Феликс Лурье - Нечаев: Созидатель разрушения

• Название: Нечаев: Созидатель разрушения
• Автор: Феликс Лурье
• Издательство: Издательство АО «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: ISВN: 5-235-02452-4

Книга рассказывает об одном из крайне радикальных деятелей российского освободительного движения Сергее Геннадиевиче Нечаеве, создателе и идеологе конспиративного сообщества «Народная расправа». Материалы нечаевской истории послужили Ф. М. Достоевскому основой романа «Бесы», в котором гениальный писатель предостерегал человечество от огромной опасности, которую несут собой личности, исповедующие вседозволенность и право «избранника судьбы» переделывать мир в соответствии с абстрактной идеей свободы. Разгул терроризма и всех видов радикализма в современном мире показывает сугубую актуальность фигуры С. Г. Нечаева. Это обстоятельство сыграло определяющую роль в решении издать биографию этой яркой, знаменательной со знаком минус личности в серии «ЖЗЛ».

---

Случай представился сам собой. 19 ноября Отделение собралось в полном составе. Сергей предложил написанное им во время «полунинской истории» воззвание «От сплотившихся к разрозненным» расклеить в кухмистерской и библиотеке академии. Ему не терпелось возбудить беспорядки. Нечаев полагал, что во время беспорядков дела «Народной расправы» пойдут лучше; не мог же он не понимать, что дел пока никаких не было. Нечаев надеялся, что октябрьские волнения в университете перерастут в открытое выступление, для того и писалось воззвание, но тогда ничего не получилось. Появление воззвания на стенах кухмистерской и библиотеки, где постоянно бывает множество слушателей, неминуемо приведет туда жандармов, и они потребуют их закрытия, а виновников исключат из академии или арестуют, появится масса недовольных. Нечаеву возразил Иванов: «Люди останутся без еды и книг, возникнет недовольство, которое может перерасти в беспорядки». Иванов заявил, что воспротивится расклейке воззвания, уговоры собравшихся не спорить с Нечаевым ни к чему не привели. Серьезность конфликта усугублялась тем, что Сергей не желал допустить ослушания и в то же время опасался разрыва с упрямцем.

Иванова в академии любили, среди слушателей он пользовался уважением. «Нечаев настаивал. Спор принял очень резкий характер. «Дело пойдет на разрешение Комитета», — оборвал Нечаев. Иванов возразил, что и по решению Комитета на наклейку прокламаций не согласится. «Так вы думаете противиться Комитету?» — вскричал Нечаев. — «Комитет всегда решает точь-в-точь так, как вы желаете», — ответил Иванов».[366] Иванов открыто выразил сомнение в существовании Комитета и отказался повиноваться его нелепым указаниям. Кроме того, Иванов в запальчивости заявил, что выйдет, если захочет, из «Народной расправы» и организует свой кружок. Такого Нечаев допустить не мог. На одну организацию желающих не наскреблось, а тут конкурент, и какой. За ним пойдут, он в академии свой, его знают, он популярен. В стаде появился второй вожак, и еше неизвестно, кто победит, повеяло Петербургом, прошедшей зимой, позором поражения. Упрямца надобно устранить, так будет лучше. Наверное, с этой мыслью Нечаев покидал последнее собрание Отделения.

Приведу реплику из показаний Прыжова: «Иванов, отказываясь слушаться Нечаева, отвечал смехом на предложение представить деньги, которые он собрал, дразнил этим Нечаева, доводя его до бешенства».[367] Иванов жил на стипендию лесного ведомства и частными уроками, лишних денег у него быть не могло. В академии он несколько раз выбирался сборщиком кассы взаимопомощи, не об общественных ли деньгах идет здесь речь… с Нечаева станется. На одном из первых допросов Успенский рассказывал: «…Иванов, считавшийся сначала лучшим деятелем в обществе, впоследствии стал часто спорить с Нечаевым и вообще обнаруживать желание или создать независимое общество под своим руководством, или выдать Правительству их общество.

Вследствие этого он, Успенский, вместе с Нечаевым и Кузнецовым стали совещаться о том, как бы укротить Иванова. Нечаев прямо предложил лишить его жизни».[368]

На другой день вождь московских заговорщиков собирался ехать в столицу для инспектирования «девятого отделения» (так Нечаев называл петербургский кружок «Народной расправы»), но путешествие пришлось отложить. Рано утром к Кузнецову забежал взволнованный Прыжов и сказал, что Иванов «не желает больше слышать о Комитете, не отдает собранных им денег и устроит свою отдельную организацию».[369] С этим сообщением к Нечаеву в Петровско-Разумовское отправился Николаев, вскоре они вместе прибыли в Москву. Весь день прошел в совещаниях и переговорах парламентеров с отступником. Расходились по домам, собирались вновь, наконец Нечаев заявил Успенскому, Кузнецову и Прыжову: «Об этом передано Комитету, и Комитет поручил мне покончить это дело, так как я ошибся в выборе Иванова».[370] Все поняли, что речь идет об убийстве их товарища, и не желали соглашаться. Особенно противились Прыжов и друживший с Ивановым Кузнецов. Упоминание о мнении Комитета на этот раз никого не переубедило. Тогда Сергей решил несговорчивых припугнуть. Если, участвуя в «Народной расправе», Иванов не церемонится с её тайнами, то что от него можно ожидать, когда он выйдет из сообщества… примется все разбалтывать, вот-вот бросится доносить в III отделение, не донес ли уже, его надобно опередить, иначе конец так удачно начатому делу. Все, что мешает «революции», следует немедленно устранить. Успенский согласился раньше других, остальных пришлось уламывать. Николаев на первые обсуждения не приглашался. Сергей знал, что «агент» Комитета заранее согласен на все. Прыжов униженно умолял учесть его возраст, здоровье и слепоту. «Прыжов в то время, когда условились совершить убийство, — писал в показаниях Николаев, — просил Нечаева и всех нас избавить его от присутствия при убийстве Иванова, говоря, что он стар и слаб, но на это никто не согласился, говоря, что он должен фактически участвовать в убийстве; после же Нечаев говорил, что это было необходимо для того, чтобы Прыжов нас не выдал».[371] Поздно вечером разошлись по домам, сговорившись покончить с Ивановым завтра. Лишь Нечаев и Николаев спали этой ночью.

Утром 21 ноября 1869 года Сергей приехал из Петровско-Разумовского в Москву и отправился к Кузнецову, продолжавшему жить на одной квартире с Николаевым. В голове руководителя «Народной расправы» уже созрел план убийства. По Москве бродили слухи о типографском станке, куда-то спрятанном ишутинцами в 1866 году. Нечаев решил сказать Иванову, будто станок зарыт в гроте парка академии и его необходимо достать оттуда, чтобы наладить печатание прокламаций. Грот этот находился в глухом месте парка Земледельческой академии, поэтому вероятность встречи с гуляющими в зимний вечер была минимальной. Заманить и придушить, мигом у остальных пропадут желания возражать и создавать другие кружки, станут покладистее и проворнее, так-то.

Дальнейший ход событий подробно изложен в протоколе допроса Успенского:

«В назначенный день я пришел в квартиру Кузнецова и там уже застал Нечаева, Николаева, Прыжова и Кузнецова. Часов в 11 утра Николаев отправился в Академию за Ивановым и с целью привезти его в Москву к Кузнецову, где должен был ожидать его Прыжов и предложить ему, под вымышленным предлогом отыскивать спрятанную, тайную типографию, отправиться в парк Академии, к Гроту, куда и мы должны были отправиться. Около двух часов дня, чтобы Николаев, приехав с Ивановым, не застал нас. мы отправились в близ находящуюся гостиницу, откуда, пообедав, зашли в… (название парка, трактира или кондитерской, написано неразборчиво. — Ф. Л.), куда через несколько времени пришел Николаев и заявил, что не нашел Иванова; мы все пришли опять на квартиру Кузнецова и отсюда, полагая, что Иванов находится у своего знакомого, студента Лау, Николаев и Кузнецов ушли за Ивановым к Лау, Кузнецов оставался на улице и когда увидел Николаева, идущего с Ивановым, взял извозчика поскорее известить нас. Тотчас я, Кузнецов и Нечаев вышли из дому и, взяв извозчика, отправились в Петровскую Академию, где Кузнецов повел нас к тому месту, где находится Грот. Я и Нечаев остались у Грота, а Кузнецов отправился посмотреть Николаева, Прыжова и Иванова. В это время я нашел два камня и привязал к ним веревки, данные мне Нечаевым, с целью привязать эти камни к ногам. Наконец послышались шаги. Я задрожал и прислонился к стене Грота. Иванов и другие вошли. Начался какой-то шум. Кто-то закричал: «Не меня, не меня!!.» Оказалось после, что это кричал Николаев, на которого бросился Нечаев, приняв его за Иванова. В Гроте было совершенно темно… В это время Иванов должно быть вырвался и бросился к выходу. Кто-то, кажется, Кузнецов, удержал его, я тоже хотел помочь ему, но в эту минуту Нечаев схватился и уронил близ входа Иванова. Подошел Николаев и они что-то стали возиться с ним; кажется, душили его. Я и Прыжов стояли в стороне. Раздался выстрел, но кто выстрелил, я не видел, а потом Нечаев говорил, что вынул револьвер Николаев, у которого он был в кармане, а выстрелил он, Нечаев, кажется, в голову. Иванов был убит, и я хотел привязать веревку с камнями к ногам, но не в силах был этого сделать. Кто-то выхватил их у меня и привязал».[372]

Окровавленный, обезображенный труп поволокли к пруду. Николаев нес первый, и ему пришлось, ломая тонкий лед, почти по пояс зайти в воду, но он не ощутил ее обжигающего холода. Тело Иванова тащили он и Нечаев, остальные только мешали. Когда труп надежно (так им показалось) скрылся под водой, убийцы молча разошлись в разные стороны, сговорившись к восьми часам вечера собраться в Москве на квартире Кузнецова.

Картина убийства Иванова известна в мельчайших подробностях, все его участники, исключая Нечаева, дали исчерпывающие показания.[373] Многие детали этого злодеяния опущены умышленно.