Хуан Бас - Скорпионы в собственном соку

• Название: Скорпионы в собственном соку
• Автор: Хуан Бас
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, ИРОФИЗДАТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008

Никогда не пытайтесь стать героем, погубить тирана – себе дороже. И почему об этом не знал юный мечтатель Асти, которого шестеро приятелей-леворадикалов сподвигнули отравить гнусного диктатора? Итог вышел печальным. Ни славы, ни героизма.

Все пошло наперекосяк, и Асти, что называется, влип по самые уши. Но судьба любит дураков – и rope-отравителю удается выйти сухим из воды.

Отныне его цель – месть предателям, погубившим его жизнь! Никакой жалости. Никакой пощады. Кровь и ужас станут жребием всех, кто окажется на пути грозного мстителя!..

---

Мы видели по телевизору, как полиция взорвала машину-бомбу, и узнали, что Чомин Оронос Сантестебан, по прозвищу Чордо, член мадридской боевой группы ЭТА, погиб в перестрелке, так же как и Хосе Педро Чосас Маркос, телохранитель генерала, сержант сухопутных войск двадцати трех лет от роду. Пешеход, семидесятилетний пенсионер, продолжал находиться в критическом состоянии. Генерал Мартинес Морланс получил три пули; клиническая картина была серьезной, но его жизни не угрожала опасность.

В тот же вечер я распростился по-английски с этими двумя уродами.

Я взял напрокат машину, приехал в Альсо с наступлением ночи, собрал свои вещи и на следующий день уже обедал в Бордо.

34

С этого момента, со 2 июня 1980 года, начался единственный счастливый период моей жизни. Он длился ровно до 25 сентября 1985 года, до дня, когда моему дяде Пачи Ираменди исполнилось пятьдесят три года.

Это были пять лет, полные иллюзий, желания жить, разделенной любви и нормальности.

Я думал, что таким мог быть весь остаток моей жизни, но речь шла всего лишь о передышке.

Я остановился в дешевой гостинице на рю[121] Жоржа Манделя, которая находилась ближе всего к рыночной булочной.

В самый день моего приезда я отправился в булочную купить еще один круассан.

Она была там, столь же прекрасная, ничуть не изменившаяся, как будто не прошло ни дня с тех пор, как я увидел ее в первый раз. Я заплатил ей крупной купюрой, ей пришлось помешкать, давая мне сдачу, и она пару раз взглянула на меня, потому что почувствовала, что я за ней наблюдаю.

Я снова ждал ее в баре на рынке (на этот раз я вел себя более умеренно в отношении виски), а потом последовал за ней. Она опять отправилась пешком в ресторан на набережной. Я вошел туда вслед за ней и поужи нал в «Ше Доминик», замечательном местечке с удивительной, высокого качества авторской кухней (я был поражен, как и вы, когда открыли для себя мои закуски), – ею посетители были обязаны симпатичному Доминику Лантёру, отцу моей любимой.

Она подала мне чудесный ужин, после которого согласилась (ресторан был почти пуст) выпить со мной арманьяка за моим столиком. Мы заговорили, мой французский, как мне кажется, стал лучше благодаря учебе, и наши беседы не прекращались на протяжении всех пяти лет.

Позвольте мне рассказать вам об этом счастливом эпизоде моей жизни сокращенно, в двух чертах. Эти воспоминания принадлежат только мне, и я не хочу ни с кем делиться памятью о Франсуаз; простите меня.

К счастью, у нее никого не было. Она только что, в прошлом месяце, порвала со своим любовником, женатым мужчиной, и ее сердце было свободно.

Все произошло между нами без спешки, без торопливости, естественно.

Мое восприятие реальности было столь искаженным, что в то время мне показалось логичным необыкновенное: то, что я завоевал девушку, в которую влюбился, увидев ее за прилавком магазина, и что впечатление, что это могла быть женщина моей жизни, не было ошибочным.

К декабрю я покинул свой номер в гостинице и переселился жить к ней, в ее уютную квартиру на рю Бонье, расположенную близко как от булочной, так и от ресторана.

В феврале 1981 года, вскоре после неудавшегося государственного переворота в Испании и после заявления военно-политической группировки ЭТА о прекращении вооруженной борьбы, я уговорил ее позволить мне несколько перетянуть на свою сторону материальные издержки нашей совместной жизни, чтобы она оставила работу в булочной и мы могли больше времени проводить вместе.

Я рассказал ей о всех странных и грязных перипетиях своей жизни, от начала до конца, не опустив ни одной подробности, в панике, что она придет в ужас, узнав, что живет с убийцей, и бросит меня.

Но этого не случилось.

Ей было трудно осознать кошмар моего прошлого, но она все приняла, приняла человека, больного ненавистью, каким я был до той поры, но приняла его прежде всего потому, что была уверена: она сможет превратить меня в другого человека.

В первые месяцы меня одолевала моя импотенция при контакте с худыми женщинами, и я не мог заниматься с ней любовью.

Со временем благодаря терпению, нежности и большому эротическому искусству она вылечила меня даже от преждевременной эякуляции, и мы стали самыми лучшими и самыми счастливыми любовниками в мире.

Вам все это кажется слишком гармоничным, слишком окрашенным в розовые тона, чтобы быть правдой? Возможно, я несколько преувеличиваю, и были темные места, как в любых отношениях между мужчиной и женщиной; я не помню их, в любом случае какая разница? Именно эти слова о счастье диктует мне память пятнадцать лет спустя.

По собственной воле я бросил курить (диагноз врача, взглянувшего на снимок моих легких, способствовал этому решению), стал пить несколько меньше и сбрил бороду, физический символ моего крестового похода.

Франсуаз в конце концов удалось уговорить меня забыть о моей тяжкой кровавой клятве, и я предал забвению остальных из тех, кто причинил мне столько вреда.

– Это случилось в 1962 году, почти двадцать лет назад… Их смерть не вернет тебе утраченного времени и причинит тебе еще больше горя, разрушит тебя. И разрушит нашу жизнь… Я не хочу терять тебя, не хочу, чтобы это кончалось, – сказала она, прежде чем заняться со мной любовью так, как это может делать только влюбленная женщина.

Мне было нелегко уступить; я тринадцать лет планировал месть из своей черной пустоты и еще пять душой и телом был предан ее осуществлению; но как только я это сделал, все растаяло, как туман на солнце.

Хоть я и атеист, я попросил прощения у духа моего отца за то, что предаю его; а потом я попросту стал свободен, как будто освободился от тяжкого груза, тянувшего меня на дно, как будто бросил в море гирю и цепь, что таскал на себе днем и ночью, и они исчезли на дне и в забвении.

Я никогда не чувствовал себя лучше, чем тогда, когда принял это решение.

После того как мы преодолели это главное препятствие, Франсуаз беспокоило только то, что ЭТА может обнаружить мое местонахождение и наказать меня за дезертирство из Мадрида.

Естественно, все это время я старался не приближаться к Сен-Медару, где находилась явочная квартира.

Франсуаз посоветовала мне встретиться с дядей и попросить его, чтобы обо мне забыли; ничего больше, вот так вот просто.

Хотя оставалось еще пять лет до того тревожного прецедента, о котором я слышал, – когда Артапало приказал казнить Йойес, в прошлом одну из руководительниц ЭТА, вышедшую из правительства, и ее убили в присутствии ее трехлетнего сына, – я боялся получить однажды в Бордо пулю в затылок.

Я решил, что наименьшим злом будет послушаться мою подругу, и поехал в Сен-Бартелеми с «железом» на поясе, от которого так и не избавился и которого Франсуаз не видела.

Возможно, я получу пулю в затылок, вернувшись в змеиное гнездо…

Но мне везло, все оказалось удивительно легко. Меня даже не обыскали при входе.

Дядя Пачи молча выслушал мои соображения и желания.

Первое, что я сказал ему, – это что мне невыносимо то давление, которое я испытываю, будучи частью отряда. Он сразу же, едва увидев меня, показал, что очень зол и разочарован моим бегством без объяснений после неудачного покушения, да еще и с потерями. Он отдал приказ разыскать меня и притащить, «живого, конечно», – так он мне заявил. То, что я явился по собственной воле, немного облегчило ситуацию и улучшило мое положение.

Потом, когда мы уже были одни, дядя Пачи сказал мне по секрету, что он отчасти понимает мою реакцию, после того как мне пришлось терпеть двух безумцев, таких, как Ичасо и Хосе Луис Иррути.

– Все становится сложнее, молодые очень нервничают, и каждый раз надо приложить чертову уйму сил, чтобы сражаться. А у тебя кишка тонка, это очевидно. Ты мой племянник, и мне насрать на то, что ты не выдержал, хоть я твой покровитель и ты поставил меня в трудное положение; но так уж сложились обстоятельства. Мне придется заступиться за тебя, а это создаст мне проблемы с остальным руководством, особенно с чертовым Паки-то… Но, полагаю, я тебе должен за то горе, которое, сам того не желая, причинил тебе в прошлом. Можешь идти с миром, – в нем проснулся бывший семинарист, – строить свою жизнь с этой француженкой, столь чудесной, как ты говоришь… Я уже немного завидую тебе, засранец… Но моя судьба решена… А вот равновесие между нами теперь восстановлено: ни я тебе ничего не должен, ни ты мне.

Прежде чем расстаться со мной, он еще раз удивил меня: он заговорил со мной по-человечески, нежно.

– Единственное, о чем я прошу тебя, это чтоб ты дал мне какой-нибудь номер телефона, по которому я смогу тебя найти. Ты – моя единственная семья, Карлос, а я достаточно одинок. Эти – не компания… Я позвоню тебе как-нибудь, чтобы вместе пообедать, и ты познакомишь меня с этой женщиной, которая оказалась способна заставить тебя бросить борьбу за освобождение нашей родины… Черт, обними меня, племянник.