Мэри Бэлоу - Рождественская невеста

• Название: Рождественская невеста
• Автор: Мэри Бэлоу
• Жанр: Исторические любовные романы

Mary Balogh / Мэри Бэлоу

Рождественская невеста / A Christmas bride

Желая угодить своему отцу, Эдгар Доунс, богатый торговец, соглашается выбрать себе знатную невесту в течении рождественских праздников. Но уже остановив свой выбор на подходящей молодой особе, он внезапно обнаруживает, что охвачен страстью к вдовствующей леди своего возраста. Элен, леди Стэплтон, скрывает под соблазнительно-холодной, циничной внешностью своё непростое прошлое. Эдгар привозит невесту на Рождество домой, но, вместо того, чтобы ухаживать за ней, он пользуется волшебной силой праздника, чтобы попросить прощение и заключить мир с Элен, а также вступить с ней в брак.

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Переводчики:

Куратор: Фройляйн

• Фройляйн (1)

• click9 (2)

• Janina (2)

• KattyK (3)

• Фройляйн (2)

• Spate (3) бета-ридер Ilona

• Jolie (2)

• Zoda (3)

• KattyK (1)

Редактор файла: Фройляйн

---

Эдгар в этом сомневался.

– Я понимаю, что леди Стэплтон проявляет гордыню в своей независимости, – сказал он. – Она была расстроена тем, что ей пришлось воспользоваться моей помощью утром. Вам не стоит извиняться.

Они уже стояли в холле, и слуга снова придя в себя и обретя уверенность, ждал, чтобы открыть двери на улицу.

– Вы очень любезны, сэр, – заметила миссис Кросс.

Он бы хотел, чтобы Элен пошла к врачу, думал Эдгар, пока шел по улице, прилагая все старания, чтобы не слишком сильно опоздать на встречу со своим деловым партнером. Она была не из тех женщин, которые подвержены действию духоты, и которые нуждались в помощи мужчины, чтобы дойти до ближайшей кушетки. Ей пришлось воспользоваться его помощью утром. Она даже кляла его – и называла его по имени. Ее нездоровье было явным и длилось уже некоторое время, если верить словам тетки.

Он беспокоился о ней.

А потом он нахмурился, поймав себя на этой мысли. Он беспокоился о ней? О леди Стэплтон, которая не значила для него ничего? Как там они говорили друг другу в тот вечер, когда вальсировали? Они не были врагами, друзьями или любовниками. Они были никем друг для друга. Из-за той ночи.

Но эта ночь была. Он узнал ее тело очень-очень близко. С ней он познал возбуждающую, пламенеющую страсть.

Да. Думал он, она определенно что-то для него значит. Но что именно? Он не мог выразить словами.

Потому, что была та ночь.

И поэтому он беспокоился о ней.

* * *

Она позволила Мари раздеть себя и укрыть одеялом. Она разрешила тете зайти в свою комнату только для того, чтобы задернуть занавески на окне и послала ее принести горячий, некрепкий чай, – одна мысль о горячем шоколаде или кофе вызывала сильную тошноту. Она позволила им обеим суетиться над ней, хотя обычно не выносила, когда над ней тряслись.

И теперь ее оставили в покое, чтобы она поспала. Но спать совсем не хотелось. Она лежала, уставившись на шелковую розетку, венчающую балдахин ее кровати. Она не могла поверить, что была настолько глупа. Она была потрясена собственной наивностью.

Хотя ее мужу было пятьдесят четыре, когда она вышла за него замуж и шестьдесят один, когда он скончался, он был энергичным мужчиной. В первый год их брака он занимался с ней любовью почти каждую ночь, да и потом это происходило часто, до самого конца. Она ни разу не забеременела. Она стала думать, что причина в ней самой. И хотя Кристиан был его единственным сыном, ей говорили, что у первой жены было ужасающее число мертворожденных детей и выкидышей.

Возможность зачатия не приходила ей в голову ни до, ни после, ни во время той ночи с Эдгаром Доунсом. И даже тогда, когда она постоянно стала испытывать недомогание.

Она не следила за своим месячным циклом. Ее месячные, та неприятность, которой были подвластны все женщины, всегда заставали ее врасплох. Она не знала, идут ли они регулярно или нет. Она была из тех женщин, кому повезло не испытывать ни боли, ни дискомфорта, ни слишком обильного кровотечения.

И теперь она позволила себе не заметить те симптомы, которые были у нее прямо под носом. Даже сейчас, хотя она и старалась, но не смогла вспомнить, когда они у нее были в последний раз. Она была уверена, что их не было уже некоторое время, - нет, с той самой ночи, во всяком случае. Она была почти уверена в этом, чтобы утверждать, что достаточно уверена насчет этого. О, разумеется, она была уверена. Это было больше месяца назад.

Она чувствовала себя устало, и ее тошнило, – особенно по утрам. Ее грудь стала очень чувствительной на ощупь.

Пока она глядела перед собой, сильное подозрение потихоньку переросло в уверенность, – и в бессмысленный, грызущий ужас. Она закрыла глаза, когда балдахин завертелся у нее перед глазами, – а потом снова их открыла. Головокружение только ухудшается, если закрыть глаза. Она несколько раз глубоко вздохнула и задержала дыхание, а потом медленно выдыхала.

В возрасте тридцати шести лет она ждала ребенка.

Она была беременна.

Она станет огромной, гротескной громадиной прямо как юная невеста. А потом родится младенец. Ребенок. Человек. А ей придется его кормить.

Нет.

Нет, она не может этого сделать. Она не может выдержать смущение. И стыд. Хотя она совсем не беспокоилась про стыд. Но вот смущение! Ей уже тридцать шесть. Она уже десять лет как вдова. И в обществе предполагают, что иногда она берет себе любовников, – с ее безразличием к нормам пристойности это было просто неизбежно, – и они полагают, что она опытная и знающая достаточно, чтобы позаботиться о себе. Это была непростительная бесшабашность позволить себе забеременеть, в особенности, когда рядом нет живого мужа, кому можно приписать отцовство этого плода любви.

Она станет посмешищем.

Ее это не заботило. Зачем ей волноваться о том, что подумают про нее люди? Ей давно уже было все равно.

Ее страх имел мало общего со смущением и стыдом. Он касался только того факта, что у нее будет ребенок. Ребенок, наполовину ее, который выйдет из ее тела. Ребенок, которого ей нужно будет нянчить, любить и учить.

Она привела, затянула еще одного человека в свою тьму. Ребенка. Невинного.

Ее мысли спутались. Если она тщательно выберет хороший дом, и отдаст туда ребенка после рождения, если она будет осторожна и никогда не увидит его снова, и он не узнает, кем или чем была его мать, будет ли у этого ребенка шанс?

Но она не могла думать ясно. Элен только что осознала правду, хотя она уже некоторое время была у нее перед глазами. Эдгар остановился, не доходя до дома и, без предупреждения поднял ее на руки и пронес остаток пути. Она чувствовала силу его рук и твердость его тела, – и испытала ослепляющее чувство одержимости им.

Ее тело говорило уже несколько недель, но ее разум оставался глух. Ребенок этого мужчины рос внутри ее тела.

И поэтому она его проклинала и назвала бы его даже худшими словами, если бы у нее оставались силы.

Куда она могла пойти? Она закрыла глаза и с облегчением поняла, что головокружение исчезло. В Шотландию? Ее кузены были уважаемыми людьми. Они не будут в восторге от перспективы ухаживать за беременной женщиной, чей муж скончался десять лет назад. В Италию? Она могла бы найти семью Повайз и их компанию. Если она расскажет интересную историю, им это даже понравиться. Они были достаточно опытными, чтобы понимать, что подобное может случиться.

Она не могла перевести все в шутку. Это затрагивало ребенка. Невинного.

Куда тогда? Куда-нибудь в другую страну Европы? Куда-то здесь в Англии?

Она не могла мыслить ясно. Ей нужно было поспать. Она смертельно устала. Если она сможет поспать, она сможет прояснить свой разум, а потом подумать и рационально все спланировать. Если только она сможет уснуть…

Но она все еще видела Эдгара, стоящего у ее постели, который выглядел еще более крупным и угрожающим в теплом пальто с пелериной, расставив свои обутые в сапоги ноги на ее ковре, он хмуро смотрел на нее и предлагал вызвать врача.

А что больше всего тревожило ее, что она продолжала видеть его над собой в этой постели, когда он всем своим весом давил на нее, а его горячее семя потоком пролилось внутрь нее. Она продолжала видеть картины того, как она забеременела.

Она ненавидела его. Но ни в чем его не винила. Это все была ее вина. Она соблазнила его и не предприняла никаких мер, чтобы избежать последствий. Но она все равно его ненавидела.

Он не должен ни в коем случае узнать правду. Она не переживет такого унижения.

Вероятно, он даже захочет нести ответственность. Отправить ее куда-то, где она могла бы родить ребенка в комфорте и секретности. Возможно, он бы нашел для него дом. Возможно, он бы поддерживал его, пока тот не стал бы взрослым, а потом нашел бы ему подходящую работу. Он бы решил, что она слабая женщина, которая не в состоянии справиться со всем в одиночку.

Он не должен никогда узнать об этом. Он не должен организовывать жизнь ее ребенка. Он не должен забрать у нее ребенка и лишить ее ответственности и заботы об этом. Это был ее ребенок. Это находится внутри нее. Сейчас. Он. Или она. Реальный человек.

Она прикусила верхнюю губу. Затем она почувствовала вкус крови. Она не спала.

* * *

Леди Стэплтон и миссис Кросс не появились на музыкальном вечере леди Кэрью. Миссис Кросс прислала записку с извинениями, объясняла маркиза Кэрью, когда кто-то заметил их отсутствие. Леди Стэплтон плохо себя чувствует.

Кто-то заметил, что просто удивительно, что большинство из них остались здоровы в такую ужасную погоду.

Фанни Грейнджер упомянула, что видела сегодня леди Стэплтон в библиотеке, и что та выглядела очень больной.

– Она была сама не своя несколько недель, – сказала графиня Торнхилл. – Бедняжка.

От некоторых болезней не так просто вылечиться.