя, чтоб сменить Мартина, Ича вдруг произнес смущенно, стеснялся он высокопарных слов:

— Люблю я свою родину! Не променял бы ее ни на какой юг. Здесь начинается Россия… Здесь восходит солнце. Разве у нас на Камчатке не самые сильные, самые добрые, незаурядные люди? — И добавил уже в дверях: — Когда у нас с Настенькой будет сын, я воспитаю его в любви к корякской родине… Настоящим коряком… Думаю, что Настенька не будет против…

Иннокентий удивленно посмотрел ему вслед, словно хотел сказать: «Что это с ним сегодня?»

Когда мы разошлись по своим каютам, я была уверена, что не усну. Уж очень ревел океан. Уже не отделить было грохота волн от воя ветра, шума дождя — все смешалось в один сплошной, зловещий гул.

На всякий случай я легла спать одетая. Было к тому же холодно, меня знобило. Я укрылась одеялом с головой, стараясь не думать о том, как «Ассоль» в кромешной тьме борется с чудовищно тяжелыми волнами, которые обрушивал на нее океан.

Океан и кораблик!

Мама Августина, пусть не передается тебе моя тревога, мой страх. Я не должна бояться! Иначе незачем было идти в океан, ведь знала же я, что он — для мужественных. Я не боюсь. Сейчас я должна уснуть. Завтра понадобятся силы. Я совсем не боюсь. Я хочу спать. Я же очень хочу спать! (Я совсем не хотела спать.) Я пригрелась и уснула. Даже снов не видела.

Проснулась я на полу, потирая ушибленное место: меня сбросило с койки.