Элизабет Бушан - Месть женщины среднего возраста

• Название: Месть женщины среднего возраста
• Автор: Элизабет Бушан
• Издательство: ТИД Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00118-4

Роуз Ллойд даже не подозревала, что после двадцати пяти лет счастливого супружества ее муж Натан завел любовницу и подумывает о разводе. Но главное потрясение ждало впереди: любовницей Натана оказалась лучшая подруга Роуз и ее коллега по работе Минти…

---

– Редкий случай, когда папа сказал: «Сама ее успокаивай». Ведь обычно лишь ему удавалось тебя утихомирить.

Лицо Поппи съежилось.

– Ох, мама, – сдавленно проговорила она, – это так ужасно. Все изменилось. Я думала, единственное, что никогда не изменится, – это вы с папой. Просто кошмар.

Поппи пробыла у меня три дня, делала вид, что занимается, и отказывалась видеться с Натаном. Не хотела даже говорить с отцом. Наверное, его это задело.

«Мой папа, – призналась Поппи подружке на празднике в честь своего девятилетия, – никогда на меня не сердится». Зато он сердился на Сэма, от которого ожидал другого, более мужественного поведения. Не считая сада, Сэм был одной из немногих причин, по которой мы с Натаном ссорились. Сэм стал таким серьезным, осознав, что жизнь по сути своей несправедлива. Завоевав сердце Натана в единоличное владение – при помощи колдовства, пары больших глаз и пухлых алых губок – Поппи преподала своему брату ранний, жестокий и полезный урок.

Нагруженная едой и витаминами, Поппи села в автобус до Ноттингема. Я предложила купить ей билет на поезд, но она отказалась:

– Мне нравится жить по-студенчески.

Упрямая и настойчивая. «Не считая этого семестра, у меня остался всего один».

Глава 10

Поскольку половина во мне – от моей матери, неудивительно, что у нас были некоторые одинаковые привычки.

Когда жизнь становилась невыносимой, а мысли – слишком мрачными и утомительными, я шагала из комнаты в комнату – точь-в-точь, как Ианта после смерти моего отца. Я шла в кабинет, бесцельно шуршала бумагами на столе, бродила по комнате для гостей, спускалась по ступеням обратно в кухню.

Эти рефлекторные движения я, должно быть, переняла у мамы: может быть, это был способ справиться с большой утратой или хотя бы удостовериться, что тело до сих пор функционирует?

Дни тянулись, переходя в ночи, а ночи – в дни.

Мне позвонил служащий из «Глисон»:

– Это миссис Ллойд? Прислали новый пылесос, который вы заказывали. В среду кто-нибудь будет дома?

– Я не знаю, – ответила я.

– Миссис Ллойд?

– Да-да, будет.

Собственные реакции пугали меня. За одну ночь я потеряла способность решить простейшую проблему. Я часами придумывала, что скажу Натану, – возводила целое архитектурное сооружение из новых начинаний и обещаний – и тратила столько же времени, решая никогда, никогда в жизни его больше не видеть.

Закрывая глаза, я представляла, как осыпаю Минти грязными ругательствами. Когда я прогоняла эти картины, на их место приходили другие, в которых я делала ей больно.

Я перебрала все обычные упреки из серии «Натан, как ты мог так поступить со мной?» Я напоминала ему, что была хорошей женой, любила его, родила ему детей, прилично зарабатывала. Я была ему верна. И получила паршивые проценты по своим эмоциональным инвестициям.

А как насчет моего увольнения? Как такое могло произойти? Где же справедливость?

Вот так я и металась – от работы к браку, от брака к работе. Одно было серьезнее другого, но все при этом взаимосвязано.

Я не могла есть и к концу недели еле держалась на ногах.

Пыталась читать, но книги валились из рук.

Слушать музыку было невыносимо.

С наступлением темноты я лежала на кровати с горячими, сухими глазами и молила о сне.

Иногда, если везло, я проваливалась в дремоту, и мне всегда снился залитый солнцем сад: войлочные листья оливы, аромат весны, свежий, легкий и сладкий; мне снилось, как я зачерпываю землю и просеиваю ее между пальцев. В моих снах на этом нежном фоне раздавался голос: он твердил, что сад – моя опора, его изменения и едва уловимые различия никогда не бывают вероломны. И все же стоило мне нетерпеливо побороться с задвижкой французских окон и выйти на улицу, как я ничего этого не видела. Духота транспортных выхлопов душила резкий, пряный аромат; почва сбилась комками и окислилась, растения поникли. Сад был мертв для меня, а я для него. И чаще всего я возвращалась в дом.

Я пила виски Натана и, как когда-то моя мать, беспрестанно шагала по дому.

* * *

– Его так расстроила заварушка с Суэцким каналом, – призналась Ианта, когда я достаточно подросла и уже знала, что такое Суэцкий канал. – Это отца и убило.

Думаю, мама была права. Передача Суэцкого канала задела за живое моего отца с его старомодными понятиями о чести, потревожила его больную сердечную мышцу, о чем мы узнали слишком поздно.

– Он был так зол, – рассказывала мама, – и унижен этим позорным делом. Папа говорил, что мы должны стоять впереди всего мира, а превратились в гитлеровское государство. С тех пор он был уже не тот что прежде.

Его сердце замерзло навсегда в январе, в ту неделю, когда праздновали мое одиннадцатилетие. Холод убивал, кладбища были переполнены, и городской совет издал указ, запрещающий людям умирать в пределах прихода Йелланд. При малейшем подозрении, что кто-то собирается отдать богу душу, его перенаправляли в соседний приход. Мой отец от души посмеялся над этим:

«Нет ничего потешнее городского совета, который считает себя Богом».

Я рада, что он тогда сумел увидеть во всей этой ситуации горькую иронию и потешался над ней.

От холода с кончиков пальцев сходила кожица и трескались губы. В то утро, когда умер отец, я настежь распахнула окно своей спальни и выглянула на улицу. За ночь выпало еще больше снега; небо прояснилось. Вересковая пустошь побелела и засверкала; ветер вычертил орнаменты на красивых заснеженных равнинах. Мое дыхание превращалось в пар, щеки горели. Я прислонилась к оконной створке и представила, что за окном меня ждет гигантский пирог в честь дня рождения, который достанется только мне.

Внизу, на стуле у очага, отец поджаривал хлеб, насаженный на вилку, пил чай и разыгрывал ежедневную пантомиму поиска очков. Потом он застегнул свое твидовое пальто и надел кепи.

– Я возьму лопату, – сказал он матери, – и расчищу дорожку. Он так и не вернулся.

Его нашла Ианта: он все еще сжимал лопату в быстро остывающих руках. Сердечный приступ. Причина его смерти была столь обыкновенна, что это событие не вызвало особого интереса соседей. Он не оставил завещания: это послужило причиной пущей неразберихи и горя. Возможно, мой отец верил, что врачи способны излечить себя сами. Но скорее всего, он попросту игнорировал свою болезнь. Если бы он подозревал, что его сердце так слабо, уверена, он бы попытался оплатить все свои долги, которые появились потому, что в своей деревенской практике он основывался на принципе: долг важнее прибыли.

Помню, как испугало меня мамино лицо: зажатое, бесстрастное, мертвое.

Лишь ночью, меряя шагами коттедж, она давала себе волю. Лежа в кровати, замерзшая и истерзанная горем, я точно знала, какая ступенька сейчас заскрипит, какая дверь отяжелела от сырости и какая доска в полу сдвинется у двери в мою спальню, когда мать остановится, чтобы прислушаться к дыханию спящей дочери.

Весь остаток зимы и жестокую весну бушевал ветер, а снег забивался в самые неподходящие уголки. Лето тоже выдалось промозглым, удручающим; осень – сырой, и как-то раз у коттеджа «Медларз» притормозил фургон.

– Эти милые люди приехали за нашей мебелью, – сообщила Ианта, ставшая похожей на привидение с красными глазами. – Нам она не нужна, Роуз, и у нас появится немного денег на новый дом. У нас будет новый дом. Чудесный сюрприз, не так ли? Не переживай, это будет весело. – Она крепко сжала мою руку, а двое мужчин начали переносить нашу мебель на плечах в фургон.

По лицу матери струились слезы; каждая клеточка ее тела словно кричала в знак протеста. И все же…

– Роуз, – заявила она натренированным голосом, – правда, нам повезло, что у нас будет новый дом? Мы должны быть благодарны судьбе.

Я переводила взгляд с мамы на быстро пустеющую комнату. Я не замечала, что плинтус покривился, краска на стенах облупилась, а пол под окном прогнил насквозь.

Как я могла не замечать этого и того, что Ианта лжет?

«Как поживает моя маленькая цыпочка?» – будто услышала я бормотание отца. Я хотела, чтобы он был рядом, хотела, чтобы «Медларз» остался нашим, пусть даже краска потрескалась, а комнаты стали просторными и пустыми.

– Но нам не за что быть благодарными! – закричала я.

– Тихо. – Ианта притянула меня к себе. Я почувствовала, как ее кости врезаются в мое тело, ощутила запах чистого хлопка и мыла. – Тихо, детка.

Но отцы приходили и уходили, из домов выносили мебель, а матери говорили неправду. Как бы ни старался городской совет, смерти не прикажешь повиноваться, и яркие, отполированные поверхности моего дома скрывали потаенные уголки, где скопились снег и лед.

В первую неделю мне по-прежнему приходили книги: издатели надеялись обойти систему. Я даже не удосуживалась распечатать посылки, ведь я и так могла догадаться, что в них. Тяжелая – биография. Большая – иллюстрированная кулинарная книга. Рукопись.