Стивен Барнс - Плоть и серебро

• Название: Плоть и серебро
• Автор: Стивен Барнс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-005184-0

Они — лучшие из лучших. Хирурги, умеющие исцелять без хирургических инструментов. Целители, спасающие лишь силой своего разума. Отшельники будущего. Но настал день — и один из них отдал свои руки за руки серебряные. За способность проникать в тела страждущих странным фантомным прикосновением. За дар великий — и страшный. За дар, что сделал его изгоем, отдал во власть ангела-убийцы и привел на ужаснейший из миров Вселенной. На мир кровавых ран, бесправных рабов и жестокой тирании. На мир, который весь — существо, что погибнет без серебряных рук Исцелителя…

---

Вскоре после того, как ему было предложено снова вернуться в график, Марши предложил, что возьмет Кулака с собой и передаст тем властям, которые на это согласятся. Причина была в том, что людям Ананке проще будет оправиться от случившегося, если удалить источник инфекции.

Предложение было сделано всей общине через Джона Халена, который уже стал кем-то вроде лидера. Или по крайней мере выразителем общего мнения. У Братства не было особых лидеров до Кулака, и сомнительно, что они появятся после. Марши не особо удивился, когда Джон вернулся с ответом, что они будут рады избавиться от Кулака.

С тех самых пор Марши обдумывал идею заставить Кулака открыть, что он сделал с добытым на Ананке. Стоя под струями душа, омывающими разболевшуюся голову, ощущая приливную тягу позади и предвидя мертвые часы и дни впереди, он находил эту идею все более заманчивой.

Это отвлечет мысли от… от других предметов.

— Отключить поле сна, — сказал он, и системы кровати прозвенели в ответ на команду. — Привести пациента в сознание. Иммобилизацию и анестезию сохранить.

Пробудить дракона. До сих пор он пробуждал Кулака только до полубессознательного состояния: вначале, чтобы починить его сломанную руку и помятое горло, потом во время ежедневных проверок.

Марши вполне охотно признавал, что Кулак пугает его дьявольски. И любой, у кого есть хоть половинный запас мозгов, чувствовал бы то же самое. Сердце его забилось быстрее, он схватился за боковину койки, будто чтобы не дать себе сбежать. Играть с Кулаком — отвлечение небезопасное. Куда менее рискованно бриться стогигаваттным шахтным лазером.

Гофрированные веки Кулака задрожали, когда он стал приходить в сознание.

Марши не мог избавиться от воспоминаний о бесконечных и бесчеловечных жестокостях Кулака. Его глубоком наслаждении чужими страданиями. Как Кулак чуть не разрушил его собственную жизнь. Это вызывало искушение отключить и поле подавления боли.

В этой идее была некоторая темная притягательность, но Марши отодвинул ее в сторону. Не только потому, что это было бы против его Клятвы и всех его принципов, но еще и потому, что он знал: Кулак справится с нею и обратит против него. Он не сомневался, что старик сможет овладеть собственной болью и заставить страдать от нее кого-нибудь другого.

Затянутая вялой кожей птичья клетка груди Кулака поднималась все выше с каждым вдохом. Костлявые руки слабо задергались.

Марши подавил импульс отступить назад. Не только потому, что дыхание старика было невыразимо мерзким, воняющим болезнью и смертью, но еще и потому, что он знал: сейчас откроется дверь в камеру хранения ужасов человечества.

Слезящиеся гнойного цвета глаза Кулака медленно открылись, мигнули. Если он и смешался, это не проявилось. Сморщенная душа, таящаяся за этими глазами, оглядела обстановку с холодным нечеловеческим расчетом, лишенным удивления, ожидания или неуправляемых эмоций.

Когда Марши еще учился в колледже, он первый и единственный раз посетил Землю, и там, в каменном храме в стране под названием Индия, видел настоящего живого крокодила, которого держали монахи. Было сказано, что крокодилу почти сто лет, и это почти единственный естественно рожденный экземпляр. Огромная холоднокровная тварь лежала неподвижно, наполовину погрузившись в бассейн, и оглядывала окружающий мир с такой же бесстрашной плотоядной рассеянностью. Бездушный взгляд оценивал тебя как мясо или угрозу, и если тебе везло, тебя выкидывали из рассмотрения, как не представляющего собой ни первого, ни последнего.

Кулак повернул голову взглянуть на Марши, показав неровные шрамы, оставленные на его тощей шее когтями Сциллы. Несколько долгих и неприятных секунд он смотрел молча перед тем, как заговорить.

— Вы меня увезли… с Ананке. — Кулак говорил шелестящим шепотом, с присвистом, как голос пресмыкающегося. Болезнь легких перешла в развитую терминальную стадию. Осталось вряд ли больше, чем несколько кусочков здоровой ткани, а все остальное уже был разрастающийся рак — цветы ночи, распускающиеся во влажной тьме.

— Это верно, — ответил Марши, напоминая себе, что каждое слово надо выбирать тщательно. — Вы довольно сильно там загостились.

Ха-а-а-а-а-а. Смех Кулака прозвучал булькающим змеиным шипением, от которого у Марши волосы встали дыбом.

— Думаю… так и было. — Тень пожатия плеч. — Вы меня увезли… чтобы они не… убили… бедного старика… который для них… столько сделал?

Марши покачал головой, чуть не улыбаясь от того, что предоставлялся шанс дать старику щелчок по самолюбию.

— Ни один из них даже руку поднимать на вас не собирался. Думаю, вы не испортили их настолько, насколько думали.

Конечно, не повредило и то, что все это время Кулака держали в поле сна. Этот тип святого мог бы довести до человекоубийства.

— Или я… научил их лучше… чем они сами знают. — Он дернул рукой, отметая эту тему. — Не важно. А как… моя Сцилла?

— Ее зовут Ангел, — ответил Марши холодно, и приятность предыдущей секунды тут же испарилась при упоминании ее имени и вызванных этим воспоминаний. — Сцилла — это имя того создания, в которое вы пытались ее превратить. Но это ведь тоже не так хорошо получилось? Помните, как она вам чуть голову к чертям не оторвала? Она больше не Сцилла и не ваша.

Бесчеловечные желтые глаза ввинтились в лицо Марши, требуя его полного внимания.

— Если она больше… не моя игрушка… значит… ваша. Вы обратили ее… вытеснили меня. Это делает ее… вашей.

Улыбка Кулака внушала ужас. И снова Марши вспомнилась хохочущая Чума с косой на средневековых картинах.

— Правда… чудесная собственность? — Кулак облизнул губы длинным серым языком. — Молодая. Красивая. Невинная. И так рвется… доставить радость.

— Она ничья не собственность, — сурово ответил Марши. — Она не щенок и не кукла. Она теперь сама своя. И никто ею не владеет — меньше всех я. Теперь, когда вы не дергаете ее за ниточки, у нее есть возможность создать собственную жизнь.

В тлетворном немигающем взгляде Кулака тепла было столько же, сколько в дыхании космоса. Любая уверенность увяла бы под ним, как орхидея на льду.

— Вы… ее покинули? — спросил он со зловещей ноткой обвинения в голосе.

Марши заставил себя не отвернуться, чувствуя, что приколот к стеклышку микроскопа и его изучают, рассматривают: годится ли он для анатомирования. Кроме того, он не был уверен, что смог бы отвести глаза, если бы захотел.

— Да.

На самом деле он не покинул ее, но понимал, что спорить на эту тему не стоит. В войне слов он сам и окажется первой жертвой.

— Тогда вы ее… приговорили, — произнес Кулак, явно довольный этой перспективой.

— Я ее освободил. — Марши не смог убрать нотку оправдания в голосе. — Я дал ей шанс самой кем-то стать.

— Вы ее… приговорили, — повторил Кулак со стальной уверенностью, от которой кровь в жилах у Марши превратилась в новокаин. Он сказал себе, что Кулак пытается поймать его в ловушку. Жизнь или смерть Ангела что-то значат для Кулака, постольку-поскольку он может обратить их себе на пользу.

Но как Марши ни старался, а не клюнуть на эту приманку он не мог. Он должен спросить Кулака, что тот имеет в виду, хотя почти наверняка играет на руку старику.

— Объясните, что вы хотите этим сказать.

Это прозвучало скорее как призыв, а не требование, как хотел бы Марши.

Кулак игнорировал вопрос. Он оглядел кусочек интерьера, который был виден изнутри кровати, потом снова перенес внимание на Марши.

— Куда вы… меня везете?

Марши покачал головой, не желая оставлять тему:

— Сначала объясните, что вы имели в виду, когда сказали, будто я приговорил Ангела.

Пучок обтянутых бумагой палочек, который был рукой Кулака, шевельнулся в нетерпеливом жесте — дескать, это все ерунда.

— Ничего. — Снова тот же rictus sardonicus. — Если она такова… как вы говорите… личность сама по себе… то ее судьба… ее личное дело… и не ваша забота. — Он с ожиданием вгляделся в Марши. — Или это… не так?

Марши открыл было рот — и закрыл снова. Его прежний провальный образ действий с Кулаком научил его, что каждое сказанное им слово только глубже затягивает его в трясину. И потому он неохотно оставил тему и ответил на вопрос Кулака:

— Мы направляемся в пункт под названием станция Боза.

Что-то мелькнуло на маске лица Кулака. Мелькнуло так быстро, что Марши не успел понять, что это было. Кажется, не страх, но, быть может… смятение?

Кулак закрыл глаза. На его лице нельзя было ничего прочесть. Но монитор койки сообщил о пике учащения пульса. Эта реакция не была искусственной.

— Я отдохну немного, — произнес Кулак повелительным тоном, отворачивая голову. — Оставьте меня.