Гаетан Суси - Лоскутный мандарин

• Название: Лоскутный мандарин
• Автор: Гаетан Суси
• Жанр: Контркультура

”Лоскутный мандарин” – новая книга канадского писателя Гаетана Суси, одного из лучших мастеров психологического романа. Нью-Йорк 20-х годов. Ксавье Мортанс, молодой эмигрант из Венгрии, работает подмастерьем в Гильдии Разрушителей и мечтает вернуться на родину, к любимой сестре Жюстин. Но однажды в его руки попадает загадочный ларец, который станет началом множества фантастических, немыслимых событий, встреч и превращений.

---

ЧАСТЬ ВТОРАЯ – Глава 1

Вокруг ребенка сгрудилась толпа. От церквушки театральными декорациями остались стоять лишь фасад и колокольня. Маленький мальчик обращался к собравшимся людям с таким красноречием и так выразительно жестикулировал, что ему позавидовал бы даже Кот в сапогах. Его раздувающиеся штанишки, стянутые в коленях, восточные шлепанцы, ясный лик и возведенные кверху руки, так, как у нарисованных святых пророков, – все в нем дышало арабской утонченностью, удивительной легкостью и неземной воз-душностью, будто он был повелителем эфира.

– Достойные женщины, – говорил он, – добродетельные. – И все слушали его слова снисходящим в душу умиротворением, доверием и благодарностью. А он тем временем продолжал: – Эти глаза, которым претит ложь, вот эти самые глаза видели ее, эти уши слышали ее речи.

По толпе шепотком пробежало: «Ариана!» – будто правоверные мусульмане поминали имя святого пророка или испанцы произносили «Оле!».

Мальчик поднес правую руку к щеке, а левую возвел к небесам. Он выглядел так, будто хотел принять позу охотника с ружьем, но на самом деле этим грациозным движением он указывал на колокольню.

– Вон там, – вещал он, – вверху звонили святые колокола. И в этой самой церкви венчалась она с миром, с тем миром, что не от мира сего. Она мне явилась. Она танцевала, и танец ее был бальзам для души моей, сладкий мед великодушной щедрости ее для духа моего. И она мне говорила. Она сказала мне, что вечно будет пребывать среди нас, навсегда останется с нами. Она сказала, что оборвалось ее земное бытие и потому бытие ее среди нас станет еще более явственным, клянусь вам бессмертной душой моей, она мне это поведала. А еще, достойные женщины и добродетельные мужчины, она поведала мне, что есть путь, тот путь, что ведет назад. Что однажды земля ваших отцов, земля ваших матерей вновь примет вас в себя. Вы вернетесь туда на исходе дней, в землю, которая дала вам начало, и не бойтесь этого ибо вы возвратитесь в те сады, где когда-то ступали ваши ноги и которые вас принудили покинуть, но их пыль и злато остались на подошвах вашего изгнания. Оставьте страх и не теряйте надежду. Грядет возвращение. Путь существует. Клянусь вам бессмертной душой моей – так она мне и сказала. Я был лишь семилетним ребенком, неведавшим имен многих вещей. И послушайте, что я говорю вам теперь. Какой удивительный дар слова был мне ниспослан.

И вновь зашелестели, залепетали голоса, будто люди творили молитву, произнося имя Арианы. Рука мальчика неспешно описала полукруг, как будто очерчивая путь солнца по небосводу, – он просил у присутствующих тишины. Что-то с ним происходило. Он весь превратился в слух, а глаза его, казалось, следили за полетом комара в воздухе.

– Она здесь, – сказал он, поднеся руку к уху, – она со мной говорит.

И сомкнул веки, погрузившись в глубокую задумчивость. Тишина окружила группу собравшихся людей, как огненное кольцо. Только издали доносился шум и грохот крушивших дома разрушителей, да на соседней улице неумолчно лаяла собака. Но это происходило в каком-то другом мире, не в том, где находились все собравшиеся у полуразрушенной церкви, стоявшие затаив дыхание, в молчании ожидавшие, какую тайну возвестит им повелитель эфира. Через некоторое время он раскрыл глаза.

– Она говорила со мной, – сказал мальчик. – Она мне сказала: «Здесь брат мой среди вас». – По толпе волной пробежало смятение. – Он ее брат, потому что он тоже не от мира сего. И он еще почти ребенок. Где ты, потусторонний брат Арианы? Отзовись, если слышишь меня. Выйди вперед.

– Ариана о тебе говорила, Тонио! – прозвучал мужской голос – безымянный, страстный, полный безграничной любви.

Мальчик ему возразил:

– Нет, братья мои возлюбленные в изгнании, нет, достойные женщины.

Ищущий взгляд Тонио перемещался с одного лица на другое.

Он сказал:

– Я ничтожнее розы, украшающей твои башмаки. Я не стою пыли, слетающей с твоей обуви.

Толпа пришла в движение, по ней волной пробежал шепоток, схожий с шелестом листьев. В нем слышны были нотки недовольства. Многие повернули головы в сторону Ксавье. Страпитчакуда, высунувшись наполовину из его кармана, давилась от смеха – в лапке она держала пузырек с укрепляющим средством, отпивая из пузырька, она прочищала горло. Готовый сгореть со стыда подручный выхватил у лягушки пузырек, и пока он его закрывал, та успела проквакать в толпу множество всяких гадостей: о том, что душа – только выдумка, а от Арианы, по ее мнению, ничего не осталось, кроме кучки разлагающегося праха. Ксавье пришлось сунуть ей в рот палец, чтоб она замолчала, – и Страпитчакуда за палец его укусила. Слепец все пытался сообразить, что за чертовщина творится вокруг них. Он кожей чуял, что враждебность к ним толпы нарастает, – у него на такие вещи был особый нюх. Ребенок подошел к Ксавье, который отступил назад, больше всего желая в этот момент провалиться сквозь землю. Страпитчакуда все еще свисала с его большого пальца. Люди, стоявшие рядом, пытали его:

– Кто ты такой? Что тебе от нас надо?

Слепец, резонно полагая, что дело пахнет керосином, решил ретироваться, и Ксавье пошел за ним следом.

– Нет, – вскрикнул мальчик. – Не уходи, постой!

Но они были уже далеко, оба неслись так быстро, что скоро ослабели. Ксавье боялся, что ему придется еще кусочек чахотки отхаркать, но на этот раз обошлось. Нищий лишь каким-то чудом снова не налетел на стену при столь поспешном отступлении.

Они подошли к строительной площадке, где работали разрушители. Ксавье удалось высвободить палец из лягушачьего рта – он выскочил оттуда, как пробка из бутылки с шампанским. Подручный быстро спрятал лягушку в ларец – вот я тебя сейчас там запру, чтобы ты больше оттуда не высовывалась, и ключ поверну на целых трц, оборота! А она все не унималась, шебуршилась там внутри, угрозы; свои с оскорблениями выкрикивала. И слепец как с цепи сорвался – у него все легкие будто горели огнем. Что за проклятье эта лягушка – сущий дьявол! Надо от нее избавиться к чертовой матери!

– Она не в себе, – сказал Ксавье. – Она, должно быть, уже несколько дней больна. А я не могу ее оставить в таком состоянии.

После всего, что она для меня сделала.

– Ну, – отозвался слепец, – это уж ты того, через край хватил. Все, что она для тебя сделала!

Ксавье сел прямо на бордюрный камень – он был в отчаян и глотнул лекарства, которое булькнуло у него в животе живой водой. Разрушители делали свое дело с невероятным грохотом. Слепцу пришлось кричать в ухо Ксавье, чтобы тот разобрал его слова в этом несмолкающем шуме.

– Эти люди, которые здесь работают, не может так случиться, что они из твоей бригады?

– Что?

Ксавье так ему это сказал, как человек, которого подняли, а разбудить забыли. Нищий повторил вопрос. Только теперь Ксавье осознал, что рядом с ними работают разрушители. Он медленно встал, как будто с опаской, подошел ближе. Прошелся вдоль площадки, внимательно все рассматривая. Увидел лица людей, которых знал по именам: тех, кто работал на подъемном кране, тех, кто занимался расчисткой котлована, – и именно среди последних он заметил Философа. А старик, в свою очередь, в этот самый момент взглянул как раз в ту сторону, где стоял Ксавье. Он махнул ему рукой. Ксавье вернулся к слепцу.

– Ну?

Некоторое время Ксавье размышлял, мрачно нахмурившись.

– Это не моя бригада, – сказал он в конце концов. – Пойдемте отсюда. Пора уже идти в «Мажестик».

Он взял слепца под руку, но тот отстранился от подручного.

– С меня хватит. Ты, дорогой мой Ксавье, очень мне симпатичен, но с тобой я все время попадаю в какие-то переделки, того и гляди, они и впрямь станут опасными. Я, пожалуй, пойду себе домой.

– Как хотите. Тогда я пошел.

Но слепец схватился за рукав парнишки и позволил ему тащить себя за собой, потому что никак ему было не обойтись без подручного.

Когда Философ поднялся наконец по лестнице и выбрался из котлована на улицу, там никого не было. Он стал звать Ксавье по имени, но в голосе его звучала безнадежность. Проходивший мимо рабочий из его бригады спросил Пески, кого он так жалобно зовет.

– Помнишь того подручного, который работал с нами с весны?

Его звали Ксавье.

Рабочий напряг память, но так ничего и не вспомнил.

– Да брось ты! Неужто не помнишь? Тот парнишка, который вкалывал под началом Лазаря!

Рабочий пошел прочь, не сказав ни слова, но само молчание его было упреком Философу, который уже успел пожалеть о своих словах. Разрушители решили между собой никогда больше не произносить имя Лазаря. С того самого момента, когда душеприказчик обнародовал завещание и последнюю волю молодого бригадира, и все узнали, что он предатель и изменник, потому что оставил все свое состояние какой-то вредительской организации, помогавшей бездомным.