Андрей Зинчук - ОЧЕНЬ Петербургские сказки

• Название: ОЧЕНЬ Петербургские сказки
• Автор: Андрей Зинчук
• Издательство: Б&К
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-93414-097-3

Городские сказки – жанр редкий. В чем-то даже, наверное, исключительный. Что мы можем вспомнить сказочного о нашем городе? "Чижика-пыжика", "Крокодила" да "Мойдодыра", еще "Черную курицу" и, может быть, сказки Радия Погодина. Конечно, классиков: "Медного всадника", "Нос". В общем потоке литературы – капля в море. Про Москву Михаил Булгаков написал замечательную сказку для взрослых и назвал ее "Мастер и Маргарита", а вот про Петербург почему-то сказки не написал. Хоть и, кажется, что город наш – неистощимый кладезь для выдумки, городские сказки можно пересчитать буквально по пальцам.

Авторский сборник драматурга Андрея Зинчука, который мы предлагаем вашему вниманию, поможет в какой то мере восполнить этот пробел.

Для повзрослевших детей и их родителей.

Истинно петербургское настроение.

---

– По-моему, это су… супонь, – неуверенно произнес Дед-Дедуля.

– Сам ты супонь! Это называется "халява".

– Как? – переспросил Дед-Дедуля. – Не понял?

– Халява, Дед, это когда за тебя кто-то работает! – с заметным раздражением объяснил Болотик. После чего Дед-Дедуля спохватился и начал помогать доплетать себе одежду: все трое склонили головы над работой. И в этот момент тихий девичий смех прозвенел в воздухе: словно ангел пролетел над болотом.

Видя, что Дед-Дедуля не перестает бросать взгляды на Березу, которая к этому времени опять поднялась, Листик попросил кого-то прямо в воздух:

– Елочка, обратись!

А в ответ ему – опять лишь тихий смех.

– Когда просишь – ни за что не обратится! А может быть, стесняется, – объяснил Болотик Деду-Дедуле.

В ответ Дед-Дедуля тяжело вздохнул:

– Внучку бы… Внучку бы мне такую!… Только почему же ее Елочкой зовут? – спросил он у Листика.

– Потому что больше всего на свете любит Елочкой обращаться. В особенности под Новый год. Обернется Елочкой – да такой стройной, такой раскрасивой и распушистой, что специально приехавшие в лес лесорубы – грубые мужики! – не решаются ее рубить. Только подивятся на нее, поохают и стороной обойдут. А она, дурочка, думает, что недостаточно хорошо для них обрядилась. И на следующий Новый год обрядится еще краше, даже с игрушками…

– Для чего же она все время Елочкой обращается?

– К людям, дурочка, хочет. Грибабушка ее туда не пускает. Боится за нее. Вот она Елочкой и обращается. Чтобы в городе хоть разок побывать!

И опять над ними послышался девичий смех – будто на крылышках пролетел. После чего Дед-Дедуля заговорщицки подмигнул Листику и ткнул пальцем в куст с яркими красными гроздьями:

– А это? Этот симпатичный кустик у вас… к т о?

У Листика, похоже, уже был заготовлен ответ:

– Смородина, семейства камнеломковых. Кустарники с гладкими, реже с шиповатыми побегами, с черешковыми лопастными листьями. Цветки в кистях мелкие. Плод – ягода красного, желтого, оранжевого, черного и других цветов, кисловатая. Известно около ста пятидесяти видов, включая дикие, – и он принялся одевать в привычную лесную одежду вновь опешившего Деда-дедулю. – Ну, что, пойдем?

– Пойдем, Дед! – сказал Болотик.

– Пошли! – согласился Дед-Дедуля. И втроем они ступили на тропинку, ведущую в лес. Но ушли недалеко.

– Стойте! – вдруг остановился Листик. – Вон он, Однолапый! Вот уже куда он приполз! Без шума, гад, подобрался… Ты не забыл, Болотик, своей сердитой буквы? Ты хорошо ее помнишь? Ты помнишь, когда именно ты должен сказать ее Пачкуну?

– Это не Пачкун, Листик, – ответил Болотик упавшим голосом. – Надеюсь, ты захватил с собой мокрую клюковку? А?

Глава четвертая. ОДНОЛАПЫЙ

"…самые а-бидчивые из них стали Людям вридить и прятоть от них их вещи. А добрые Духи те не-смотря не на что по прежниму Людям памагают. Только низаметно по тихоньку. Теперь между миром Духов и миром Людей нет бы-лого е-динства хотя и те и другие живут в одних и техже местах…"

Косогор был завален вывороченными деревьями, корни и ветви которых перепутались и скрутились друг с другом, словно в судороге. У многих деревьев стволы треснули и белели смертельными разломами – зрелище сильное и страшное, как побоище: казалось, над Косогором пронесся сильнейший ураган, порушивший все живое на своем пути. А на краю Косогора чернела, отливая металлом, гигантская туша Однолапого. Рядом в кустах лежала его огромная лапа с отполированными долгой работой когтями.

– Ох и страшный же, – прошептал Болотик, осторожно разглядывая Однолапого через кусты.

– А я что тебе говорил? – так же шепотом ответил ему Листик и негромко передразнил Болотика: "Накормить и утешить". Утешишь такого… И еще, пожалуй, накормишь!

– Ну, во-первых, он спит, – как бы оправдываясь, сказал Болотик.

– Во-вторых, мы его сейчас как разбудим!… – ответил Листик, снова понемножку начиная храбриться. На что Болотик сокрушенно покачал головой и совершенно справедливо заметил:

– Разбудим – он опять есть захочет, в лес поползет. И тогда уже в самом деле конец Колдовскому лесу!

– Голова ты, Болотик! Ох и голова! Значит, будет лучше, если он и дальше будет спать! – с явным облегчением согласился Листик.

– Одна его лапа чего стоит, – будто к чему-то примериваясь, проговорил Болотик.

– А бок? На бок погляди – броня! – подхватил новую тему Листик.

– Может быть, не один он такой в лесу?… – задумчиво предположил Болотик. Эту мысль Листик тут же с готовностью развил:

– Может, их тут двое?… или даже, может быть, трое?… От большо-о-ого стада отбились?… Был бы он тут такой один – тогда понятно, тогда бы мы в момент ему рога обломали. Но связываться с целым стадом!… Только разве чтобы его раздразнить! Чтобы оно первым кинулось!…

На это Болотик промолчал.

– Все? – наконец спросил он с усмешкой.

– Все стадо… – неуверенно объяснил Листик.

– Я спрашиваю: ты все сказал? – жестко переспросил Болотик и обратился к Деду-Дедуле, про которого они, казалось, к этому времени уже забыли: – Мы ведь для чего тебя проверяли? Не первый ты тут у нас. Ты у нас тут второй! Первый у нас зимой был… Фотографом, гад, любителем природы прикинулся… Помнишь, Листик? Словом, влез в душу. В конце концов показались мы ему, уж очень он нас просил. А знаешь, Дед, чем все это кончилось? Плохо кончилось, Дед. Пригнал этот Первый в Колдовской лес автобус с иностранцами. Приборов они тут своих понаставили, сетей… Аэрозолями прыскали – отпечатки наши искали. И, конечно, ничего не найдя, уехали. Видать, решил он, этот Первый, на нас заработать. Продать он всех нас решил – и Болото, и Колдовской лес, и все-все-все!… – И, великолепно сверкнув своими огромными темными глазами, Болотик добавил: – Ну, потом-то нами ему за это было, конечно, сделано! Да, Листик?

– Сделано было. И было сделано крепко! – с готовностью отозвался Листик. И на всякий случай объяснил Деду-Дедуле: как именно и что именно было ими "сделано" тому Первому "гаду", Фотографу, то есть: Фотографа буквально взяли за шиворот и, прислонив ногой к дереву, приживили ее. Прямо за ступню. И потом он так немало простоял тут на одной ноге. И по сию пору мог бы еще стоять – от этого зрелища бывает, знаете ли, очень не по себе, когда вдруг в зимнем лесу на такое наткнешься! Это ведь тебе не какие-нибудь там выросшие за день на пне большие красные губы, это, пожалуй, посильнее будет! Да только пожалели его, Фотографа, отпустили через некоторое время прочь.

И от этих страшных слов, и от этих страшных красных губ Деда-Дедулю аж передернуло.

– Так что ежели с нами сегодня что и случится, Дед, ты все-таки смотри!… – на всякий случай незло пригрозил ему Болотик.

– Ох, Дед, смотри! – повторил Листик.

– Я – что! Я смотрю. Я – нет! – испуганно ответил Дед-Дедуля.

А после этого Болотик задумчиво сказал, кивнув в сторону Однолапого:

– А это, выходит, значит, у нас тут Третий… Только, может быть, он все-таки хоть немножко Пачкун? Неудачно обратился, никак выбраться не может?… – И, обернувшись к Листику, Болотик спросил: – Ты какие помнишь признаки у обращенных?

– Про признаки? При чужом?! – показал глазами на Деда-Дедулю Листик.

– Эх, ты, недогадливый! – пожурил его Болотик. – Говори на непонятном языке!

– Значит, так… – начал Листик и… вдруг понес околесицу: – Пиразпилипичапиют пичепитыпире пивипида пиопибрапищепинных: пиопибрапищенпиныпие пислупичайпино, пиопибрапищенпиныпие пипо пинепивопиле, пиопибрапищенпиныпие пипо пиупибепиждепинипию пии пиопибрапищенпиныпие пизлопиупимыпишлепинпиныпие. Пивсе пиипимепиют пикапикой-пинипибудь пиброписапиюпищийпися пив пиглапиза пиприпизнак: пиопитдепильный пили пиклок пивопилос, пислупичайпино пивыпироспиший пина пигопилопиве пиипили пибопиропиде, пимупитный пили пивзгляпид. Пиа питак пиже: писвипинцепиво-писепиропие пилипицо, писрописшипиепися пинапипущпиенпиныпие пибропиви…

Дед-Дедуля прислушался, покрутил головой, но не смог разобрать в его речах смысла: буквы были вроде русские, каждая в отдельности знакома, но вот все вместе взятые… Нет, непонятно Деду-Дедуле!

– …пизлупию пиупилыпибку, пимепидленпиный пис пираспистапиновпикой пигопилос, пинепибрежпинупию пиприпичеспику, пиморпищипиниспитый пилоб, писупитупилопивапитость, пипопиходпику пинепитопиропиплипивупию пиипили пизапидумпичипивость. – Листик закончил свой монолог и гордо так спросил у Болотика: – Ну, как? Здорово зашифровал? Спорить могу – он ничего не понял! А ты?…

После этого они с Болотиком некоторое время таращились друг на друга. Пока не раздался тихий смех Елочки.

– Ладно, – сдался Болотик. – Говори при нем. Времени нет с тобой разбираться!

И тогда неожиданно в их разговор вмешался Дед-Дедуля:

– Товарищи лешие, времени действительно нет! – Видно было, что после этой фразы ему стало ужасно неловко. Но, к счастью, никто не обратил на это внимания.