Олег Верещагин - Garaf

• Название: Garaf
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Фэнтези

ОТ АВТОРА

(содержит элементы ритуального проклятья святотатцам)

Итак, я не выдержал.

Сорвался.

Нарушил клятву, которую повторял… ммм… да, повторял двадцать четыре года, почти каждый раз, когда обдумывал новые и новые сюжет своих книг (которые начал писать класса со второго, беспощадно коверкая нравившиеся мне произведения!).

Страшную клятву…

Никогда не писать ничего о мире Джона Роналда Руэла Толкиена!

НИ! КОГ! ДА!

…Все знают, как твёрдо я соблюдал клятву. И в тяжкие, чёрные годы владычества графомана и плагиаторщика Перумова, чьи первые книги я сдуру купил в 95–м. И в ещё более тяжкие, хотя и не чёрные, а галлюцинаторно–розово–голубые годы тошнотного (увы — необходимого по профессии!) чтения опусов про добрых орков и пьяных эльфов (на тему: «Я там был, я всё видел, Профессор ошибался и всё было не так!»).

Я держался.

Я твёрдо не хотел осквернять страну, которая открылась однажды девятилетнему пацану на крыше сарая, где он, совершенно потрясённый, увидел перед собой мир (позже я узнал — значительно порезанный цензурой…) какого–то Толкиена, о котором я тогда ничего не знал толком, кроме того, что ТАКИХ книг я не читал ещё ни разу. Я принял Средиземье всё, целиком и мгновенно, чем поразил родителей (не нашедших в этой книге ничего интересного… впрочем, папа уже не первый год искал истину на дне стакана, а мама позже книгу всё–таки прочитала…), да и большинство друзей–приятелей (лишь позже, в подростковые годы, мне удалось совратить пару человек на те же тропы, которым и снова и снова отправлялся странствовать я (хорошо, что книги тогда издавали добротно!!!)…) Как же я жалел, что могу читать и перечитывать только ОДНУ часть…

Короче, я был верен той клятве, не желая пятнать Средиземье своими следами…

…Во всём виноват Пашка.

Я повторяю это снова — во всём виноват Пашка, и прошу зафиксировать это для будущих поколений — во всём виноват малолетний (14 лет на момент того разговора) засранец (я не откажусь от своих слов даже под пыткой) Павел Зубков.

Это поразительно начитанный и умный (даже по меркам моего детства, когда мальчишки читали в сто раз — без преувеличения — больше… да и умнее были значительно) мальчишка, которому я обязан кропотливой работой по перепечатке некоторых моих книг (и многочисленными опечатками в оных). Интересы Пашки в музыке и литературе до такой степени совпадали с моими, что я, поэкспериментировав, начал давать ему «потоком» всё, что читал и слушал сам…

…пока не споткнулся на Толкиене. Дж.Р.Р. Великом Профессоре.

А ведь я был уверен — уверен! — что книга Пашке понравится!!!

И добро бы он просто промолчал. Хотя бы из вежливости.

Белобрысый потомок русских, немцев и скандинавов (в его жилах течёт именно эта жуткая смесь), экс–беженец из Казахстана и пр. и др — короче, Павел Зубков не пожелал щадить моих чувств. Правда, конспективно — весной 2008 года, отдавая мне первый том — он сказал просто: «Фиг–ня!» — именно так, раздельно. Я так очумел, что решил, будто ослышался и через какое–то время поинтересовался, нести ли вторую книгу. В ответ на что получил недоумённый взгляд и почти ласковое, как будто обращённое к умалишённому, пояснение: «Олег Николаевич, но это же правда фигня…» Я повторил вопрос с угрозой в голосе: нести или нет?! Павел огрызнулся: «Нет!» На майке у него в тот момент был изображён наш тамбовский символ, и вообще он сам сильно напоминал собирающегося тяпнуть надоедливую руку молодого волка.

Я «отпал». Гнев бушевал в моей груди. Мне хотелось сказать то, что я никогда не говорил ни одному из своих подопечных — сакраментальное и очень обидное, но часто употребляемое многими моими коллегами: «Мал ещё рассуждать!» Но я удержался… Я ведь сам вызвал его на этот разговор.

Толкиен всё написал не так, потому что не так пишет Пехов. А как пишет Пехов — это и есть правильно. Эльфы, орки, гоблины и вообще. У Пехова — правильно, у Толкиена — нет.

Мне захотелось убить Пехова, которого я и раньше–то не любил. Но было уже поздно. Пашка получил сильнейшую дозу антитолкиеновской сыворотки — прочёл русского автора, пишущего фэнтэзи на западные темы. Причём автора совершенно не задумывающегося над категориями добра и зла, а просто гонящего острый сюжет. Смертельное и неотразимое блюдо даже для очень умного мальчишки, вовремя не прочитавшего Профессора.

Я был бессилен.

Спасать Пашку было поздно. Увы. И я решил отомстить. Совершенно недостойно отомстить четырнадцатилетнему подростку.

Я сделал Пашку Зубкова главным героем этой книги.

Всю тонкость моей мести вы поймёте позже…

…Хочу предупредить сразу — эта книга — книга правоверного толкиниста (хотя и не толкинутого). Любителям «смотреть на вещи с ТОЙ стороны» и вообще выискивать сложные объяснения простым вещам она покажется унылой и скучной, как Библия — завзятому атеисту. Те, кто захочет найти тут «новый подход, «оригинальное видение» или — не дай боги! — «революционные концепции» будут жестоко разочарованы. Всё очень традиционно. Во всём. От секса до политики.

Увы.

Но хочу предупредить так же, что, в отличие от «коренного» мира моя книга по изложению вовсе не эпична. Это не большое полотно величавого старинного гобелена, прекрасного и бесценного, с которым надо обращаться бережно (усердно пашущие толкиеновскую ниву об этом забывают…). Это — картина неореалиста–романтика, где видно, как конь роняет с губ пену, а из–под ногтей руки, сжимающей меч, выступает кровь…

И конечно же, эта книга не была бы моей книгой, не стань её главным героем «наш человек там». Такой, какой он есть. Мой любимый «герой с улицы».

Книга именно моя — о Добре и Зле, о выборе и страхе, о боли и любви… Ну и немножко всё–таки — см. строчку ниже.

Месть! Смерть!! И преисподняя!!!

Итак — от начала Третьей Эпохи прошло 1408 лет.

У нас же было лето 200… года.

---

Обязанности оказались тоже простыми. Ну, не стоит говорить о тренировках с самым разным оружием и без, да ещё в верховой езде (Гарав занимался этим особенно упорно) - кстати, в них никто не обязывал участвовать, но как–то само собой получалось, что даже самые ленивые (а Гарав ленивым не был) уделяли им не меньше шести часов в день. А так — вместе с Эйнором один–два раза в неделю отдежурить полсуток возле князя. И, в сущности, всё. (Нарак, кстати, не на троне оказался простым дядькой — опять–таки вариантом Фередира, только немолодым и значительно поумневшим.) Правда, ещё мальчишку часто приглашали петь — и, если отказывался, не обижались, но расстраивались… а расстраивать людей Гарав не хотел и отказываться перестал.

Кормил своих людей князь щедрейшим образом. Вообще–то есть полагалось четыре раза в сутки. Утром — через пару часов после рассвета — был завтрак, в полдень — второй завтрак, ещё часа через три–четые — обед, и уже вечером, к темноте ближе — ужин. Ну а готовить на кухнях внизу умели отлично, и в огромных количествах подавали по–разному приготовленное мясо, что вызывало у Гарава особенное одобрение. Как–то он, разохотившись, заказал себе, посильно объяснив и даже продемонстрировав, что это такое, пельмени, получил заказанное — и уже на следующий день «эльфийское блюдо» (неясно, кто вообще решил и сказал, что это блюдо эльфийское…) ел весь двор, а Нарак предложил Гараву жалование повара — в шутку. Шутки шутками, но двое ребят, как–то поевших в городе, давясь от смеха, рассказали, что в одной из таверн начали подавать блюдо под названием «Уши оруженосца», и там нет отбоя от желающих. Гарав пожалел об отсутствии тут лицензионных прав. Пельмени же в Трёхбашенной стали готовить нередко…

…Они с Фередиром сходили в Гильдию Строителей, где заказчика встретили весьма почтительно, а когда узнали, что за заказ предстоит — почтительность невообразимым образом переродилась в суховатую деловитость, которая понравилась Гараву куда больше. Он получил на руки расписку за оплату и пергамент, в котором указывалось, что не позднее девяноста дней с момента подписания договора в означенном месте будет стоять дом «по описанию», и в случае просрочек либо обоснованных жалоб клиента Гильдия платит кастар за каждый день сверх срока либо день устранения недостатков. Если честно, Гарав и сам не знал, что он будет делать с домом и зачем он вообще ему нужен. Но о сделанном и о тратах — громадных, что и говорить — не жалел.

Вести с севера приходили странные. Ангмарцы ушли обратно вглубь своей страны, оставив на границах гарнизоны — ну, разве что чуть более усиленные, чем обычно (Гарав вспомнил линию укреплений — достроили её эти гады или нет?) Кроме того, в Рудауре в нескольких местах вспыхнули восстания десятка кланов, таны которых объявили, что подчиняться они не стали бы даже Руэте, а уж с какой стати — северному соседу? В общем, кажется, война откладывалась… А с востока прибыло гондорское посольство, Гарав их видел — высокие мрачные люди, типичные нуменорцы, с гордыми лицами и осанкой приходили к Нараку…

…Уже второй день уже Гарав сходил в город — чуть не заблудился, но зато наконец–то купил в обнаруженной книжной лавке (страшно смущаясь) что–то вроде здешнего букваря и стал по вечерам разбираться со сложными завитками алфавита, привлекая на помощь всех, кого мог привлечь. Книги тут, кстати, были вообще дорогие — и свитки, и обычные, на пергаменте и на бумаге — разного качества, формата и оформления…

…Скучал ли Гарав? По дому — почти нет; память о прошлом словно ледком подёрнулась, и он теперь почти всё время думал, что прошлое Пашки и правда выдумка. Да и некогда скучать, когда — каменный двор, насмешливые и подбадривающие крики вокруг, и тренировочный меч кажется настоящим, как в книге Лукьяненко. Или когда вечером сидишь на подоконнике (а высота, и дух захватывает, и страшно, и сладко — и заставляешь себя спустить ногу в пропасть и качать ею) и полупоёшь–полуорёшь что–нибудь «солёненькое» или боевое — а снизу орут, чтобы «ещё!«… Или когда скачешь по холмам, и собаки стелются впереди, лают, и все смеются и перекликаются, а потом — выкатывает на небо одурелая лунища — и трава начинает пахнуть сумасшедше, так, что соскакиваешь с седла и катаешься по ней…

А вот тоска по Мэлет накатывала временами так жестоко, что мальчишка тихо мычал и садился писать длинные письма — письма, которые никогда не отошлёт, а если бы и отослал — никто в этом мире их не прочтёт. Исписанные листки он складывал в сундук и старался не перечитывать.

Как сбить эту тоску — Гарав не знал. Он надеялся только на время… и одновременно почему–то твёрдо знал, что никакое время тут не поможет. Фередир звал его съездить домой, и Гарав решил, что, если ничего не произойдёт важного и если их отпустит Эйнор, то в конце лета и правда можно будет навестить семью друга недалеко от плавней…

Глава 38 - в которой Гарав покупает рабов и откровенничает со шлюхой.

Взгляд настиг Гарава, когда он шёл мимо рынка…

…Когда Гарав узнал, что в Зимре есть рынок рабов — он возмутился. И ужаснулся. А Эйнор, морщась, пояснил, что это рынок в порту, торгуют там харадримы и вастаки — своими же. Но Гарав всё равно там почти не ходил, хотя короткая дорога ко дворцу лежала именно мимо рынка.

А сейчас — пошёл. Спеша и не глядя в ту сторону, где шумел торг…

…Вообще он спустился в город, чтобы купить изюму и апельсинов. В городе несколько лавок вовсю торговали этим добром. Было жарко, ветер не дул, хотя обычно в Зимре было ещё и ветрено. Гарав нацепил тунику на голое тело, а вместо узких штанов натянул просторные из серого некрашеного льна. Он бы с удовольствием вместо сапог обулся в сандалии (в Трёхбашенной в них ходили многие — удобные, только с ремнями возни много), но всё–таки не решился — как–никак, а он оруженосец ближнего княжьего рыцаря. Кстати, свой светлый «хвост» с недавних пор он стягивал серебряным обручем с гравировкой из чернёных листьев и стеблей. Изящную вещь передал ему один из пажей — и, хотя Гарав чуть ли не пытал пацана, от кого подарок — тот молчал, как рыба, только сопел и тёр сапогом пол. Посоветовавшись с Эйнором, Гарав стал носить удобный обруч. А кандидатур на подарок было аж три — девицы из окружения княгини. Гарав иногда думал, что мог бы при дворе получить неплохую партию. А что? Он уже знаменитый певец. В личном фаворе у князя. Оруженосец одного из лучших рыцарей Кардолана. Не трус. И вообще… Но это были «левые» мысли, насмешка над самим собой, потому что при слове «девушка» умом Гарав видел Мэлет. И только…

…Взгляд остановил его — зацепил, как рыболовный крючок. Натянулась леска — отчаянье, мольба…

Не надо, не оглядывайся, подумал Гарав. И оглянулся, конечно.

Шагах в десяти от него, не больше, стояли двое мальчишек. Чуть постарше его, в драных и грязных кожаных штанах… поддоспешных. Босые ноги у обоих были разбиты в кровь, раны забила смешанная с этой кровью пыль, на щиколотках и запястьях тяжело висели цепи, кольца которых растёрли тело до кровавых ран. Оба мальчишки были пёстрые от синяков и рубцов от плети. Длинные рыжие волосы свалялись и потускнели, губы вспухли и стали чёрными — то ли сами кусали, то ли били их по губам.

Мальчишки глядели себе под ноги и стояли, как изваяния. Гарав даже посмотрел вокруг — кто глядел–то? Но тут тот, который стоял слева, поднял голову — и Гарав встретил именно тот взгляд.

Отчаянье. Мольба.

Кругом шумел базар. Тут нет этого слова, но это — базар, пёстрый и вонючий. Ненавистный Гараву своим цветом, запахами, движением, похожим на шевеление червей в навозе.

Мальчишки скорей всего были оруженосцами у ангмарцев — может, у старших братьев и отцов, может — у морэдайн… Они родились в лесах на севере… не были ли они в том зале, где Гарав не хотел и не умел жить и слышал песню о Детях Волка? Как они попали сюда из честного плена?

Всё это было уже не важно.

Теперь они стояли посреди этой червячной возни и были её частью.

Нечестно, подумал Гарав отчётливо.

Подошедший харадрим полез пальцами в рот тому, который так и не поднял глаз. Рыжий всхлипнул, дёрнулся, но покорно открыл рот и приподнял голову. По его грязным щекам скатывались и падали в пыль и на ноги слезы. Первый потупился. Когда покупатель першёл к нему, мальчишка вскинулся, сжал зубы… но хозяин щёлкнул плетью — просто по воздуху, упруго и звучно — и мальчишка вздрогнул, переступил на месте, открыл рот. Его сосед продолжал плакать, уронив голову.

Да, били, пока не выбили, бессвязно и зло подумал Гарав. Что ж. Из меня бы тоже, наверное, выбили. Даже ещё быстрей, наверное, эти, как видно, сдались не сразу… Если бить долго, можно выбить гордость, честь, веру почти из любого, чем тут гордиться? Мне повезло. Им — не повезло. Их продадут и увезут на одном из чёрных с красными парусами кораблей на юг. А там постепенно забудутся, погаснут и последние вспышки памяти о каком–то ином прошлом… Может быть, только во сне иногда увидится — как волшебная сказка — густой прохладный лес и высокие деревья, в кронах которых вечно живёт ветер…