Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

• Название: История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
• Автор: Екатерина Матвеева
• Издательство: ШиК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-86628-038-8

Издательство «ШиК» представляет роман Екатерины Матвеевой, первое художественное произведение автора, прошедшего трудный путь сталинской каторги — «История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек».

Опять Гулаг, опять сталинские лагеря? Да. — Гулаг, сталинские лагеря, но здесь, прежде всего, произведение в жанре русской классической прозы, а не воспоминания, ограниченные одной судьбой, это итог долгих раздумий, это роман с художественными достоинствами, ставящими его в ряд редкостной для нашего времени литературы, с живыми образами, с мастерски раскрытыми драматическими коллизиями. Это полифоническое произведение, разрез нашего общества в его зеркальном отражении в Гулаге и зеркальное отражение Гулага в «вольной жизни». Автор ищет ответ на жгучий вопрос современности: почему в одночасье рухнул, казалось бы, несокрушимый монолит коммунистического режима, куда и почему исчезли, как тени, «верующие» в его справедливость и несокрушимость. И все же, прежде всего, это роман, развитие сюжета которого держит у читателя неослабевающий интерес с первых и до последних страниц.

---

— Милая Надя! Чувство прекрасного, которым вы обладаете в полной мере, — чувство опасное!

— Почему же? Наоборот!

— Всегда есть большой риск остаться ни с чем! Потому что благородных и прекрасных людей, в мире почти не осталось. Истинная красота изменила свое лицо.

— Тогда мне действительно повезло! Я смело могу сказать, что любила человека благородного и прекрасного,

— Тем болезненнее потеря. К вашему сведению, чрезмерная тяга к мужской красоте — большая наша женская ошибка.

— Что делать? — горько улыбнулась Надя, — Сердцу не прикажешь. Физическая красота волнует не только мужчин…

— Это по молодости. Позже приходит расчет, прагматизм, разум, наконец. Хотя первая любовь незабываемая, — сказала Валя с таким затаенным чувством нежности и тепла, что Надя, пораженная ее искренностью, невольно взглянула на нее с нескрываемым удивлением.

— Да, да! Поверьте мне, особенно если пришлось расстаться не по своей воле. Знаю по собственному опыту!

Надя обомлела: «Это же Анна Вейгоца! И толкует о своем Василе-«Козырном тузе», как же я могла забыть! Как запамятовала! Видно, память мою отшибло!»

Она тотчас поднялась из-за стола. — Ну, я пошла! — С Вольтраут встретилась с удовольствием, с Анной Вейгоцей говорить было не о чем.

— Телефон ваш у меня есть, буду в Москве, позвоню! — на прощанье сказала Вольтраут.

Сбегая по ступенькам широкой лестницы «Метрополя», Надя ругала себя за свою забывчивость. Она совершенно забыла о том, о чем целую ночь ей рассказывала Пашка толстоносая в госпитале: «Душегубка, гадина, — сказала она. — Повезло тебе, Анна Вейгоца ускользнуть от рук правосудия, спасибо канцлеру. Гуляешь на свободе». И тут же возразила себе. «Но ведь десять лет все же отбыла? С сорок пятого по пятьдесят пятый! Хоть десятку давали вообще ни за что! Светка Корытная, Наташа Лебедева, космополитка безродная Ирина Соболь, бессрочная Коза Антонина? Да мало ли их?»

В таком сумрачном и подавленном настроении вернулась Надя домой. Володя уже ждал ее и, помогая раздеть пальто, спросил:

— Ты где была? Я скучал, уже волноваться начал.

— У Вали! — небрежно ответила Надя, отворачиваясь от него, чтоб он не почувствовал, как от нее пахло коньяком.

— Что же ты меня с собой? не взяла?

— Во-первых, тебя не было дома, а, во-вторых, тебе было бы неинтересно с нами.

— Почему ты так думаешь? Мне всегда интересно с тобой… Это тебе со мной неинтересно, — с обидой сказал он.

Но Надя не имела настроения пререкаться и выяснять отношения с мужем. Она прошла в свою комнату, взяла первую попавшуюся книгу и села в кресло. Напрягая память, она судорожно вспоминала, о чем ей целый вечер и ночь толковала Пашка. «Анна еще с гимназии спуталась с бандитом и убийцей. При поляках он был арестован за ограбление ювелирного магазина с убийством хозяина. Анна сумела выкрутиться, под суд не попала. Пришли Советы и его отпустили, как жертву польско-панского произвола. При немцах Анна работала переводчицей в СД».

Несмотря на дружественные заверения, Надя всем своим существом ощутила, что появление Вольтраут фон Шлеггер, — Анны Вейгоца, — прямая угроза ее спокойной, а может быть, и семейной жизни.

— Зачем ты дал ей наш телефон? — набросилась она на Володю.

— Но это же твоя приятельница, — удивился он. — И к тому же она меня сразу спросила телефон на случай, если бы мы не нашли тебя.

— Володя, давай сразу договоримся, — резко сказала Надя. — Мне много приходится заниматься и совсем недосуг встречаться со случайными знакомыми!

— Хорошо, в следующий раз я так и скажу твоим случайным знакомым.

Между молодыми пробежала тонкая, ледяная струйка отчуждения. Несколько раз он после работы подъезжал за ней в консерваторию, поджидая в маленьком сквере, но, как назло, ее каждый раз что-нибудь задерживало, и он, так и не дождавшись, досадуя, уезжал. Самолюбие его постоянно страдало от бесконечных дифирамбов Наде. Он растерял половину своих друзей, не собираясь больше шумными молодежными компаниями с застольем, чувствовал себя заброшенным и обойденным вниманием. Очень редко удавалось сходить с друзьями на футбол, больше был вынужден сопровождать Надю на концерты или в оперу. Она угнетала его своим яростным желанием самообразоваться, а он не мог знать, что она просто-напросто наверстывает невольно упущенные знания, потерянные годы в лагере.

Она напрочь не понимала прелесть компанейских застолий, где обязательно требовалось для начала, оглушить себя вином и только после этого начиналось веселье.

Ей были скучны недвусмысленные, пошловатые анекдоты «в стиле гражданина ЧОСа», над которыми так самозабвенно смеялись молодые люди.

— Ты просто лишена чувства юмора, не понимаешь их, — с сожалением говорил ей Володя.

— Юмор пошляков? Нет, не понимаю. Пошлость никогда не называлась юмором. — И тут же рассказала ему ядовитый, но вне сомнений, остроумный анекдот, слышанный от Козы и известный в Речлаге, как анекдот Карла Радека об Иосифе Виссарионовиче в годы его ссылки в Туруханский край.

Володя оценил — посмеялся от души, но тут же сказал:

— Такие побасенки мы будем слушать лет через пяток! Постарайся не забыть, а пока смейся над пошлыми, если можешь.

— Я воздержусь смеяться, подожду пока осмелеете.

Развеселить ее могла только музыка. Зато всякая. Хор Пятницкого, джаз Эдди Рознера, органист Игумнов и непревзойденный джазист-пианист Цфасман, веселая оперетта и, конечно, — любимая классика в любом исполнении: певцами, скрипачами, пианистами, оркестром.

Володя же дальше песен из кинофильмов, да еще танцевальных ритмов в своей любви к музыке не дорос, как ни старался, и, будучи человеком искренним, зевал в опере и на камерных концертах, куда его частенько таскала Надя.

— Вот это и есть биологическая несовместимость козла с коброй, — говорила Надя, заметив его скучающее лицо.

Володя не сердился на нее и со смехом отвечал:

— Что ж делать? Не дал Бог ушей, все Татьяне досталось! Посмотрим, что покажет гибрид, в козла или в кобру? И все же один раз, не выдержав, он сказал ей:

— Знаешь, если бы ты оставалась простой плиточницей, как раньше, мне было бы намного теплее с тобой.

Надя готовилась к зачетам, не все ладилось у нее, нервы были напряжены, она сорвалась и закричала:

— В тебе говорит элементарный эгоизм избалованного вниманием мальчика. Захотел Трилли собачку и получил. Чего еще?

— А получил кобру Нагайну. Ошибся! — с милой улыбкой сказал Володя, обнимая ее, и поспешил погасить назревающий конфликт. Но Надя уже завелась.

— Я никогда не прикидывалась лучше, чем я есть. Я не «тонкая рябина» и не желала к «дубу перебраться», я сама дуб и крепко стою на ногах! Кобра? Такая была всегда. Ты это знал!

— Что теперь поделаешь? — шутливо вздохнул Володя. — Любовь зла, полюбишь и кобру, не то, что козла!

Она понимала душой, что упреки его не напрасны. Но что было ей делать? Она изо всех сил старалась попасть в число лучших на стажировку в Италию.

В субботу они договорились поехать на дачу. Им обоим нужно было отдохнуть, отключиться.

— Вспомним медовый месяц! — пошутил Володя.

Но уже в пятницу вечером он пришел с работы озабоченный, «весь в себе». Надя сразу заметила перемену в его настроении и старалась угадать, что могло случиться? После ужина она молча собрала посуду и отправилась на кухню. Следом за ней пришел Володя, с минуту постояв, он сказал:

— Надюша, оставь пока, потом вымоем, я помогу. Дело есть, разговор серьезный.

Надя замерла: «Так и есть! Вольтраут успела поговорить с ним обо мне!» Она тут же приняла независимый вид, вскинула голову и отправилась в свою комнату, готовая защитить себя от любых обвинений. Села в кресло и приготовилась к отражению атаки.

— Надя, прошу, выслушай меня, пожалуйста, внимательно! Я хочу, чтоб ты правильно меня поняла, — начал он издалека.

И она еще больше напугалась и насторожилась: «Разговор действительно серьезный, он волнуется».

— Ты знаешь, я кончил аспирантуру и вроде бы благополучно приземлился.

Надя вцепилась в подлокотник кресла: «Сейчас он скажет, что я обманула его!»

— Но прошло почти два года, а я все сижу на том же месте.

— Ну, слава Богу, — облегченно вздохнула Надя.

— Что слава Богу? Чего ж хорошего? Так и до седых волос просидеть можно. Старики засели намертво и с работы уходят только на кладбище, — раздраженно сказал Володя.

Надя прыснула со смеха, не оттого, что ей показались смешными старики, а оттого, что стало легче на душе: «Ошиблась».

— Сейчас мне предложили очень интересную и перспективную работу непосредственно по моему профилю.

Надя встала и приготовилась идти обратно на кухню домывать посуду: